Васю увели. И только тут Фрич заметил в углу трясущегося от страха врача.

— А, ты все еще здесь, старая кляча. Вег!

…Ничего не сказал Василий Семенович Жеребилов гестаповцам. Не назвал, не выдал ни одного чеха, помогавшего партизанам. А знал Вася многих, очень многих.

Гитлеровские палачи были бессильны сломить его волю. Его можно было замучить, убить, что они и сделали, но заставить этого сильного духом человека стать предателем было невозможно.

Кончик нити, за который удалось было ухватиться гестаповцам, тут же и оборвался.

Наконец сложный механизм разведки был создан, налажен и действовал. Ежедневно из городов и сел, с железнодорожных станций к нам поступали сведения от многих и многих верных друзей. Внимательные глаза и чуткие уши наших помощников повсюду следили за врагом.

Победа была близка. Как дикий, затравленный зверь, враг метался в стальном кольце фронтов, бешено огрызаясь, напрягал последние силы, лихорадочно маневрировал остатками своих резервов.

В этих условиях особое внимание приходилось уделять работе железных дорог. Двухколейная дорога Прага — Брно проходила у нас под боком. Девяносто шесть пар поездов в сутки пропускала эта дорога, а во время боев за Вену поезда здесь шли с интервалами в пять минут.

Ежедневно в десять часов вечера к нам поступала сводка о движении грузов за сутки, составленная диспетчером Гашеком и его товарищами. Такие же сведения о движении поездов по другой дороге на участке Хоцень — Наход давал нам железнодорожник Ян Жига. И каждый день Лобацеев развертывал свою рацию, связывался с радиоцентром.

«ЗФЗ, ЗФЗ», — быстрыми, едва заметными движениями руки выбивал он свои позывные.

Центр, как всегда, отзывался немедленно. Там круглые сутки, сменяя друг друга, дежурили у аппаратов радисты, внимательно вслушиваясь в хаос эфира, терпеливо ожидали на заданной волне сигналов далекого «ЗФЗ».

Кто он, так часто выходящий в эфир корреспондент, чей четкий, уверенный радиопочерк хорошо запомнился, где работает, какие сведения передает, — всего этого операторы радиоузла не знали. Они знали только, что сигналы идут из-за линии фронта, что эти сведения, возможно, добыты ценою крови, и стремились успеть записать торопливый, порой едва слышный писк морзянки.

Чуть слышно дробно цокает ключ в руках Лобацеева. Мигает синим глазком индикаторная лампочка на панели рации, повторяя текст радиограммы:

«Центр. Соколову. По дороге Пардубице — Усти с 3/4 по 4/4 прошло на восток: войск СС 315 вагонов, танков „тигр“ 28 шт., танков средних 15 шт., самоходных орудий 19 шт., бронемашин 30 шт., орудий разных 54 шт., автомашин 649 шт., порожняк 449 вагонов… Сегодня за ночь на восток прошло 35 „тигров“. Имеются данные, что двигается танковая дивизия СС „Герман Геринг“. Уточню и сообщу завтра. Крылов».

А на другой день Лобацеев передавал следующую сводку:

«Центр. Соколову. По дороге Пардубице — Усти с 4.IV по 5.IV прошло на восток: войск 138 вагонов, „тигров“ 35 шт., средних танков 3 шт., самоходных орудий 93 шт., автомашин 267 шт., порожняк 222 вагона. Перевозится танковая дивизия СС. Номер установить пока не удалось. Снята из-под Кюстрин под Берлином. Едет через Ческу Тржебову на Брно. Крылов».

«Соколову. 19-я танковая дивизия перемещается из-под города Глатц в город Вальденбург»…

И так каждый день. Но, кроме данных о работе железных дорог, к нам теперь ежедневно поступали в большом количестве материалы, собранные подпольщиками во всех городах Восточной Чехии и Моравии. Это были сведения о дислокации, составе, вооружении и настроении немецких гарнизонов, о расположении полевых аэродромов и складов, о фортификационных работах, о работе промышленных предприятий, порой просто о слухах, упорно распространяемых среди местного населения.

Обычно я ночевал то в Хоцени у Бартельдовых или Гоудека, то в замке у Вовеса, то в Добжикове у Соботковых — там, где застанет ночь и окончательно одолеет усталость. В отряд приходил утром. Если ночью группы уходили на операции и приводили пленных, в первую очередь проводил допрос. Затем вместе с Лобацеевым просматривали всю «почту», собранную нашими «почтальонами» в тайниках.

Почта самая разнообразная. Записки написаны на разных клочках бумаги, порой таким неразборчивым почерком, что даже Томаш крутит головой и чертыхается.

Даже в самой манере изложения материала сказывается характер осведомителя. Один исписывает несколько листков, пространно рассказывая, с какими трудностями ему удалось получить крупицу важного, по его мнению, сообщения, другой кратко, емко сообщает только факты, и такая записка — почти готовый текст для радиограммы.

Вот сложенная вчетверо записка от Иозефа Киттлера, ездившего перепроверять сведения из Градца-Кралове. Мелким каллиграфическим почерком выведено:

«Гарнизон в Градце составляет около 6 тысяч человек.

1. Запасной пехотный полк — до 3 тыс. чел. Срок обучения 14 дней. После подготовки солдат отправляют на Наход, Жамберг, Рыхнув.

2. Авиашкола — 500 чел.

3. Автомоторота—300 чел.

4. Полевая жандармерия — 240 чел.

5. Гестапо и мелкие части.

6. Главный штаб НСДАП[56], его охрана».

Молодец Иозеф! Быстро успел справиться с задачей.

Его данные полностью совпадают с материалами Веры Бартельдовой, тоже с этой же целью побывавшей в Градце-Кралове. Что ж, это можно уже сообщать в Центр. А это сообщение, подписанное Франтишеком Држмишеком, подтверждает сведения, собранные Вовесом. Майя отходит в сторонку и готовит текст радиограммы:

«В городе Езефов располагается штаб дивизии СС „Принц Евгений“. Опознавательный знак дивизии — оленья голова с рогами. Дивизия прибыла в начале марта из-под Будапешта. Один из полков дивизии располагается в Бамберге, что 36 км восточнее города Градца-Кралове. Полевая почта 38377-В. Немцы от 25 до 35 лет. В полку до 2000 человек. Крылов».

Вот сообщение от Смекала:

«На аэродром „Угарта“ близ Высоке Мыто прибыло около 120 самолетов типа „Ю-87“, „Ю-88“ и „хейнкель-111“».

Подпольная организация, переключившая свою работу на сбор сведений для нас, имела обширные связи. Некоторые сведения поступали из отдаленных городов, которые не входили в полосу действий 1-го Украинского фронта. Но ведь штабы фронтов ежедневно обмениваются развединформацией. Поэтому мы передавали и такие сообщения, представлявшие интерес для соседнего, 4-го Украинского фронта:

«3-4-45. Центр. Соколову. 50 тысяч гражданского населения второй месяц работает по укреплению Оломоуца. В 6 км вокруг города проходит противотанковый ров шириною 3 м и глубиною 3,5 м. В 500 метрах за рвом начинаются пехотные траншеи в несколько рядов. Строятся железобетонные доты 10–15 штук на 1 км фронта. Главными узлами в обороне Оломоуца являются старинные форты вокруг города. Их там до 25 шт. С востока линия обороны проходит через пункты: Дригодин, Голице, Пржеров, Грисовка и дальше на Брно. Крылов».

Конечно, далеко не весь материал, получаемый от наших помощников, представлял большой интерес для военной разведки. Но материалов поступало много, любые, даже мелкие сведения в какой-то мере могли дать представление о важном вопросе.

Отдельные детали, мелкие черточки, факты, на первый взгляд кажущиеся незначительными, но проверенные и сопоставленные с другими, могут дать или навести на путь к достоверным и важным данным.

Всю поступавшую громадную массу сведений мы терпеливо изучали, сопоставляли, группировали и сделанные после этого выводы снова перепроверяли сразу по нескольким каналам.

Иногда незначительная подробность, на которой могло не остановиться внимание, внезапно превращалась в большое дело.

Однажды мы с Лобацеевым просматривали почту. Лобацеев долго читал одно письмо, отпечатанное на машинке, и наконец отложил его на кучку прижатых камнем бумажек со сведениями «третьего сорта»… Окончив читать все записки по первому разу и разложив их на кучки, я принялся просматривать их еще раз… В отпечатанном на машинке письме, подписанном кличкой «Старуха», за которой скрывался подпольщик Веселы из г. Хоцень, говорилось, что «Старуха» ездил в город Трутнов и слышал там, что немцы приводят в порядок бетонные укрепления на старой чешской границе. В нескольких словах сообщалось, что всему немецкому населению, даже детям, спешно выданы противогазы…