«Уйду — не уйду! Пропаду — не пропаду! Сбегу — не сбегу! Ку-ку!»

И все же пропало…

— Юр-ра-а! Юра! Юрий Максимович!

Мягкая рука погладила Соломина по щеке, и он открыл глаза и тут же зажмурился. Необычайно яркий свет придавил его, ошеломил и заставил съежиться.

— Где я?

Слова выдавливались почему-то с невероятным усилием. Губы и язык не слушались, и он буквально заставлял себя выговаривать по букве каждое слово:

— Что… со… мной? Где я… нахожусь? Кто… вы?

Он не понимал, ни где находится, ни что с ним, ни почему так светло, ни кто это рядом.

— Юра, все хорошо. Не волнуйся. Твоя Полина.

«Полина! — пронеслось в голове. — Но откуда она здесь?»

У него было такое чувство, что он снова в Лондоне, и это чувство росло и росло, а затем превратилось в уверенность и сменилось ликованием.

«Бог мой! Какое счастье!»

Россия оказалась кошмаром — затяжным кошмаром тяжелобольного человека.

«Я заболел?»

Соломин сосредоточился, но ничего не сумел вспомнить и снова провалился в забытье, а когда сознание стало возвращаться, точно знал: он болен, и это как-то связано с Артемом. Его искаженное напряжением лицо, с мокрыми, прилипшими ко лбу волосами, он видел перед собой так ясно, словно это была фотография.

«Друг…»

И когда, открыв однажды глаза, Юра увидел над собой именно это лицо, он даже не удивился.

— Привет, — радостно выдохнул он. — Я тебя видел во сне. Все время.

Рядом всхлипнули, и Соломин, скосив глаза, увидел Полину. Она стояла, прижав ладони ко рту, и еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

— Полюшка… — растянулись в улыбке губы Соломина, — подожди, а что это на тебе надето?

Шмотки на юной, слишком уж мало проработавшей в Лондоне девушке были самые что ни на есть китайские.

«Господи! Так это правда?!!»

Соломин похлопал рукой по простыне — наша ткань, чуялось. Глянул на шторы, на испачканные какой-то известкой стекла, потрескавшиеся вдоль швов потолки… сомнений не оставалось: он был в России.

— Господи! Но, значит, это все…

Это означало, что весь тот ужас, что ему привиделся, и был самой жизнью, а сном стал как раз далекий, почти нереальный своей фантастичностью Лондон.

— А как же твой муж? — озаботился он.

— Я ушла от мужа, — всхлипнула Полина, — к тебе. Ты меня не прогонишь?

Соломин счастливо улыбнулся. Он вдруг понял, что любит эту юную женщину. Целый год строил из себя соблазнителя, неотразимого мачо, а на самом деле просто любил. Так же твердо он теперь знал и еще одно: Артем ему друг.

— Прости, Артем, — протянул он подрагивающую руку.

Кабинет шефа внешней разведки Британии был обставлен с исключительным аскетизмом. В нем не было не только ничего лишнего, но даже необходимого, например, вешалки и журнального столика. Томми вошел через приемную, из которой вслед гостю выглядывал грустный сухопарый секретарь.

— Добрый день, сэр! — Ти Джей почтительно склонил голову.

— Прекрасный день! Рад вашему благополучному возвращению, Томас.

Хоуп пытался рассмотреть в морщинистом лице шефа хоть какой-то намек на свою дальнейшую карьеру и судьбу, но без толку.

— А уж как я рад, сэр! — пожал он протянутую холодную и костлявую руку. По спине пробежали мурашки.

— Прежде всего, дорогой мистер Хоуп, хочу вас поздравить.

— Спасибо! Но с чем, сэр? — сыграл в скромность Ти Джей и прищурился. Неужели они наконец оценили усилия лучшего агента Ее Величества? Как говорят эти русские: «Лучше поздно, чем никогда!». А мы им отвечаем: «Никогда не говори никогда!»

Руководитель стал серьезным и, разгладив седые бакенбарды, откашлялся. Затем полез в стол и вытащил папку. Открыл ее, встал и, нацепив допотопное пенсне, зачитал содержимое вложенного документа:

— Высочайшим указом Ее Величества Томми Джонатан Рейли Хоуп МакФлейм удостоен пожизненного звания «лорд». И отныне будет именоваться сэр Хоуп МакФлейм.

Он кашлянул и снял пенсне. По лицу новоиспеченного лорда Ти Джея блуждала нервная улыбка. Посвящение было неожиданным, но крайне странным. Ведь ритуал посвящения всегда проводит Ее Величество лично. А здесь произошло какое-то заочное возведение в ранг рыцаря. Неужели у старушки не нашлось пяти минут помахать своей шпажкой над тем, кто верой и правдой служил ей столько лет? Сэр Хоуп МакФлейм тяжело опустился на скрипнувший стул. А шеф продолжил выкладывать заготовленные сюрпризы:

— Присаживайтесь, Томас. То есть, простите, лорд Хоуп МакФлейм. У меня есть к вам предложение.

— Я весь внимание, сэр. — Ти Джей откинулся на неудобный жесткий стул, но при этом подумал: «Слава богу! Сейчас он предложит мне что-то новенькое».

Шеф как будто прочел его тайные мысли:

— Мое предложение, сэр, будет необычным.

— Ого! Вы же знаете, сэр, я готов на любое. — Ти Джей выдвинул вперед грудь и челюсть, изображая свою готовность к новым подвигам во славу Короны Британии, несмотря на «заочное» рыцарство.

— Да-да. Знаю. Но это предложение — особенное.

— Наше дело военное: вы приказали — я выполнил.

— Приказа не будет, сэр Томас. Больше приказывать вам никто не смеет.

Бывший Томми Хоуп поднял брови: «Неужели старый хрыч уступит мне свое кресло? Только хозяину этого кабинета никто не может приказывать. Ну, разве что, за исключением королевы».

— Интересно… — не удержался Ти Джей.

Шеф пожевал губами, чмокнул вставными зубами и, качнув головой, не глядя на лорда МакФлейма, тихо ответил:

— Вот так. С завтрашнего дня вы отправлены в отставку.

Хоуп вздрогнул и замер. Он не верил услышанному. Пенсия! Еще миг назад, до этих слов, все было прекрасно. Он лелеял надежду, что в ближайшее время получит новое задание. Вместо этого на пике своей карьеры он должен отправиться в Уэльс и до конца дней смотреть на скалистый берег и бесконечные пенящиеся волны, тщетно пытающиеся смыть эту часть Британии с лица земли.

Ти Джей встал. Его взгляд остановился на седых лакейских бакенбардах босса. Он не мог высказать своего отношения к подобному предложению. Это было вовсе не предложение. Скорее приговор. Окончательный. Без права обжалования и апелляции. Можно сказать — смертельный. Потому что до конца жизни он никому не понадобится — вместе со своим рыцарством и уникальным опытом резидентурной работы. Он — списанный старый, рваный башмак.

Лорд МакФлейм стиснул кулаки до боли в запястьях. Хотел что-то сказать, но прикусил язык, забрал папку с указом и медленно, чинно двинулся к выходу под настороженными взглядами хозяина кабинета и охранников, наблюдавших за происходящим через камеры слежения на большом мониторе за тонкой стенкой кабинета шефа. Но Томми не желал показывать им ни своей обиды, ни своего раздражения.

И лишь когда пенсионер, отставной разведчик и бывший главный суперагент Британской империи вышел из кабинета, прижимая папку к груди, впервые более чем за тридцать лет, которые минули со дня похорон его любимого дяди Рейли МакФлейма, у него на глазах показались горькие слезы.

Артем разговаривал с Юркой час за часом: шутка ли, не говорить по душам двадцать лет! И, понятное дело, пришел момент, когда они добрались до закрытых тем.

— Откуда ты узнал все это о Томасе Хоупе? — осторожно поинтересовался Соломин.

Артем рассмеялся.

— Я с этим именем вырос. Так что никаких государственных тайн, обычная семейная история…

Юрка вытаращился:

— Да ну?!

Артем кивнул и начал рассказывать — все, шаг за шагом. И главным откровением для Соломина стало то, что Хоуп корнями из России.

— Да-да, — кивнул Артем, — предок нашего «норвежца» великий британский «агент 007» Сидней Рейли родился, судя по всему, в Одессе.

Юрка слушал раскрыв рот. Впрочем, это и впрямь была необычная история. Предок Хоупа — Соломон Розенблюм, величайший авантюрист своего времени, имел множество имен: и Николай Николаевич Штейнберг, и Константин Павлович Массино, и С. Штерн, и сотрудник ВЧК Рейлинский, и перепробовал он все на свете.