Пока Рудольф готовил к работе рацию, набрасывал на ближайший куст антенну, Пауль составлял шифровку.

— Приступай, — скомандовал он, как только Рудольф взялся за ключ и выжидающе замер.

Раздался едва слышный стук ключа. Пауль тихо, но внятно произносил цифры, поглядывая на клочок бумаги с шифровкой. В эфир полетела радиограмма: «Обнаружены при выброске. Подходы к дороге в запланированном районе полностью блокированы. Район выполнения задания меняется. Все остальное по плану. Идем на большой риск. Задание будет выполнено. Егерь.»

— Вот так, — удовлетворенно подытожил Пауль. — Мы все равно перехитрим русских. Они отсекли нас от дороги в котловине, лишили нас части взрывчатки. Но мы выполним задание там, где не ждут нашего появления. С наступлением темноты уходим к пещере — к Ягуару. Переберемся в соседнее ущелье, сделаем большую дугу и снова выйдем к дороге. А там…

Пикаев почистил сапоги до блеска и отложил в сторону сапожную щетку, потом взял бархотку.

— Не надоело? — спросил Пащенко, сидевший рядом на скамейке у стола.

Заурбек поселился в комнате Пащенко. Так уж получилось, что они с первой встречи пришлись друг другу по душе.

В комнате, кроме грубого деревянного стола, двух скамеек и двух деревянных кроватей, больше ничего не было.

Заурбек надел шинель, затянулся портупеей.

— Готов? — с легкой улыбкой спросил Пащенко.

Заурбек несмело повел в сторону товарища взглядом.

В словах Саши ему почудилась ирония. Неужели Пащенко догадался? Заурбеку очень хотелось по пути в штаб заскочить к Касполату. Почему-то он был уверен: если посмотрит на Залину, то ничего плохого с ним сегодня не случится. Перед началом оперативного совещания Золотов дал своим помощникам час, чтобы они немного отдохнули, привели себя в порядок после возвращения из поискового маршрута. У них оставалось еще минут пятнадцать.

Вот-вот с гор на село падет темнота осеннего вечера.

— Зайдем? — неожиданно спросил Пащенко, поравнявшись с домом Касполата, — отчего его улыбающееся открытое лицо стало еще добрее.

Заурбек смешался и тут же, обозлившись на себя, сделал резкое протестующее движение рукой. В этот момент раздался громкий скрип и послышался голос Касполата, открывавшего со двора свои ворота.

Заурбек заторопился к Саше, который стоял перед распахнутыми воротами и махал то ли Касполату, то ли Залине рукой. Отец Залины был на фронте, а мать служила врачом в госпитале в Орджоникидзе и очень редко приезжала домой в село. Бабушка Анисья, Залина называла ее нана, часто болела и почти не выходила во двор.

Девушка увидела Заурбека и оборвала свой смех. Пикаеву показалось даже, что она смутилась.

Касполат сделал приглашающий жест рукой: заходите, мол. Пащенко отрицательно мотнул головой.

Залина стояла на пороге дома, опустив голову, будто не зная, что же ей делать: ждать, пока военные уйдут или самой уйти в дом? Одетая в вязаный свитер, в теплом платке нана, обутая в солдатские сапоги, она показалась Заурбеку особенно маленькой и беззащитной. Ему стало легко на сердце, как у человека, который освободился от душевной скованности. Он открыто улыбнулся и махнул рукой. Залина подняла лицо и прямо посмотрела на друзей, но Заурбеку показалось, что она смотрит только на него.

— Фенынма, — по-осетински попрощался Заурбек, что означало «до свидания».

Касполат тоже по-осетински пожелал друзьям счастливого пути, и они заторопились в штаб полка. Заурбек был уверен, что Залина все еще стоит на пороге своего дома и смотрит им вслед. «Она смутилась, увидев меня, и осталась на пороге, а не ушла в дом, как это обычно делают в таких случаях осетинские девушки», — подумал Заурбек.

Саша искоса поглядывал на Пикаева. Даже в наступавшей темноте было видно, какое веселое у Заурбека лицо и какие радостные у него глаза…

В кабинете Золотова находились уже капитан Фролов и старший лейтенант Усманов — высокого роста худощавый молодой узбек, командир другой роты, принимавшей участие в операции. Карие, чуть суженные глаза Усманова окинули взглядом вошедших в кабинет Пикаева и Пащенко и вернулись к Золотову. Фролов, казалось, никак не отреагировал на появление Александра и Заурбека. Он сидел боком к входной двери и курил. Было такое впечатление, как будто со вчерашнего утра, когда Золотов учинял здесь ему разнос, он и не уходил отсюда — до того все в нем было таким же, как тогда, даже выражение лица: сумрачно-безразличное.

Пащенко и Пикаев остались стоять у двери.

— Вы, как бычки, привязанные друг к другу, — заметил Золотов. — Так и ходите в паре. Размещайтесь ближе, иначе ничего не поймете.

Пикаев протиснулся снова к сейфу и стал там, весь обратившись во внимание, а Пащенко пристроился рядом с Усмановым.

Золотов сидел за столом перед расстеленной картой, разрисованной разноцветными стрелками, квадратами…

— Я решил не приглашать взводных и командиров отделений, поставите задачи им сами… — Золотов глянул на часы. — Сейчас семнадцать ноль-ноль, в восемнадцать ноль-ноль начало операции.

— Лучше бы днем, — сумрачно вытолкнул из себя слова вместе с табачным дымом Фролов.

— Может, и лучше, да так уж получилось, Фролов, что работать придется в темноте. Но здесь есть и плюс для нас. Темнота, как правило, обостряет у преследуемых чувство страха… Но все это посторонние разговоры, другого времени у нас просто нет. В оперативном плане все наши действия расписаны, как по нотам.

Золотов требовательно посмотрел на Фролова, и тот, подчиняясь молчаливому приказу, встал и склонился над столом. То же самое сделал и Усманов.

— Ты начинаешь отсюда. — Карандаш Золотова легко прошелся по карте, оставив на ней едва приметную линию. — Начинаешь на правом фланге с самого края и идешь вверх по склону. Не пропускаешь ни одной лощины, ложбины, оврага, любой впадины или бугра, включая и завалы бурелома, если попадутся. Чтобы участок твой был прочесан, как частый гребешок прочесывает волосы на голове. Левый фланг твой, Фролов, идет вглубь. У тебя, Дадахон, — обратился Золотов к Усманову, — правый фланг, он должен смыкаться с флангом Фролова, идешь тоже вглубь, а вторая группа прочесывает край и тоже поднимается наверх. Наша главная задача — выдавить эту нечисть, если она еще в наших окрестностях, за пределы досягаемости дороги. Если взять их живыми будет невозможно, — ликвидировать!

— Дезертиров тоже? — спросил Усманов.

Золотов удивленно посмотрел на него.

— Шутник ты, Усманов. Если сдадутся сами, угостишь чаем. — Все улыбнулись, поняв намек. Усманов питал слабость к чаю. Стоило появиться в роте кому-нибудь из его товарищей, как он спрашивал: «Чай пьем?»

— Не упустить бы чего, — вздохнул Золотов. Сколько ждет неожиданностей. Разве все предусмотришь? Давайте еще уточним детали, и будьте здоровы. Проверьте каждого бойца, — готов он или нет.

Фролов и Усманов, следуя дальнейшим указаниям Золотова, нанесли пометки на свои карты и ушли. Пащенко и Пикаев заняли их места.

— Теперь с вами. У тебя, Пащенко, группа из семи человек. Ты идешь с ними к тому урочищу. Слишком много вокруг него накручено. Я тебе рассказывал о своем разговоре с подростками. Ты должен держать этот район под постоянным наблюдением.

— А я? — нетерпеливо спросил Пикаев и тут же смутился своей несдержанности. Смуглое лицо его мгновенно покрылось румянцем, отчего щеки обрели цвет зрелой вишни. Золотов и Пащенко улыбнулись. Саша знал уже, что Заурбек тоже понравился Ивану Яковлевичу и что тот обратился с письменным рапортом в управление местной милиции с просьбой снять с Пикаева бронь. Чтобы впоследствии взять его в свой отдел. Пащенко пока ничего не говорил об этом Заурбеку.

— У тебя особое задание, лейтенант Пикаев. — У тебя и у твоих милиционеров. Вы ребята местные, хорошо знаете свои горы, глаза ваши по-кавказски зоркие, — Золотов улыбнулся. — Даем тебе еще четырех разведчиков, — посерьезнел он. — Слушай меня внимательно.