— Противник атакует не только наш участок, — более спокойнее продолжил Чугунов. — Активизирована заброска агентуры и бандгрупп в Приморье, Хабаровском крае. У них там отменный суфлёр в лице предателя Люшкова. О чём сие свидетельствует? Неприятель учуял определённые изменения в структуре войск Дальнего Востока и Забайкалья. Поелику так, то нам предстоит принять меры более жёсткого режима. Это как дважды два… восемь! Не так ли, капитан Фёдоров?..

— Согласен! — Семён Макарович вздрогнул от неожиданности, привстал в растерянности.

Собравшиеся заулыбались над этим «согласен».

— Раз капитан Фёдоров согласен, то продолжим! — усмехнулся и Тарас Григорьевич. — Появление агентов в районе Распадковой приобретает своеобразную окраску. По достаточно установленным данным, лазутчики из местных казаков. Но цели их пока нами не раскрыты.

Тарас Григорьевич, осведомлённый о создании резерва военного снаряжения на востоке страны, считал опасным усиление интереса противной стороны к местности, через которую пролегла железная дорога, где спешно строится шоссе стратегического назначения. Из секретных материалов Чугунов знал, что с начала 1944 года отмечено свыше сотни случаев нарушения дальневосточной границы…

Фёдоров слушал со вниманием пограничника, майора Васина, представителя военной прокуратуры и про себя делал вывод. Ни полковник с казацкими усами, ни широколобый в пенсне прокурор, ни генерал с его правильными словами и упрёками, наставлениями — никто не добьётся результата, если рядовой пограничной службы не проявит старания, зоркости и отваги, если розыскник отдела военной контрразведки «Смерш» покажет себя неумелым, не настойчивым, без терпения и приметливости, без таких, как Петька Заиграев — безо всего этого, — гуляй, шпион, вольно! Семён Макарович не отбрасывал мысль о полезности настоящего сбора, но и не улавливал особенного толка. Он переживал за Сидорина: справляется с охраной стройки, ладит ли с начальником объекта? Тот, несомненно, таит обиду. Задумавшись, Фёдоров пропустил многое из слов генерала.

— Вы оградили командиров, знающих секреты, от нежелательных контактов? — услышал он вопросы Чугунова. — Где офицеры расквартированы? С кем общаются? Командиры не ангелы. Им не чужды слабости. Где проводят часы досуга? Где обедают и ужинают? Где веселятся? Они, фактические исполнители, верят в то, что строят овощехранилище?

— Ухмыляются! — подал голос Фёдоров. — Ваш подсказ, товарищ генерал, учтём в практических действиях!

— Подска-аз… Партикулярный вы человек, капитан. — Глаза генерала, спрятанные за толстыми стёклами очков, иронично ощупывали Фёдорова. Седые белокурые волосы слегка шевелились на висках в движении воздуха из открытой фрамуги.

— Значение «объекта», охрана которого вам поручена, переоценить трудно. Из этого исходите, капитан! Кстати, какие женщины имеют доступ на стройку? В каком кругу проводят время командиры, солдаты?..

— Так они ж на работе от темна до темна! — Фёдорова поразило замечание генерала.

— А в темна?.. Сказать вам нечего! Позаботьтесь о безопасности командного состава, товарищ капитан! — Чугунов поднялся, снял очки. — Свободны, товарищи! Каждому на своём участке усилить внимание и пресекать возможные проявления благодушия.

За тонкой перегородкой с самого раннего утра, как в пустой бочке: бу-бу-бу! Фёдоров накрылся одеялом с головой. До первых петухов они с Сидориньм ходили по гарнизону, в палаточном городке строителей — как проводят люди свободное время?.. Не успел досмотреть первый сон, воробьи затеяли драку под застрехой. Писк. Живканье. И громкий голос Маргариты Павловны досаждал. Семён Макарович с трудом ловил слова.

— Вольности позволяет, архаровец!.. Изводись теперь. Пороли мало! Ах, Петенька… ах, Петушок…

Фёдоров выпростал ноги из-под одеяла. Поприседал у кровати. Вышел в горницу в сапогах и соколке. Полотенце через плечо.

— Доброе утро! Чем встревожен гарнизон?

— Чё? — Сухое, в крапинках оспы лицо хозяйки замкнуто.

— Не войну ли японцы начали? — Фёдоров сладко потянулся, изгибаясь коромыслом.

— Какие-такие японцы? — Она смежила маленькие цвета спелой вишни глаза. — Груня вон вся истерзалась. Изверг её Петьча… Неделя нет слуху. Замоталась баба! А вам — япо-о-онцы! У вдовы голос пропал от горя… Япо-онцы тебе! Выродила на свою голову…

— А что милиция? — насторожился Фёдоров.

— Какая теперя милиция?! Тьфу-у!

— Один или с кем ещё?

— Оди-ин? Держи карман шире! Сманил дружка, Гошку Андреева. И другая баба купается в слезах.

— Еду взяли? Хлебные карточки целы? — Под причитания хозяйки Фёдоров успел обмундироваться.

— Картохи с ведро да постного масла пузырёк. Краюшку хлеба отломили у Заиграевых. Луковицу ещё — шелухой насорили…

В комнате уполномоченного отдела «Смерш» Фёдорова встретил Сидорин той же новостью. Оказывается, у Андреевых и собака пропала, сибирская лайка. И ружья недосчитались.

— В тайге пацанва? — высказал догадку Сидорин.

Лейтенант Григорий Григорьевич Сидорин прижился на стройке: майор Васин оставил его в Распадковой для усиления контрразведывательных сил. И молодому офицеру пришлось по душе работать с Фёдоровым — без лишней дёргалки по пустякам.

Узнав в посёлке об исчезновении мальчишек, лейтенант побывал в местном оперпункте милиции. Там готовились выйти с поиском, подбирали следопытов. Расспросил Агриппину Петровну: как и когда обнаружена пропажа сына, не было ли у них в доме посторонних? Не давая повода к открытию своего интереса, Сидорин беседовал с Заиграевой, держа в прицеле неизвестного верзилу. Лейтенант никак не мог смириться с «проколом» — враг ускользнул из-под носа!

Установилась осенняя погода: частые дожди, снежок в горах, солнце закрывали тяжёлые лохматые тучи.

Ребята могли заблудиться, замёрзнуть, простудиться, погибнуть при встрече с медведем-шатуном. Поселковый совет поднимал жителей Сотникова, охотников-промысловиков… Обо всём этом Сидорин доложил Фёдорову.

— Начиналось, как следует догадываться, с наших шпионов, Семён Макарович.

— И с записочек под камешками!

Лейтенант покраснел, насупленно отвернулся. Фёдоров поглядел на часы: в Чите уже семь утра. Майор ещё дома. Но Семён Макарович счёл возможным потревожить его. И намекнул:

— Не мы ли виновники?.. Нельзя ли организовать помощь военными?

— Разве сроки готовности объекта отодвинуты? — Майор и мысли не допускал, чтобы снять солдат со стройки.

— Подростки знают местность, не первый раз в тайге. С ними, как вы докладывали, охотничья собака. Паника не лучший советчик, товарищ капитан! Вам ясно? Кстати, ваши юные сыщики впустую топчут тайгу. Сами знаете, почему, или напомнить?

Разговор с Васиным не успокоил Фёдорова. Верно, конечно, что искать агентов в тайге — зряшное занятие. Но дети подвергаются опасности в порыве благом! А тут ещё явилась Галина Степановна Ширяева: «Нет ли чего нового о Пете и Гоше?». И почему она думает, что сотрудники «Смерша» должны знать все новости? С тяжёлым сердцем пришёл Семён Макарович на квартиру. В глазах хозяйки тот же вопрос. Он отрицательно мотнул головой. Она отрешённо махнула рукой: «Какой с вас спрос!» А поздним часом — стук в стекло. На пороге — Петька Заиграев!

Маргарита Павловна кулак ему под нос.

— Варнак! Вгонишь мать в могилу! Шишига дикошарый!

Обветренное потемневшее лицо Петьки выражало такое торжество, что у Фёдорова оборвалось сердце: что нашли? Мальчишка стянул с головы лохматую шапку. Открытые глаза — словно фонарики в темноте.

— Поговорить бы…

Фёдоров звонил в милицию, в поселковый Совет дежурному: один беглец отыскался!

— Знаешь ли ты, анархист, что наделал? — Семён Макарович, понимая, что разговор не для всех ушей, торопливо надевал шинель, шапку. — Всю вселенную подняли на ноги!

— В кутузку его, шалыгу! — Маргарита Павловна норовила тыкнуть паренька кулаком.

Ночь была с лёгким морозцем. Ветер рвал полы шинели. С высоких сосен слетали хвоинки, секли лицо.