— Алло, Максимыч? Это я, Иваныч. Короче, дамочка здесь, но простым этот орешек не будет.
— Почему? — не понял Соломин.
— Характер. Короче, здесь измором надо брать, как крепость. Я бы на вашем месте отдал ее для начала ментам…
Соломин вздохнул.
— Понял. Буду через… — Он посмотрел на часы и вспомнил, что названное отделение находится в районе «Новослободской», — через двадцать минут буду.
Он судорожно открыл сейф и на всякий случай сунул во внутренний карман служебный «Макаров».
«Шапка — папка, шарф — пальто, дверь, ступеньки и авто», — складывал про себя Соломин детскую считалочку. Он пробежал тридцать пять шагов и вырвался на морозный воздух. Дети уже достроили крепость и начали атаку, разделившись пополам. Осажденные стойко отбивались снежными снарядами. Нападавшие несли потери. Не прогревая двигатель, Соломин рванул с места.
Ай-Ди
Соломин намеренно договорился о «заемном» микроавтобусе и дружеской помощи совершенно постороннего подразделения. Он не любил ни «случайностей», ни вообще каких-либо помех. И пока Соню Ковалевскую допрашивал Исаев.
— А я еще и еще раз спрашиваю вас. С какой целью вы приехали в Россию? Понятен вопрос?
Девушка растерянно озиралась по сторонам. Замызганные полы и ободранные стены производили гнетущее впечатление даже на самих обитателей этих следственных подразделений, отчего они всегда ходили грустные и неприветливые. Так, по крайней мере, сразу же сочла задержанная Софья Павловна. Она никак не могла взять в толк, за что ее привезли в эту страшную комнату и о чем пытается выспросить этот непричесанный и явно недовольный всем, на что бы ни упал его взгляд, человек. Она потрясла головкой, отчего и так выбившиеся из-под заколки волосы разлетелись в стороны. Ни проснуться, ни ухватить смысла происходящего кошмара не удавалось.
— Простите, господин полицейский. Я не понимаю, что вы спрашиваете.
— Я те… вас спрашиваю, какого лешего принесло в Москву? — раздражаясь и на нее, и на Соломина, и на самого себя, спросил капитан. — Что вы здесь ищете?
— Я? Ничего не ищу. Я приехала домой. Я здесь родилась.
— Как это? — не понял Исаев и открыл американский паспорт. Быстро проглядел пустым взглядом голубые страницы и, ничего не поняв, захлопнул и потряс в воздухе: — А это тогда что такое?
— Это мой Ай-Ди. В смысле, удостоверение личности. Паспорт, значит, по-русски.
— Вижу, что не больничный лист!
Страницы паспорта действительно своей фактурой и цветом напоминали знакомый всем больничный бюллетень.
— Так, давайте сначала… дамочка. Вы русская али как?
— Русская.
— А почему паспорт американский?
Соломин оторвал взгляд от щели меж дверями и косяком и двинулся в соседний кабинет. Собственно, никакой иной цели, кроме как измотать противника морально и физически, ну и чтоб получила отвращение даже к самой милицейской форме, у этого «допроса» не было. Затем Соне предстояло провести несколько часов в «клетке», рядом с не очень трезвыми и довольно агрессивными сокамерницами, и лишь затем должен был появиться — нет, не Соломин, его заместитель Иван Иванович — на белом коне и в сверкающих доспехах спасителя от милицейского беспредела.
Заявитель
Когда русский полицейский офицер перешел к сути дела, Соня была вымотана до предела.
— Ну, я думаю, для вас не секрет, кто подал на вас заявление…
Соня сосредоточилась.
«Подал на меня заявление… Что это?»
Само русское слово «заявление» было прекрасно ей знакомо. Каждый человек имел право что-нибудь заявить, например о своем несогласии с войнами в Африке. Но она впервые слышала, чтобы заявление «подавали» как предмет…
«И что значит «подать заявление на меня»?» — Эта словесная конструкция была абсолютно нерусской.
— И кто же подал на меня это заявление?
— Господин Проторов. Кто же еще? — усмехнулся полицейский.
— Проторов? — прищурилась Соня.
Этот бизнесмен явно понимал термин «благотворительность» как-то искаженно, а потому перезванивал ей четырежды, каждый раз с настойчивым предложением совместного проведения времени. И она, само собой, отказала — все четыре раза.
— Да-да, — закивал офицер, — он утверждает, что вы обманным способом выманили у него крупную сумму денег…
Соня возмущенно фыркнула:
— Обманным?! Это благотворительность!
Офицер закивал еще сильнее.
— Точно. Под видом благотворительности завладели крупной суммой денег…
Соня побледнела.
— Я не завладела… все на счетах нашего фонда, до последнего цента!
Офицер улыбнулся, но вышла эта улыбка какой-то злой.
— Знаете… мы проверили наличие средств на этом счете…
Соня замерла, но и офицер молчал — долго, слишком уж долго.
— Там нет ни цента.
— Как так? Я не верю! — глотнула Соня, но тут же спохватилась. — А главное — даже если их нет на счете фонда, это ничего не доказывает! Это не значит, что я их своровала!
Полицейский пожал плечами.
— А я этого и не утверждаю.
Соня опешила.
— А почему меня арестовали и держат в тюрьме?
Офицер откинулся на спинку стула и рассмеялся.
— Во-первых, вас никто не арестовывал! Вас задержали в рамках проверки заявления. Обычная практика. И продлится это не более трех суток.
— Трое суток?! — опешила Соня.
— А во-вторых, вы ни в какой не в тюрьме, дамочка! В тюрьме содержатся преступники, а ваша вина пока не доказана.
Соня вспомнила зарешеченную бетонную коробку, в которой сидела до вызова на допрос, и поежилась.
— Но вы меня уже допрашиваете. Как какую-нибудь преступницу…
— И снова вы не правы, — покачал головой капитан Исаев, — это не допрос, а опрос, и не пройдет и трех суток, как я установлю истину и приму решение, возбудить ли против вас уголовное дело или отказать в таковом.
Соня ужаснулась; что-то уже подсказывало ей, что решение, считать ее преступницей или нет, будет приниматься из каких угодно, но только не законных соображений.
— Да поможет вам бог, — пролепетала она, — принять справедливое решение…
И в лице капитана Исаева что-то дрогнуло, и ее в считаные минуты отправили обратно в бетонную зарешеченную, пропитанную перегаром камеру. И лишь спустя четыре или пять часов тоскливого ожидания своей судьбы Соню Ковалевскую вывели снова, и на этот раз ее ждал в кабинете вовсе не Исаев.
Допрос
Полковник Соломин присматривал за действиями своего заместителя из соседнего кабинета, и, надо сказать, ворвавшийся в жизнь прекрасной Сони Ковалевской на белом коне спасителя Иван Иванович Коростелев был почти безукоризнен.
— Ну, с Проторовым вам просто не повезло, — сразу признал он этот неприятный факт, — все-таки в большинстве своем в России мужики нормальные.
— Например, вы? — устало, иронично и почти без надежды поинтересовалась девушка.
— Например, я, — нимало не смущаясь, кивнул Коростелев, — иначе с какой стати я бы вас пытался спасти…
— А вы пытаетесь? — воспрянула духом Ковалевская.
— А кто, по-вашему, в консульство позвонил?
Соня ошарашенно моргнула. Она требовала поставить консула в известность об этом задержании шесть или восемь часов назад.
— А они что, до сих пор никому ничего не сказали?! — ужаснулась она.
— Это ж менты, — презрительно отмахнулся Иван Иванович, — для них живой человек — тьфу, мусор под ногами.
— Стоп! — подняла руку прямо перед собой Соня. — А кто же тогда вы?!
Соломин напрягся. Эта девочка на удивление быстро сообразила, что надо спрашивать.
— А мы — госбезопасность, Софья Павловна.
Ковалевская раскрыла рот.
— Лубянка?!!
Коростелев доброжелательно улыбнулся.
— Ну, только если сказать образно… мы, конечно же, нечто большее, чем эта площадь в центре Москвы.
— Что вам от меня надо?! — выдохнула Соня.
Коростелев пожал плечами.
