— Наверное, по режиму, — механически поправил думающий о своем Артем.

— Да! Точно, по режиму! — обрадовалась женщина, но тут же сникла. — А что толку? Каждый день приходил домой пьяный и злой. Говорит, сволочи, все хотят растащить и распродать.

Артем заинтересовался:

— А какие-нибудь детали известны? С кем именно он конфликтовал?

— Если бы я, Тема, знала?! Откуда мне знать детали? Я там и не была ни разу, в этом институте. Никого не знаю. Да нас и учили в дела мужей не лезть.

— Это точно.

Так оно и было. Артем вспомнил, как для будущей невесты нужно было составить анкету на нее и родителей и подать за три месяца до свадьбы, чтобы получить одобрение. Их учили, что жена чекиста должна быть также «очекизированной». Смешно, однако это было историческим фактом. Сам Павлов из вредности сообщил о своей женитьбе на дочери первого заместителя Председателя через месяц после свадьбы. Хотя вряд ли ему отказали бы. Ну, кроме тестя, который так и не смирился со своим зятем.

— А позавчера пришел трезвый. Молчал весь вечер. Заперся в комнате и ходит взад-вперед. Вот тут я испугалась по-настоящему. Говорю: «Что с тобой, Боренька?» А он молчит и даже не ругается. Потом вдруг сел и говорит: «Надо их брать…» Я ему: «Кого, Боря?» А он опять молчит и смотрит перед собой. Потом вдруг и говорит: «Все. Спать хочу». И уснул прямо в своем кабинете. А утром я его бужу, а он не просыпается. Смотрю… а он… а он.

Ее подбородок затрясся.

— Что? Ну? — Артем схватил Елену за руку.

— А он, понимаешь, весь обделался. Ну, в моче и в какашках. Мычит и глаза то откроет, то закроет. Я быстрей «Скорую» вызывать. Думала, инсульт. Они приехали. Посмотрели. Послушали. Кардиограмму сделали. Говорят, инсульта нет. Но состояние странное. Вроде как крайняя стадия склероза. Рассеянного. Ну, как у старичков. А Борьке еще пятидесяти нет! Уехали. В больницу не стали брать. А ему вроде лучше стало. Умылся. Встал сам. Даже оделся. А ничего не помнит. Смотрит вокруг и, вижу, напрягается. Что-то вспоминает, а потом головой затрясет и снова сидит, морщится. Я его и так и сяк. Спрашиваю. А он молчит. Только головой изредка кивает. Вроде все понимает и кивает правильно. Я говорю: «Тебе больно?» Он мотает головой: «Нет». Спрашиваю: «Есть хочешь?» Он кивает согласно. А потом началось ухудшение. Вскочит с кровати и бегает по дому. Что-то ищет, ищет. Детей перепугал. Бубнит что-то под нос неразборчивое. Потом сел на пол и прямо там весь обделался и тут же уснул.

Елена всхлипнула и закусила ладонь зубами, чтобы унять дрожь подбородка. Артем подлил ей чаю. Она отпила и вытерла слезы.

— А к вечеру он уже ни встать не мог, ни проснуться. Дышит, а не шевелится. Я, как с работы вернулась, «Скорую» вызвала. Они его и забрали.

— Что говорят? — поинтересовался Артем. — Как он вообще?..

— Ничего не говорят и в реанимацию не пускают. Вот я и стала звонить кому могла. Пока только ты откликнулся.

— Понятно, — решительно встал из-за стола Артем, — пойдем-ка к Борису в кабинет. Покажи мне его бумаги.

— Конечно, — засуетилась женщина, — сейчас все тебе покажу. Только там почти ничего нет. Он все на работе держал в сейфе. Как учили.

Она то ли вздохнула, то ли всхлипнула.

— Не волнуйся, — приобнял ее Артем, — я завтра, то есть уже сегодня с утра, подключу отцовских врачей. Они помогут. Если надо, вызовем зарубежных специалистов. Думаю, оклемается. Мужик он крепкий, сильный. Важнее понять, кому это он так досадил…

— Ты думаешь… — Она сделала испуганные глаза и задрожала всем телом.

— Всякое может быть… Сама понимаешь. Но то, что с ним все будет в порядке, я точно знаю. Чувствую. Меня моя интуиция еще никогда не подводила. Веришь? — Он взял ее руки в свои и приложился по очереди губами.

Елена кивнула:

— Тебе, Тема, верю.

С поличным

Смирнова начали загонять в угол сразу же.

— Прошу понятых подойти ближе, — властно распорядился капитан и тут же склонился над сидящим на тумбочке, схватившимся за сердце профессором: — Гражданин Смирнов, что лежит у вас во внутреннем кармане?

— Что? — моргнул декан.

— Вы только что получили конверт?

Декан сглотнул.

— Да…

— Что там внутри?

— Деньги. Фунты.

Наблюдающий за всем с экрана монитора Соломин с облегчением выдохнул. Пока все двигалось — лучше не надо.

— Так, аккуратно… Понятые, подойдите ближе. Видите? Вот этот конверт…

— Да-а… — протянули понятые — все ближайшие соседи.

— Сколько здесь, Николай Иванович?

— Что? — не понял Смирнов.

— Сколько денег в этом конверте?

Декан покачал головой.

— Я не знаю. Не успел посчитать…

— От кого вы получили этот конверт с деньгами?

Смирнов насупился.

— Ну же, Николай Иванович, отвечайте!

— От профессора Кудрофф…

Соломин вскочил и вскинул руку.

— Есть!

Оставался Кудрофф, и вот с ним все было много сложнее.

— Я требую пригласить консула Великобритании, — первым делом потребовал Кудрофф. — И еще: я отказываюсь разговаривать со служащими КГБ без британского адвоката.

— Здесь нет служащих КГБ, — попытался пробить глухую защиту опер, — да и знать нам нужно только одно: за что вы заплатили декану Смирнову такую большую сумму?

Кудрофф молча, всем видом показывая, что не будет давать никаких показаний, скрестил руки на груди.

— Ну что ж, — подытожил Соломин, — Смирнова пусть продолжают колоть, а этого я, пожалуй, в Лефортово для начала доставлю.

Он глянул на часы: 03.00, самое время для допроса.

Предчувствие

Артем подъехал к своему дому, заглушил двигатель, но выходить из машины не спешил. Картинки перед его мысленным взором прихотливо перекладывались из одной стопочки в другую, но цельной панорамы Артем так и не видел.

«Черкасов — зам по режиму Института киберфизики. Так? Так. И Боря уже в числе пострадавших, причем серьезно…

Сонин шеф — Алек Кантарович — там же, в институте, мелким прихлебателем. Шестерка. Это сразу ясно.

Соломин — в контрразведке. Ну, а куда еще такому орлу податься?

И Соню при этом ломают по нормальной чекистской схеме — через ментов.

И что происходит на самом деле?»

— М-да…

Разумного ответа не было.

Нет, неразумных версий было полно. Можно было предположить, что Соня Ковалевская — курьер, а то бери выше — резидент вражеской разведки, и Алек Кантарович по ее приказу отравил Черкасова, дабы подобраться к секретам оборонного института.

— Бред.

Соня всем строением своей русской женской души не годилась в картонные злодеи шпионских боевиков образца 1954 года.

Куда как ближе к истине было предположение, что Соню взяли только для того, чтобы заставить нервничать Кантаровича, а некто более крупный отказался от еще дальше идущих планов. То есть исключительно как акт устрашения.

— Недоказуемо. А главное, зачем устрашать?

Такие игрища были бы возможны лишь в одном случае — если бы и контрразведка уже вовсю подвергалась переделу и приватизации, и правящие кланы просто решали между собой, кто именно из них будет резать и перепродавать по частям сказочно жирный кусок — оборонный комплекс России.

Ну, и оставалась еще одна версия — самая правдоподобная: Соломин облажался и взял в разработку — через олигарха Проторова и ментов — не того, кого следует. Посему ни за что пострадавшая девочка Сонечка проливает слезы, а реальный зверь нагуливает жирок на свободе.

— Что ж, вот это вполне по-нашему…

Артем вышел из машины, включил сигнализацию и вдруг подумал, что они с Соломиным еще пересекутся. Как именно, неясно, но он бы руку дал на отсечение, что так оно и будет. Вот всей шкурой чуял!

Жена

Когда мужа — в наручниках, красного от ужаса и стыда, на глазах у выглядывающих на шум соседей — потащили вниз по лестнице, Людмила Константиновна Смирнова тихо осела на ту же тумбочку, на которой только что сидел муж. Ноги не держали ее.