— Работают ребята! Надеюсь выудить!

— Не многовато ли всего для овощебазы? — Васин поднял воспалённые в болезни глаза на Фёдорова. — Не привлечём ли излишнее внимание постороннего глаза?

— Каша всегда от масла вкуснее, товарищ майор!

— В нашем деле две стороны. Внешняя — тут, как мне показалось, у вас есть размах. Внутренняя — не особенно! Следует ещё раз просеять личный состав, в первую голову — пополнение.

— Сей или не сей, гуще не станет!

— Поинтересуйтесь, капитан, перепиской рядовых и командиров. Возможны любопытные данные открыться! — В душе Васин по-прежнему негодовал: секретные документы Фёдоров осмелился везти при себе, как обыкновенную бумажку!

— Личной перепиской?! — Фёдоров вздёрнул голову.

— У военного цензора выборочно. Вы, ей-Богу, как новорождённый пацан. Голощёков имеет опыт — поделится. Для него просмотр писем служит определённым ориентиром для разработки отдельных неблагонадёжных из гарнизона.

— Вроде, как в замочную скважину подглядывать?

— Нечего рассусоливать! Это — обычная практика, потрудитесь исполнять! Что у вас ещё?

Васин и Фёдоров в длительном обмене мнениями, замечаниями касались наблюдения за теми жителями Распадковой, кто ранее был замечен в социальной неблагонадёжности, кто подвержен пораженческим настроениям, за кем «хвост» тянется в годы семёновщины.

— Прикинем, капитан, кого могут забросить? — вслух раздумывал Васин. — Не японец. Не кореец. Не китаец. Такого у нас тотчас раскусят. Разве под бурята попытается работать?..

— Такой вариант не исключаю, товарищ майор.

По подсказке Васина генерал Чугунов распорядился ознакомить Фёдорова с архивными материалами по белой эмиграции.

— Может, не стоит? — Фёдорову не хотелось погрязать в бумажных дебрях.

— Приказ генерала!

Фёдоров смотрел на Васина с состраданием: зубы сводят мужика с ума! Отсюда и раздражение майора.

— Климент Захарович, моя бабушка делала так: отрезала кусочек свиного сала и закладывала за щёку, где больной зуб.

Майор, занятый мыслями о предполагаемых кознях противника, округлил глаза:

— Какое сало? Какая бабушка?!

— Подержать сало за щекой полсуток — боль утихнет. Просто и здорово! — Фёдоров искренне удивлялся, что майор не берёт в ум такое верное средство лечения. — Испробовано десятки раз!

— Ну-у-у, капита-ан, — Васин, безнадёжно махнув рукой, приложил ладонь к больной щеке, — я ему — про Фому, он мне — про Ерёму! Вы сроду такой или кто испортил?

Фёдоров понимал: майор не верит в его возможности как контрразведчика. Тому свидетельство — начало встречи. И вот теперь слова без выбора. И он рассердился донельзя.

— Поле у нас, товарищ майор, вроде одно, а мерим его разными саженями. Так замечаю. И это мне не по сердцу, если честно сказать, товарищ Васин!

Климент Захарович вздыбил густые брови.

— Вы о чём, капитан?

— Ну-у, во-от… Не прикидывайтесь, будто не понимаете! Терпите меня, как неизбежное зло. Бесполезное барахло, а выбросить нельзя — начальство велело держать. Не так ли?

Майор, застигнутый врасплох, не готов был к открытому разговору о взаимоотношениях.

— Мне дано право, капитан, поставить вас по стойке «Смирно!» — Васин пощурился на солнце, поглаживал щеку. Так и не найдя пути к смене разговора, спросил: — Вам понятно?

— Разрешите идти? — Фёдоров поднялся — выше начальства на голову. Защёлкнул кнопки планшетки.

— Не разрешаю! Между нами, капитан, должно быть всё выяснено. — Васин обошёл стол, опёрся на спинку стула. — Да, вы не предназначены к нашей службе. Вы не станете отрицать?

— Руки опускаются в неверии. Отпустите на фронт!

— Зря тешите себя, капитан! Служить нам пока вместе. Надеюсь, не сбежите?

— Фёдорову не личит показывать спину противнику! Не водилось у нас такое!

— Похвально! — Васин, измученный болью, ругательски ругал себя: «Зачем дал втянуть себя в этот разговор?!» — Делайте дело, как положено контрразведчику «Смерша», никто и слова упрёка не бросит вам, капитан! Врага разобьём, тогда видно будет, кому и чем заниматься. Война нас свела, победа — разведёт!

— Вот на этом и порешим, товарищ майор. Обещаю не давать повода для вашего недовольства.

— Обещания дают пионеры, Семён Макарович.

— А я и есть пионер в «Смерше»! — И Фёдоров широко заулыбался, обезоруживая раздосадованного Васина.

Перекинув планшетку через плечо, Фёдоров покинул комнату.

Климент Захарович ещё и ещё раз взвешивал мысли о будущем капитана. Разве Фёдоров отлынивает от поручений? Возможно, он видит в военной службе что-то такое, чего не дано ему, майору Васину, с его опытом контрразведчика? Васин допускал, что новый человек свежим взглядом уловит какую-то деталь, какую-то возможность, решающую в данной ситуации. Но этого Климент Захарович не заметил в действиях и намерениях Фёдорова. И это не нерадение! Это — служба без огонька: как получится, так и ладно. Вспомнив совет насчёт сала, Климент Захарович мысленно улыбнулся: «Нужно попробовать!».

Климент Захарович глубоко прятал чувства раздвоенности в отношениях с Фёдоровым. Беспокоился, чтобы оно не прорвалось наружу и не повлияло на общую службу. С такими людьми, как Фёдоров, нужно вести себя в лобовую. И Васин не осудил себя за только что состоявшийся разговор. Чувство опасения осталось: капитан своей некомпетентностью в какой-то момент нанесёт вред службе, которой Васин верен, как семье, без которой не мыслит себя в мире…

Фёдоров, перекусив в буфете штаба, спустился в подвальное помещение. Пахло бумажной пылью, клеем, застоялым табачным дымом. Сотрудник хранилища выдал ему указанные генералом папки. Расположившись за столом под лампой и досадуя на Васина за этот «ликбез», Семён Макарович принялся читать пожелтевшие от времени секретные материалы.