Небольшая комната с низким потолком, дощатым, не очень чистым полом, тремя столиками под залитыми вином скатертями была пуста. Только в глубине ее, за непомерно большой стойкой, накрытой стеклянным колпаком, дремал буфетчик. Толстый, краснощекий и, видимо, ленивый. Даже дверной колокольчик, звякнувший при входе Обловацкого, не заставил его поднять голову.

Сергей Яковлевич подошел к прилавку. Под колпаком на тарелках лежала какая-то зелень, кусок местного ноздреватого, уже высохшего сыра, несколько коричневых яиц, и крылышко рахитичного цыпленка. От вида этой снеди у Обловацкого пропал аппетит, и он уже хотел повернуться и уйти, не будя спящего, но бросив взгляд на буфетчика, увидел, что тот не спит и наблюдает за ним заплывшими от жира узенькими глазами-щелками.

- Что кушать будешь? - подняв голову, спросил буфетчик.

- А что есть, кроме вот этого? - кивнув на витрину, сказал Сергей Яковлевич.

- Можно сациви, харчо, лобио, шашлык, мамалыгу с сыром, - привычно перечислил буфетчик.

- Ну давай шашлык, только поскорей, - неуверенно попросил Обловацкий. - И без мух, - добавил он, заметив, что мухи ползают по цыпленку.

- Сейчас будет! - заверил его духаньщик и с живостью, которой Обловацкий от него не ожидал, подскочил со своего стула, повернулся и, сунув голову в деревянное окошко в стене, громко скомандовал кому-то за стеной:

- Один шашлык, быстро!

Он захлопнул окошко и начал резать хлеб.

Сергею Яковлевичу теперь уже нельзя было уходить: работа завертелась, и он был ее виновником. Обловацкий подошел к ближайшему столику, смахнул с него рукой крошки хлеба и какие-то косточки и сел, ожидая заказа.

- Вино пить будешь? - поинтересовался духанщик.

- А какое есть?

- Какое хочешь! Вино одинаковое, местное, только бутылки разные, - серьезно ответил толстяк.

- Давай местное, - улыбнулся Обловацкий.

Скоро принесли шашлык, а стол заставили тарелками с какой-то травой, острой пахучей «сацибели» и с хлебом. Появилась бутылка красного вина и мокрый стакан.

Пока Сергей Яковлевич пытался разгрызть и прожевать кусок старого жилистого мяса («Наверное, буйволиное» - подумал он), толстяк уже налил ему вина и сел рядом.

- Приезжий? - спросил он, любопытный, как все духанщики. - Из Москвы?

Продолжая жевать, Обловацкий кивнул головой.

- По делу приехал или так? - продолжал допытываться буфетчик. Это «так» очевидно означало: на отдых.

Сергей Яковлевич снова кивнул головой: «Так!» Потеряв надежду осилить кусок мяса, который не брали зубы, Обловацкий проглотил его и запил вином.

- В Москве работаешь? - не отставал буфетчик.

- В Москве, - переводя дыхание, ответил Сергей Яковлевич. - На днях домой уеду. - И, помня рассказы о здешней контрабанде, поинтересовался:

- Чего-нибудь хорошего у вас тут достать нельзя?

- Французские чулки? - наклонился к нему буфетчик.

Несмотря на то, что в комнате, кроме них, никого не было, он сейчас говорил шепотом.

- Можно и чулки, но лучше что-нибуда подороже.

- На костюм?

- Вот это уже хорошо, - обрадовано сказал Обловацкий.

- Какой цвет тебе хочется? - допытывался толстяк.

- А какой есть?

- Какой надо, такой и будет.

- Хорошо бы синий или коричневый. А посмотреть можно?

Обловацкий пожалел, что не взял с собой денег.

- Говоришь, через несколько дней уезжаешь? - переспросил его духанщик. - Давай адрес, завтра принесут тебе.

Обловацкий написал на клочке бумажки номер своей комнаты в «Рице» и свою фамилию. Увидев входившего в духан и, видимо, искавшего его Хангулова, он повернулся спиной, и Виктор понял, что мешает. Покрутившись у буфета и выпив стакан вина, он вышел.

- Видел? - буфетчик наклонился к столу. - Чекист.

- Что ты говоришь? Не может быть! А я подумал - курортник какой-нибудь, - притворно удивился Сергей Яковлевич.

- Чекист! Я его знаю! - уверенно сказал толстяк. - Я их всех знаю, - самодовольно повторил он.

- Так значит, завтра? - спросил Сергей Яковлевич, вставая и расплачиваясь.

- Наше слово - закон! Ты хороший человек, тебе можно сделать! - ответил духанщик. - Если что будет нужно, приходи, спроси Ашота - это я! - он ткнул себя пальцем в грудь.

- Спасибо, обязательно зайду! - поблагодарил Сергей Яковлевич.

Попрощавшись, он пошел к автобусной остановке и, садясь в автобус, увидел Хангулова, разговаривающего с милиционером.

Шофер с сумкой и рулоном билетов получил с него деньги за произд и закричал на всю улицу:

- На Сухум, на Сухум, чкара, чкара - скорей, скорей, сейчас поедем.

Проработав всю ночь над документами, Обловацкий вернулся в гостиницу и лег спать. Отрогов с Чочуа находились в Афоне, и ему никто не мешал.

Утром стук в дверь разбудил его. Отворив, он увидел незнакомого молодого человека в серой поношенной черкеске, с башлыком на голове.

- Ты Сергей? - спросил вошедший.

- Я!

- Мы к тебе, Ашота знаешь?

- Заходи, заходи, - обрадовался Сергей Яковлевич. - Принес?

Неизвестный внимательно осмотрел комнату и, немного помедлив, сказал:

- Принес, сейчас будет! - и вышел в коридор.

Выйдя на балкон, Обловацкий заметил Пурцеладзе, сидевшего напротив гостиницы. Увидев Обловацкого, он кивнул головой и закрылся газетным листом.

Услышав стук открываемой двери, Сергей Яковлевич вернулся в комнату. В дверях стоял его новый знакомый. Через плечо у него была переброшена плотно набитая переметная сума - хурджин. Гость положил хурджин на пол и сел у круглого стола.

- Ну, показывай, что принес, - сказал Сергей Яковлевич, деловито потирая руки.

- Коверкот принес, бостон принес, индиго, - нараспев ответил он.

- Как тебя зовут? - спросил Обловацкий.

- Васо.

- Ну, выкладывай товар, Васо.

- Ты дверь закрой, пожалуйста, - попросил гость, - потом покажу. Сам знаешь, разные люди ходят!

Закрынв дверь на ключ, Обловацкий подошел к столу, на котором уже лежали два отреза - темно-синий и коричневый.

Обловацкий не очень хорошо разбирался в материале, но все же увидел, что отрезы посредственные.

- Э, да такие отрезы продаются у вас во всех сельпо. А что, получше нет? - спросил он разочарованно.

- Не нравится? Ну тогда смотри вот это. - Васо достал из хурджина отрез отличного индиго.

- Вот этот я возьму. А серого нет?

- Есть и серый.

Как заправский купец, Васо вытащил и развернул новый отрез.

Немного поторговавшись для виду, Сергей Яковлевич заплатил и спрятал покупки в чемодан. Васо уложил оставшиеся отрезы в хурджин.

- Носить будешь - вспоминать будешь, девушки любить будут. Ну, до свиданья!

- Спасибо, - поблагодарил, провожая его, Обловацкий.

Закрыв за своим гостем дверь, Сергей Яковлевич вышел на балкон. Посмотрел вниз, увидел, как из подъезда вышел Васо с хурджином на плече, немного постоял и осмотрелся. С одной из скамеек поднялся духанщик Ашот и подошел к нему. Сказав толстяку что-то, Васо, не оглядываясь, быстро пошел по улице. На некотором расстоянии от него сзади шел Ашот. Скамейка, на которой сидел Пурцеладзе, была пуста. Все было в порядке! Сергей Яковлевич улыбнулся и вернулся в комнату.

Ночью Дробышев внезапно проснулся. За окном, совсем рядом, в кустах орешника, заплакал шакал. Видимо, это был щенок, потому что его тонкий, писклявый голос напоминал плач ребенка.

В комнате стоял полумрак, но, взглянув на окно, Федор увидел через полуоткрытые ставни залитые лунным светом кроны деревьев. К одинокому шакальему голосу присоединился второй, более окрепший, а потом их уже звучало несколько.

Дробышев посмотрел на сидевшую в кресле Этери. Положив под голову руку, она спала. Федор осторожно тронул ее за плечо. Она вздрогнула, еще не очнувшись окончательно, открыла глаза и растерянно оглянулась.