К документу подколот бланк начальника I Главного Управления КГБ при СМ СССР, на котором наложена резолюция:

Гордон Лонсдейл встречался с Шахом (Гарри Хаутон) каждый месяц. На встречу Шах привозил из Портленда по нескольку сот совершенно секретных документов Адмиралтейства: шифры морской разведки и инструкции к ним, отчеты, доклады, разведывательные задания по Советскому Союзу и странам Восточной Европы. Располагая такими данными, внешняя разведка СССР получала возможность проникать в самые тайные замыслы правительства Великобритании по военным вопросам, ее специальных служб, а также военно-политического блока НАТО. Кроме указанных документов Шах передал Лонсдейлу огромное количество чертежей различных видов оружия и приборов, хранившихся в бронированной «сейфовой комнате» научно-исследовательского центра в Портленде.

К утру эти «горячие» материалы должны были снова лежать на своем месте в сейфе. Поэтому, не знакомясь даже с их содержанием, в целях экономии времени Лонсдейл оставлял Шаха в городе (как правило, в каком-нибудь ресторане), а сам отвозил материалы Крогерам. После их фотографирования подлинники секретных документов возвращались агенту.

Но такой способ получения и обработки секретной информации был сложен и небезопасен. Лонсдейл это понимал и неоднократно пытался уговорить Шаха, чтобы он сам фотографировал материалы на рабочем месте или дома. Суть этого замысла состояла в том, что агент должен выносить с режимного объекта не кипу секретных документов в какой-то сумке, а лишь одну-две пленки, причем непроявленные — в случае опасности их можно было бы легко засветить.

То же самое и при передаче их разведчику, которому не надо было еще раз встречаться с агентом для возвращения этих материалов.

Однако все усилия Лонсдейла убедить Шаха готовить и передавать информацию в непроявленных пленках оказались безуспешными: агент не умел, не любил и не хотел фотографировать, несмотря на то что Гордон подарил ему удобный для этих целей миниатюрный высококлассный аппарат «Минокс». Более того, Шах боялся этим заниматься: фотоаппарат, считал он, является серьезной уликой, вещественным доказательством шпионской деятельности, особенно если аппарат хранится на работе, в сейфе.

После каждой встречи Лонсдейла с Шахом Крогерам значительно прибавлялось забот: с вечера они закрывали двери и ставни окон с внешней и внутренней стороны, и на несколько дней создавалась видимость, что в доме № 45 по Крэнли Драйв никого не было. На самом деле внутри его и ночью и днем шла работа: проявлялись и сушились фотопленки, затем они печатались и переводились в десятки микроточек, каждую из которых Питер и Хелен старательно подклеивали потом в книги или под марки на конвертах.

Это было нудное, изнурительное и опасное дело: каждые сутки одно и то же — фотографирование, проявление, печатание, снова фотографирование — уменьшение изображения до микроскопических размеров, подклеивание.

В Москве полученные из Англии материалы приводили в восхищение руководство Комитета госбезопасности и заинтересованных союзных ведомств. Большая часть этой информации из Лондона имела первостепенное значение для Министерства обороны: его Генштаб получал возможность знакомиться со многими отчетами НАТО о проведенных маневрах военно-морских сил, а также с результатами испытаний новых видов оружия на британском флоте. Не меньший интерес эта информация представляла для НИИ и конструкторских бюро судостроения и Минсредмаша…

Встречаясь с Лонсдейлом, Гарри Хаутон относился к нему с особым подобострастием. Как истый служака и бывший офицер военно-морского флота Ее Величества, он с уважением относился к любому человеку с погонами. А тут он общался с капитаном второго ранга, к тому же еще и американцем (Лонсдейл выдавал себя за помощника военно-морского атташе США в Лондоне Алека Джонсона). Однажды Хаутон рассказал, что у него есть молодая любовница по имени Этель Джи, на которую он тратит много денег, и при этом намекнул на то, что если Лонсдейл станет получать непосредственно от нее информацию, то не мог бы капитан второго ранга увеличить им вознаграждение за это?

— А где она работает? — заинтересовался Лонсдейл.

— В научно-исследовательском центре, который дислоцируется на территории нашей базы в Портленде.

— И чем она занимается?

— Учетом и размножением секретных документов. Между прочим, это благодаря ее помощи мне удавалось выполнять отдельные ваши задания по подводному флоту.

— А Этель знает, что вы сотрудничаете с американской разведкой? — спросил он добродушно.

— Думаю, что нет… Возможно, догадывается…

— А почему вы думаете, что она может догадываться?

Хаутон осклабился:

— Я же просил ее достать не сто листов чистой бумаги, а наисекретнейшие документы.

— Она когда-нибудь интересовалась источником ваших доходов?

— Разумеется, потому что скрыть их от нее практически невозможно.

— А если она случайно обмолвится или сознательно расскажет об этом кому-нибудь? — тревожно спросил Лонсдейл.

— Поручиться, что этого не может произойти, я, конечно, не могу. Но если бы она хотела это сделать, то, уверен, давно бы уже выдала меня. Но это не в ее интересах! Она ведь тоже совершает должностное преступление, выдавая мне секретные материалы. Это во-первых. А во-вторых, мы давно любим друг друга и намерены скоро пожениться.

— Ну, если вы намерены пожениться, то она, наверно, тоже будет заинтересована в ваших доходах?

— Разумеется.

— Тогда, может быть, стоит поговорить с ней, чтобы она тоже согласилась оказывать помощь Алеку Джонсону? Только при этом условии вы могли бы получать от него вознаграждение вдвое большее…

Хаутон долго обдумывал предложение Лонсдейла, потом наконец согласился:

— Хорошо, я попробую поговорить об этом с Этель.

— Обязательно. И объясните ей, что вы сотрудничаете не с ЦРУ, а с американской военной фирмой, которая занимается разработкой аналогичных проблем подводного флота.

Этель Джи давно догадывалась, что ее любовник тайно работает на какое-то другое государство, и когда узнала, что на Соединенные Штаты, то она охотно согласилась сотрудничать с «американской фирмой» — лишь бы неплохо платили за это — и с еще большим энтузиазмом стала отбирать и передавать Шаху наиболее ценные, на ее взгляд, секретные материалы. Причем не только те, которые шли через нее, но и документы шифровальной службы, не подлежащие оглашению. Размещавшиеся в соседней с ее комнатой шифровальщики в конце дня выносили кодированные ленты и копировальную бумагу в специальную урну, после чего сотрудники службы безопасности отправляли ее в мусоросжигательную печь. За пять — семь минут до этой процедуры Ася незаметно выходила из кабинета и, действуя на свой страх и риск, поспешно выбирала из урны использованные шифровальные ленты и копирки, прятала их в маленькую сумочку и сразу же покидала помещение. Если бы кто-то даже застал ее копающейся в урне, она в этом случае могла сказать: выбрасывала ненужные копии документов, подлежащих уничтожению по акту (для подстраховки Ася всегда держала в кулаке скомканными один или два секретных документа, которые она могла бы в случае опасности демонстративно бросить в урну).

Первую от Аси информацию Лонсдейл заложил в тайник для Крогеров в пригороде Лондона и сообщил об этом Хелен. Когда она подъехала туда на «мерседесе», то, к удивлению своему, увидела на обочине автострады дорожных рабочих. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! «Если бы они и раньше работали здесь, то Лонсдейл ни в коем случае не стал бы оборудовать тут тайник, — подумала Хелен. — Что же делать: а вдруг это хорошо продуманная операция Скотленд-Ярда по захвату того, кто придет сюда изымать материалы?.. Нужна проверка. Проверка и еще раз проверка. Убедиться, что за мною не было «хвоста», вести наблюдение за дорогой, засечь машины, записать их номера…»