Наконец дверь отворилась, и вошел Шервашидзе. Она поднялась навстречу.

- Простите, что задержал, - сказал он, протягивая ей руку.

- Теперь можно к нему, доктор? - тревожно глядя на хирурга и боясь услышать отказ, спросила Елена Николаевна.

- Вот об этом-то я и хочу с вами поговорить. Вы не волнуйтесь, мы сейчас все обсудим и решим. Не забывайте, что Дробышев болен, очень тяжело болен, еще несколько дней назад я сомневался в благополучном исходе. - Шервашидзе доверительно наклонился к Елене. - Я хирург, моя профессия кромсать человеческие тела, чтобы возвращать их к жизни. Я привык видеть людские страдания! Но, бог мой, что они сделали с этим парнем! Что целого осталось у него? Голова разбита, зубы выбиты, плевра пробита, обе руки перебиты, одну мы уже ампутировали, нога перебита… ан жив, жив, курилка!.. И будет жить! И от вас зависит, чтобы он был счастлив…

Елена Николаевна слушала, как во сне. Одна мысль владела ею: «Сейчас я увижу Федора, сейчас я его увижу!»

- Доктор! Федор знает, что я здесь? - резко спросила она, в упор взглянув на Шервашидзе.

- Знает! - сказал хирург. Он встал. - А теперь пойдемте к нему!

У двери палаты Шервашидзе остановился, пропустил Елену Николаевну вперед и, показав на дверь, промолвил вполголоса:

- Идите вы! «Сильнодействующее»! Только смотрите у меня! - погрозив пальцем, он повернулся и быстро пошел по коридору.

Елене Николаевне никогда не было так страшно, как сейчас. Ей казалось, что она не сможет войти. Пересилив себя, точно бросаясь с высокого берега в воду, она открыла дверь - и увидела Федора. В глазах у него было столько напряженного ожидания, что она, забыв о своем страхе, бросилась к нему, упала на колени и, спрятав лицо в мохнатое одеяло, заплакала.

Вот и пришло то, о чем мечталось долгими бессонными ночами, что казалось несбыточным, невозможным и мучительно трудным.

Снова они были вместе. Снова, как и раньше, он гладил ее голову, прижавшуюся к нему, чувствовал теплоту ее вздрагивающих плеч и был счастлив большим мужским счастьем, которое приходит, когда человек перестает быть одиноким. Желая посмотреть ей в глаза, он поднял голову Елены и увидел частые серебряные нити в черных волосах. И еще дороже стала она ему. Сколько горя принесла им ее ложь, такая маленькая и безобидная вначале, потянувшая за собой большую, заранее обдуманную и оскорбительную для обоих. «Как она изменилась», - думал он, глядя на похудевшее, осунувшееся лицо Елены с новыми для него морщинками. Да! Видимо, не одному ему было тяжело это время.

Волнение мешало им говорить.

Как она могла обмануть этого человека? Всей ее жизни будет мало, чтобы загладить причиненное зло. И не жертва это - ее будущая жизнь с ним, ее радость. Радостным и счастливым должно быть будущее, как радостен и светел этот день, это солнце, эта весенняя природа. Пусть повторится их первая встреча, теперь уже осмысленная, обожженная горем, долгой и мучительной разлукой. Она видела запавшие, истомленные страданием, широко раскрытые глаза любимого, какие-то новые и бесконечно дорогие.

Пусть же они будут счастливы!

В дверях появилась фигура главврача.

- Ну, поговорили? Я думаю, на сегодня довольно!

Он посмотрел на обоих, увидел в глазах у них так много невысказанного, что только махнул рукой и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Встретив в коридоре Этери, он задумчиво сказал ей:

- В данном случае, как говорил чеховский фельдшер, медицина бессильна. Нам с вами здесь нечего делать. Пусть лечатся сами. - И, заметив удивленный взгляд сестры, добавил: - Пусть уж она дежурит у него сегодня. А вы идите в дежурку, отдыхайте.

Добежав до первых домов Цебельды, Сандро остановился. Только сейчас он почувствовал страшную усталость и голод. Но Сандро понимал, что думать об отдыхе не имеет права. Надо было немедленно найти связного, организовать засаду у моста, доложить Чиверадзе обстановку.

Передохнув несколько минут, Сандро медленно пошел по улице, отыскивая в темноте нужный ему дом. Дойдя до центра селения, он свернул на боковую улицу и постучал в одну из калиток. Сразу же во дворе залаяла собака, в соседнем доме - другая, а через минуту Сандро казалось, что во все дома селения стучаться такие, как он, и все собаки Цебельды, захлебываясь от злобы, рвутся к оградам, кидаясь на нарушителей тишины. В двух-трех домах загорелся свет и послышались голоса.

Стоя у изгороди, Сандро ожидал, когда из дома выйдет нужный ему человек. Наконец, он услышал знакомый голос хозяина, своего старого приятеля, который отзывал яростного пса. Видя, что уговоры не помогают, хозяин швырнул в собаку камнем и, видимо, попал, потому что она взвизгнула и замолчала.

- Кто там? - спросил из темноты тот же голос.

- Это я, Сандро.

Человек подошел к калитке и, вглядываясь, переспросил:

- Кто?

- Это я, Сандро, - повторил он. - От Ивана Александровича.

- Иди в дом! - сказал человек из-за изгороди и открыл калитку.

Чутьем угадывая тропинку, Сандро прошел в глубину сада и остановился. Перед ним отворилась дверь, блеснул свет. В комнате за столом сидел незнакомый человек. При свете керосиновой лампы он читал какие-то записки, посматривал на карты и даже не поднял головы. Хозяин дома прошел вслед за Сандро, из другой комнаты появился Пурцеладзе. Сидевший за столом поднялся. Сандро вопросительно посмотрел на своих друзей.

- Что смотришь? - сказал Пурцеладзе. - Знакомься. Обловацкий, Сергей Яковлевич, с ним будем проводить операцию. Рассказывай, как дошел. Только не очень громко, - предупредил он, кивнув на дверь.

Сандро с жадностью наблюдал, как хозяин дома ставит на стол тарелки с едой.

- Как дошел? - повторил вполголоса Пурцеладзе.

Забыв об усталости, Сандро начал рассказывать, как он шел по дороге, почему-то твердо веря, что встретит Минасяна. Говоря о встрече и схватке, он как будто снова пережил все происшедшее.

- Микава говорил тебе, что Минасян должен встретиться с человеком у Красного моста? - перебил его Обловацкий.

- Говорил. А вы откуда знаете?

- Тоже от Микавы! Мы второй день наблюдаем за человеком в орешнике цебельдинской дачи. Днем он крутится в подлеске, недалеко от моста и дороги, а на ночь уходит в чащу. Видимо, это и есть связной, - пояснил Сергей Яковлевич.

- Как же после схватки Минасян побежал в обратную сторону? - удивился Пурцеладзе.

- А вы, Володя, хотели бы, чтобы, перепрыгнув через Сандро, он устремился прямо в Цебельду? - улыбнулся Обловацкий.

- Если бы мне предстояла встреча, я не терял бы времени, - сухо ответил Пурцеладзе.

Сандро вмешался в разговор и сказал, что, вероятно, Минасян знакомыми тропинками, минуя селение, придет к мосту.

- Надо подумать, как нам захватить обоих! - решил Обловацкий. - Давайте вашего человека! - обратился он к хозяину дома.

Тот кивнул и вышел в другую комнату.

- Кто там? - наклонившись к Пурцеладзе, шепотом спросил Сандро, но Володя сделал вид, что не расслышал.

- Ты ешь, а то голодный останешься!

За дверью раздалось покашливание, и в комнату вошел пожилой человек в черной черкеске. Не торопясь, он подошел к столу, приложил руку ко лбу, губам и груди и с достоинством поклонился. Лицо его было незнакомо Сандро.

- Садись, Измаил! - пригласил его Обловацкий. - Когда у тебя был человек с перевала?

- Три дня назад.

- Ты хорошо его знаешь?

- Конечно!

- Откуда он, как зовут и как часто ты его видел?

Измаил рассказал, что это Коста из-под Теберды, у него там небольшое хозяйство. Чтобы заработать, он иногда сопровождает туристов на ближайшие вершины, а то и до перевалов. Несколько раз он приходил в Ажары, приносил письма.

- Тебе? - удивился Пурцеладзе.

- Нет. Через меня для Эмхи, - насупился Измаил.

- Сегодня мы показали тебе издали человека. Это он? - спросил Обловацкий.

- Он!

- Тогда давай решать, как захватить его и Минасяна. Садись, смотри на карту. - Обловацкий подвинулся и освободил место на скамейке. - Вот мост, видишь? Вот дорога на Амткелы, оттуда дорога на Домбай и Марух.