Действительно, иногда мы думали, что не сможем выдержать неопределенный срок пребывания в чужой стране, особенно в той комнатушке-клетушке, которая стала нашим убежищем, где сами стены, казалось, надвигаются и вот-вот раздавят нас.
Чтобы как-то подавить в себе состояние безысходности, Моррис стал прикладываться к рюмке, успокаивая себя одними и теми же словами: «Немного выпью, тогда, может, эта комнатка не будет мне казаться такой тесной». Я понимала его: глотком виски он пытался заглушить тоску.
Да, это было ужасное время: недоброжелательство окружало нас не только в той клетке, где мы жили, но и, казалось, во всем Мехико, в котором нас искали сотрудники ФБР. Единственное, что удерживало нас от совершения опрометчивых, быть может даже роковых поступков, — это сознание того, что и в самой Америке, где шла тогда массированная «охота на ведьм» и бушевал «маккартизм», мы не могли надеяться на лучшее. Поэтому мы успокаивали себя тем, что в тот период, когда люди открыто и со страхом говорили, что между СССР и США вот-вот начнется атомная война, мы приняли единственно правильное решение.
Да, это был наш последний шанс. Но для того чтобы выбраться из Мексики, потребовалось много времени и терпения. Мы ждали почти еще два месяца…
Задержка с переброской Коэнов в Европу произошла по независящим от них причинам: Центр, чтобы на сто процентов обезопасить своих помощников от возможных подозрений или провалов при проверке документов в мексиканском порту Веракрус, решил командировать туда под прикрытием дипкурьера лучшего своего специалиста по подготовке документации, ученика знаменитого австрийца Георга Миллера — Павла Громушкина.[310] На одной из мексиканских вилл он вместе с другим разведчиком, Владимиром Скоковым, должен был по самым последним образцам подлинных мексиканских документов изготовить фиктивные загранпаспорта на имя Марии Терезы Санчес (под этой фамилией Леонтина Коэн должна была покинуть Американский континент) и на имя монтеррейского бизнесмена Педро Альвареса Санчеса для Морриса Коэна.
Чтобы придать им большую надежность и солидность при передвижении уже по странам Европы — Голландии, Швейцарии, Австрии, ФРГ и Чехословакии, через которые планировалось осуществить их вывод в СССР, по решению Центра Коэнов предстояло снабдить еще одними документами на имя американских бизнесменов Бенджамина и Эмилии Бриггс, а для подкрепления их состоятельности обеспечить различными деловыми бумагами и письменными поручениями от нескольких крупных, хорошо известных в мире американских фирм. Причем сделать надо было так, чтобы комар носа не подточил. Вилла, на которой готовились эти документы, находилась под постоянной охраной сотрудников советской резидентуры. Ее руководитель Алексей Антипов предпринимал все возможное, чтобы как-то скрасить злое одиночество и тягостное состояние духа Коэнов, в котором они находились два с липшим месяца.
В конце октября 1950 года им вручили новые документы, и наконец-то они на польском пароходе «Баторий» отплыли от берегов Мексики. И хотя Коэны были снабжены более-менее надежными документами, позволявшими им, можно сказать, на законных основаниях выдавать себя за мексиканцев, они продолжали изрядно волноваться и переживать при каждом заходе парохода в порты латиноамериканских стран. Успокоились и осмелели лишь тогда, когда «Баторий» вышел в открытый океан и взял курс к берегам Европы в порт Амстердам.
В Голландию Коэны прибыли в субботу, с опозданием на сутки. В тот же день они переехали в Швейцарию, и вот тут у них начались приключения. Из Женевы Бриггсы должны были по ранее разработанному графику вылететь в пятницу в Прагу, а самолеты летали туда только раз в неделю — по пятницам. Билетов же на следующий рейс не оказалось. Ждать две недели было не в характере Леонтины Коэн. Нервы у нее от бесчисленных проверок документов в морских портах и без того уже были на пределе, а тут еще, как назло, эта длительная задержка почти на полмесяца. Другое дело, если бы ждать пришлось в Праге, а то в Швейцарии, где, как она считала, «хозяйничала» все та же американская разведка, которую они больше всего опасались.
И потому Леонтина настояла перед мужем, что надо ехать поездом через ФРГ. В Мексике же им было предписано следовать до столицы Чехословакии только самолетом, потому что американцам, направлявшимся через территорию Западной Германии в страны социалистического лагеря, требовалось помимо загранпаспорта иметь еще специальный вкладыш-визу, которая выдавалась в госдепартаменте США или в американских консульствах за границей. Коэны, естественно, не знали об этом и выехали в Прагу без вкладыша. В три часа утра они попали на границе с ЧССР в проверку документов, и поскольку у них не оказалось специальной визы, их задержали пограничники ФРГ на территории, которая входила в оккупационную зону США. Не помогли ни ссылки на срочные дела в Праге, ни рекомендательные и деловые письма от крупных американских компаний, уполномачивав-ших Бриггсов вести переговоры с торговыми фирмами стран Западной и Восточной Европы. Пришлось Коэнам в сопровождении немецких таможенников и пограничников пройти в расположенное внутри вокзала караульное помещение. Перед тем как войти в него, Моррис успел шепнуть супруге:
— В разговор пока не вмешивайся…
— О’кей, Бобзи! Да поможет нам Бог.
Моррис в ответ ничего не сказал, в этот момент он думал уже о другом: как лучше разыграть перед немцами роль богатого американского бизнесмена. Остановился на том, что ему надо продемонстрировать главные черты предпринимателя — хитрость, напористость дельца, ни в чем не уступающего противной стороне.
Комната, в которую ввели их, напоминала коридор военной казармы — длинный и неуютный. В дальнем углу стоял массивный стол с креслом, вдоль стен — более двух десятков стульев. Таможенники и пограничники сели около стола. Старший из них — дежурный обер-лейтенант, сняв пенсне, долго протирал стекла, затем попросил у Бриггсов документы. Внимательно просмотрев их, он выписал что-то для себя и, бросив цепкий взгляд на Морриса, вежливо произнес:
— Объясните, мистер Бриггс, цель вашей поездки в Прагу.
Только теперь Моррису пришло в голову: «А вдруг этот тип — сотрудник ФБР? И следил он за нами от самого Мехико?» Но времени для разрешения этой головоломки у него уже не было, надо было быстро отвечать.
— Я же говорил вам у поезда, господин обер-лейтенант! Или вы не верите нам? — И, не скрывая своего разочарования, добавил: — Вот уж никак не думал, что немцы такие недоверчивые…
Тот ухмыльнулся, некоторое время помолчал, потом сказал тихо, но твердо:
— Таков немецкий «орднунг», мистер Бриггс: мы должны занести ваши объяснения в протокол.
— Ваш порядок — одна сторона медали. А деловые связи — совсем другая. Разве два миллиона долларов не стоят того, чтобы ради них успеть на переговоры в Прагу?
Заметив недоумение на лице обер-лейтенанта, Моррис принялся объяснять смысл своего таинственного намека:
— На такую сумму у меня на послезавтра запланирована сделка в Праге. Имейте в виду, если она не состоится из-за моей неявки, я сделаю заявление для печати и добьюсь через международный суд, чтобы ваше ведомство возместило мне убытки. А это, имейте в виду, два миллиона долларов! И еще я предъявлю счет на проезд от Чикаго до Мюнхена и обратно. Ну как? Вы этого хотите?
— Вот, значит, как рассуждают сильные мира сего! — воскликнул обер-лейтенант. — Но едва ли ваш вопрос по нашей части…
— Вы полагаете, не по вашей? А я уверен — по вашей. Ведь вы же сняли нас с поезда! — продолжал разыгрывать роль наглого, спесивого и высокомерного американца Моррис.
— Но у вас же нет визы-вкладыша, поэтому мы вас и сняли, мистер Бриггс.
Их диалог напоминал колеблющиеся чаши невидимых весов, счет шел на мгновения, и за каждым мгновением было либо спасение Коэнов, либо арест. «Это ж надо, как можно глупо попасться после стольких тысяч миль пути», — подумал Моррис.
