Однако, садясь за стол Жирухина, она пожалела, что уступила. Мужчины (их было четверо) были полупьяны, назойливо вежливы и в то же время открыто, почти нагло, ее рассматривали. Она поняла, что Жирухин успел рассказать о ней, а возможно, говорил какие-нибудь пошлости. Елена Николаевна решила как можно скорее уйти от этих оскорбительных, ощупывающих, липких взглядов.
- Я только что рассказал своим друзьям о причине, заставившей вас приехать сюда, - сказал Александр Семенович. Все закивали головами. - Как здоровье вашего мужа?
- Он еще не пришел в сознание, - ответил за нее Обловацкий.
Официант принес на подносе несколько блюд. «Надо встать и уйти, немедленно встать и уйти» - решила она. Сейчас ее не пугало одиночество, даже если бы оно продолжалось вечно. «Все, что угодно, только не эти люди!» - думала она, разглядывая сидящих. Видя, как Сергей Яковлевич ест и улыбается пьяным репликам этой компании, она удивлялась своему легкомыслию. Как она могла поддаться минутной слабости и быть откровенной с малознакомым человеком? Ей казалось, что она вынесла на улицу свое самое святое, самое сокровенное, предала свою любовь. «Уйду, а он посмеется надо мной», - горько подумала она и поднялась.
- Простите меня, я очень устала.
Не ожидая ответа, она прошла по залу к двери, соединяющей ресторан с холлом гостиницы, и поднялась к себе. Уже на лестнице она услышала за собой шаги.
- Елена Николаевна, подождите! - Обловацкий подошел к ней. - Что вы хотите, ведь пьяные. Что вас расстроило?
- Сергей Яковлевич, я в самом деле устала. Да и зачем мне эти люди? А вы идите к ним. Не беспокойтесь обо мне.
Возвратясь, он услышал громкий смех Жирухина.
- А дамочка с норовом, - сказал лысый грузный человек, обращаясь к Обловацкому. Его звали Михаилом Михайловичем.
Сергей Яковлевич почувствовал отвращение к его масляной физиономии, но, не желая восстанавливать против себя неизвестных ему людей, сдержался и сказал:
- У нее горе.
- Э, знаю я таких, им бы блудить только, - перебил Михаил Михайлович с гаденькой усмешкой. Обловацкий с трудом удержался, чтобы не ударить его по лицу.
- Как проходит ваш отпуск? - спросил его Жирухин, и Сергей Яковлевич был доволен, что можно переменить разговор.
- Не очень организованно и весело. Трагическая судьба одиночки. Я сделал ошибку - надо было поехать в дом отдыха, хотя бы в «Азру».
- Ну, это ерунда. А в общем, верно, негде отдохнуть у нас хорошему человеку.
- Вы хоть окрестности посмотрите. А то уедете, ничего не увидите, а потом будете жалеть. Природа здесь хорошая! - сказал сидевший рядом с Жирухиным человек в белом кителе с отечным лицом и висячим носом.
- А куда вы посоветуете съездить? - обратился к нему Сергей Яковлевич.
- По части туристских маршрутов специалист у нас Александр Семенович. Всю Абхазию как свои пять пальцев знает - ему и карты в руки.
- Откуда ты взял, Василий Сергеевич, что я специалист? - с недовольной гримасой спросил его Жирухин.
- Да ты же излазил все горы.
- Не больше тебя! Но если ты настаиваешь - пожалуйста. Рекомендую, - он повернулся к Обловацкому, - побывать в Гульрипше.
- Нашел, что советовать. Там же каждый второй - туберкулезник, да еще какой - в последней стадии, - со смехом сказал Михаил Михайлович.
- Если рассуждать как ты, то и ехать некуда. В Гульрипше - больные, в Афоне - монахи, в Гудаутах - абхазцы, в гаграх - курортники. Не слушайте их, Сергей Яковлевич! Побывайте в Гульрипше, Афоне, Гаграх. На рассвете, после хорошей пьянки, съездите в Маджарку, съеште там хаши и выпейте маджары. И то и другое - отменное, - советовал Жирухин.
- Ну, а в Афоне что? - спросил Обловацкий.
- Как что? Во-первых, маслины, пища богов и греков, во-вторых, манашеское вино, - он прищелкнул языком, - нектар! Густое, как мед, прозрачное, как стекло, и хмельное, как первый поцелуй девушки!
- Ты ошибся в выборе профессии! Тебе бы быть агентом по распространению вин! - сказал сидевший напротив человек с умными, спокойными глазами.
- Что ж, возможно! Слова «его же и монаси приемлют» мне понятны! Да еще под свеженькую форельку! Мечта! Ты не согласен со мной, Михаил Михайлович? - повернулся к лысому Жирухин.
Тот кивнул головой.
- Вполне!
- Вы аппетитно рассказываете, Александр Семенович, - заметил Обловацкий. - Обязательно съезжу в Афон. Ну, а в Гульрипше что?
- Что рассказать вам о Гульрипше? Хоть вас и напугали туберкулезниками, но посмотреть советую санаторий. У него интересная история.
- Расскажите! - попросил Сергей Яковлевич.
- Некий богатый помещик Смецкой - он жив и сейчас, живет в Синопе, получает персональную пенсию, - до революции на свои средства построил огромное здание, оборудовал новейшей по тем временам аппаратурой и подарил это хозяйство неимущим студентам, больным туберкулезом. До революции это было лучшее лечебное учреждение России. Да и сейчас одно из первых. Построено на горе, лицом к морю. Прикрыто от северных холодных ветров горами. В самые жаркие дни здесь прохладно, а если вы останетесь здесь на лето и осень, убедитесь, как жарко в Сухуме. Посмотреть стоит! Неужели Константиниди, этот идолопоклонник, не рассказал вам о Гульрипше?
- Нет! Ни слова. Что же еще посмотреть?
- Александр Семенович! Расскажи о Каманах, помнишь, что говорили нам старики? - напомнил лысый.
- Каманы? Что ж, стоит съездить и туда. Когда-то, давным-давно, там был город и, как в каждом приличном городе, храм. Местные аборигены утверждают, что именно здесь умер и похоронен Иоанн Златоуст. Надеюсь, вы слышали о таком? - спросил Жирухин иронически.
- Честно говоря, нет, - ответил Обловацкий.
- Ну, тогда и углубляться не стоит. Так вот, сейчас в Каманах чекисты организовали «виварий», где перевоспитывают своих классовых врагов, внушают им свою «идею фикс», что труд облагораживает человека.
- И как, получается? - с ехидной улыбкой спросил Михаил Михайлович.
- А это зависит от количества мозговых извилин у каждого отдельного объекта, - засмеялся Жирухин. И, обращаясь к Обловацкому, объяснил: - Чем меньше извилин, тем быстрей действует!
Михаил Михайлович и Василий Сергеевич рассмеялись. Сидевший напротив с сосредоточенным видом разливал остатки вина в бокалы, стараясь, чтобы всем вышло поровну. Он, как будто, весь ушел в это занятие и не принимал участия в разговоре.
Обловацкого поразила озлобленность этих людей, сквозившая и в тоне и в смехе, такая откровенная издевка при незнакомом человеке. Неужели это из-за опьянения? Или его проверяли? Не слишком ли открыто? Сергей Яковлевич улыбнулся, представив на своем месте Строгова.
- Мы слишком громко говорим там, где надо было бы помолчать, - сказал он многозначительно.
- Между прочим, мысль правильная и толковая, - согласился, сразу трезвея, Михаил Михайлович. - Вообще, давайте закругляться. Делу время, потехе час. Мне с утра в Совнаркоме надо быть!
- Ты когда думаешь обратно? - спросил его Василий Сергеевич.
- Не позже пятницы.
- Далеко? - поинтересовался Сергей Яковлевич.
- «Нах наузе». В Москву, - ответил Михаил Михайлович.
- У меня к вам просьба, - попросил Обловацкий.
- Пожалуйста, - ответил тот любезно.
- Захватите сестре в Москву посылочку и письмо.
- Пожалуйста, пожалуйста, - повторил Михаил Михайлович. - Готовьте ваш груз! Сам лично завезу и передам. Пошлите фрукты, вино, лавровый лист.
- Большое спасибо! Завтра же приготовлю. Куда разрешите доставить?
- Давайте… - он запнулся. - Давайте посылку… - чувствовалось, чо ему не хотелось называть адрес, и он мысленно перебирал места, куда можно бы было принести посылку.
- Разрешите, я занесу вам домой, - подсказал Сергей Яковлевич, желая выяснить, где остановился и живет этот человек.
- Да нет, не беспокойтесь. Лучше я зайду сам или пришлю кого-нибудь. Ведь вы живете здесь, в гостинице? В каком номере?
- В тридцать втором. Но стоит ли вам беспокоиться? Мне, право, неудобно.
