— Заранее спасибо, мой дорогой товарищ. К твоему сведению, я читал кое-что из творений и одного, и другого великих белорусов. Например «На перепутье» Мицкевича, ведь Колос — это его литературный псевдоним, пьесу «Здешние» Купалы. Они очень любили свой народ, и этой любовью пропитаны их произведения.

— Эди, ты прав, мы помним и дорожим ими. Но мне очень приятно, что их произведения знают и в других краях, — твердым голосом сказал Юра, бросив на Эди теплый взгляд.

— Так оно и есть, но, кажется, мы уже подъехали? — вопросительно произнес Эди, прострелив взглядом двор дома с конспиративной квартирой.

— Все нормально, наши уже здесь, можно идти, — заметил Юра, поправляя в ухе миниатюрное принимающее устройство.

Как только Эди появился на лестничной площадке, дверь квартиры приоткрылась и он, тут же войдя внутрь, прикрыл ее за собой. Молча наблюдавшие за ним из прихожей Николай и Артем, шагнули к нему и приветствовали легкими тычками кулаков в грудь.

— Теперь у нас так здороваются? — пошутил Эди, обнимая своих коллег.

— Так и только так, особенно хорошо отдохнувших у западных врат страны, — отшутился Артем и, показав ему рукой в зал, направился туда.

— Говорят, что ты всерьез ударился в науку, — улыбнулся Николай.

— И это правда. Витающая на месте впадения реки Муховец в реку Западный Буг аура героических защитников Брестской крепости подвигла меня к поиску научной истины, — отшутился Эди. Затем, пройдя в зал, уже серьезно добавил: — Решил закрепить легенду, ведь не исключено, что Моисеенко начнет пытать меня насчет достижений в исследовательской работе. С ним не забалуешь, хитер вражина.

— Думаю, что они еще будут предпринимать настойчивые попытки по твоей проверке.

— Хуже всего, если у них окажется возможность подосветить мою биографию по республике, особенно последних лет.

— Мы все делаем, чтобы это исключить, — с важным видом заметил Артем.

— Дай-то бог, но лучше если бы меня своевременно вывели из игры. Ведь живу и работаю в крошечной республике, — задумчиво произнес Эди.

— Это учитывается. Поэтому заявки иностранных посольств на поездки по Северному Кавказу вообще не рассматриваются и в республике выставлены пункты просеивания междугородних телефонных звонков, а также обложили посольства стран главного противника так, что комар своего хоботка в ту сторону не просунет без нашего ведома.

— Видимо, поэтому Марк бесконтрольно вырвался в Минск? — сыронизировал Эди. — Артем, не надо себя успокаивать иллюзиями. Ты же знаешь, что придуманная на ходу легенда может развалиться в любой день. К тому же она была рассчитана лишь на камеру и «Иуду». Ситуация же развивается весьма динамично, и противник строит в отношении меня далеко идущие планы. В таком случае он будет рыть землю, чтобы добыть обо мне максимум данных, что в складывающихся условиях, когда процесс «по открытости советского общества» набирает силы, большого труда не составит. Случись такое, мы можем потерпеть фиаско с дезинформацией, «Иудой», с той же Еленой, которую думаем подставлять резидентуре противника, с этим спектаклем, который мы здесь удачно разыграли, да и вообще со всей затеянной игрой. Поэтому обо всех этих соображениях считаю необходимым срочно доложить руководству.

— Эди, теперь окончательно понял, почему ты пришелся по нутру нашим зубрам контрразведки, — отреагировал Артем. — Умение анализировать и предлагать варианты действий — это твоя визитная карточка. Видимо, поэтому Маликов по поручению Иванкова срочно затребовал тебя в Москву. Вот там у тебя будет возможность поделиться своими соображениями по своей легенде, да и с Тарасовым не мешало бы посоветоваться.

— Эди прав на все сто, когда говорит об опасности своей расшифровки, — поддержал его Николай, до сих пор сохранявший молчание. — Надо что-нибудь придумать для исключения расшифровки.

— Я разве возражаю, — среагировал Артем, разведя руки в стороны. — Нисколько. Этот момент присутствует со дня выхода Эди из изолятора. Согласен, рисковать операцией нельзя, надо действительно что-то делать. Так что, как говорит наш незабвенный Бузуритов, думайте, товарищи офицеры, дело наше в опасности, — сыронизировал Артем.

— Мы здесь ничего не надумаем, даже с твоим Бузуритовым, — сухо заметил Николай. — Надо подключать соответствующих спецов с Лубянки.

— Вот об этом я и говорю, Коля, — огрызнулся Артем. — Эди докладывает Маликову свои мысли на этот счет, а тот вместе с Иванковым принимает решение и ставит спецам задачу.

— А когда в Москву? — прервал его Эди.

— Завтра суд. На следующий день после доклада Тарасову можно будет и лететь. Билеты на тебя и Лену Юра уже заказал.

— Но доклад, вполне возможно, потребуется сделать и завтра, после суда, — поправил коллегу Николай.

— Нет проблем, можно и завтра, — согласился Артем, бросив на Эди вопросительный взгляд.

— Понятно, мне нужно будет до этого переговорить с «Иудой» для укрепления мотива его сотрудничества с нами, а также обеспечить Елене встречу с ним, чтобы он в свою очередь мог укрепить ее в этом же плане.

— Юра на этот счет уже имеет поручение, — заметил Николай. — Главное, чтобы суд не выкинул каких-нибудь фортелей.

— Все будет нормально, советский суд — самый гуманный суд, не накажет шпиона больше, чем его попросили партийные инстанции, — вновь сыронизировал Артем.

Обсудив в течение часа за чаем и другие вопросы, касающиеся разработки «Иуды» и других объектов заинтересованности контрразведки, Эди вернулся к Юре, и они поехали в гостиницу.

Судебное заседание, проходившее в здании горсуда, было малолюдным. Объяснялось это тем, что оба подсудимых не имели в Минске родственников, которые могли бы посочувствовать им в несчастье. В отличие от Шушкеева, с которым никто даже и не пытался обмолвиться словом, поддержать, поболеть за Бизенко пришел его приятель Кореповский, который среди остальных выделялся своей внушительной внешностью и активностью. Он периодически кивал ему головой, ободряя таким странным образом, и бросал при этом грозные взгляды на Шушкеева, сидящего за арестантской перегородкой между двумя атлетически сложенными надзирателями, как бы пытаясь тем самым сказать, мол, смотри у меня, не вздумай обвинять хорошего человека. Но Шушкеев делал вид, что не замечает этого и безучастно наблюдал за тем, что происходит в зале. Правда, он не упустил возможности обменяться долгим взглядом с бодрящимся Бизенко. Значение этих взглядов могли понять только они сами да Эди, наблюдавший за этим молчаливым разговором двух матерых шпионов, которые с его участием заранее предопределили свои роли в открывающемся судебном процессе.

В последующем внимание Бизенко полностью было занято Еленой, которая неотрывно смотрела на отца, и Эди, пытавшегося своим напускным равнодушием подчеркнуть, что волноваться ему нет оснований. Да и выражение лица Бизенко и то, как он держался, должно было говорить дочери, что все идет по плану. Несомненно, он внутренне страдал и переживал, где-то даже боялся, но поделать ничего не мог. Ему оставалось ждать и надеяться, что он и делал стоически.

За несколько минут до начала действа к Эди подсел только что прибывший Юра. Поздоровавшись с Еленой, он шепнул Эди:

— Здесь находятся фотограф и тот, к кому ты за деньгами ездил. Они в задних рядах.

— Прекрасно, этого следовало ожидать.

— Эди, что-то не так, отчего вы шепчетесь?

— Не беспокойтесь, все складывается так, как мы с Александром планировали. Юра просто сообщил, что заказал нам билеты на завтрашний самолет.

— А с папой я увижусь?

— Конечно, сегодня же.

Услышав это, она улыбнулась, что не осталось незамеченным «Иудой», который вопросительно поднял голову. На это Елена вновь улыбнулась и медленно кивнула ему головой.

Между тем Юра так же шепотом промолвил:

— Я слышал, как некоторые любопытные в задних рядах недоумевают относительно того, как в одном слушании рассматриваются сразу два разных уголовных эпизода.