— Разрешите, товарищ подполковник, — встал Пикаев. — Мы не успели еще как следует допросить племянника стариков. Он у дежурного внизу.

— Хорошо, через час жду вас у себя.

Колю, или Николая Антоновича Сипягина, Пикаев и Пащенко допрашивали вместе. Он подтвердил все, что было известно уже из показаний соседей и его собственных.

— Кто знал, что старик хранил маузер?

— Я, его старые знакомые, соседи… Он не скрывал этого. Вы же видели, в рамочке висит дарственная грамота на маузер. Он хотел сдать его в музей.

Просил меня: сходи, узнай, как это делается, а…

— Вы так и не пошли?

— Нет, — опустил голову Сипягин.

— Вы же часто бывали у стариков, даже жили у них подолгу. У вас был свой ключ от квартиры? И вообще, сколько было ключей? Сипягин вздрогнул и еще ниже опустил голову.

— Ключей было два, — не глядя ни на кого, глухо уронил Коля. — Один у них, другой у меня. Старик не оставлял ключ в двери, когда знал, что я приду, чтобы не вставать из-за меня.

Пикаев и Пащенко быстро переглянулись. Это уже было что-то более существенное.

— Один ключ был под подушкой, а ваш где?

Сипягин робко глянул на Пикаева, задавшего этот вопрос и снова понурил голову.

— Потерял.

— Когда?

— Недавно. Может, платок вытаскивал, может, деньги. Пьяный был.

— Где вы обычно пьете?

— На базаре, в. забегаловке. Там всегда есть дешевое вино.

— Вас там знают?

— Как облупленного, — угрюмо буркнул Коля. — В долг давали, когда денег не было.

— А сейчас уже не дают?

Сипягин помолчал, а потом вяло пожал плечами.

— Там теперь новый буфетчик — жмот и грубиян. Я после этого еще не ходил туда.

— После чего «этого»?

— Да попросил как-то налить стаканчик в долг, а он как заорет: пьяница, ханыга, попрошайка. Ну, я тоже сорвался. — Коля сделал паузу, переводя дыхание. Видно было, что обида та до сих пор волновала его. — Говорю: я честный рабочий человек, у меня заслуженные тетка и дядька, а он мошенник и кровопийца, и место ему в тюрьме. А он кричит: «Плевать я хотел на твоих родичей, плати и тогда пей…»

Сипягин опять замолчал, как бы вспоминая, что было дальше, Пикаев и Пащенко хранили молчание. Но Коля, видимо, решил, что рассказал уже обо всем, безнадежно махнул рукой.

— А не кричали вы ему случайно, что вот, мол, возьму у старика маузер, приду и прихлопну тебя, гниду паршивую?

Коля изумленно уставился на Пащенко.

— Откуда вы знаете? — заикаясь, спросил он.

— Надо же было вам ответить на его оскорбление, а у старика вашего маузер.

— Плевать он хотел на мои угрозы. Засмеялся только.

— Так вы и ушли несолоно хлебавши?

— Да нет, нашелся добрый человек; угостил хорошо. Ничего не помню, что говорил и как.

— На заводе знали, что у вас такие старики, что у старика именной маузер?

— Знали, он приходил на завод просить за меня, ну, когда меня за пьянку выгоняли с работы. Рассказывал о себе. Вызвали меня потом в завком, стыдили…

— Значит, тогда вы выпили и ушли домой. Вас никто не провожал?

Сипягин удивленно посмотрел на Пащенко. По всему было видно, что последний вопрос поставил Колю в тупик.

— Вы один вышли из чайной или с кем-нибудь?

Сипягин мотнул головой, словно отбрасывая от себя нечто, мешавшее ему ответить на вопрос, но это не помогло, он продолжал молчать.

Заурбек недовольно поморщился. Сипягин начинал серьезно раздражать его. «Какой-то он неопределенный в показаниях, — подумал он. — То ли знает чего-то, то ли нет, то ли дурак, то ли нормальный человек. Вопрос-то совсем простой, а он…»

Пикаев посмотрел на Пащенко. Тот сделал предостерегающий жест: мол, спокойно, без нажима, иначе допрос не пойдет.

— Нам очень важно, Николай Антонович, знать, кто последним расстался с вами в тот вечер. Вы выпили вино, закусили, решили идти домой. Нуждались вы в посторонней помощи? Твердо держались на ногах? Может, вы были сильно пьяны и кто-то вызвался помочь вам. Подумайте.

— Вроде собирался сам. Не помню, — беспомощно развел руками Коля. — Опьянел тогда и от вина, и от обиды. Такое зло меня взяло.

— Но хоть день-то помните?

Вопрос Пикаева прозвучал нетерпеливо и поэтому резко. Сипягина эта резкость испугала. Он сразу сник, ушел в себя.

Пащенко укоризненно глянул на товарища.

— Вы успокойтесь, Николай Антонович. Мы обязательно сделаем все, чтобы найти убийц ваших стариков и передать их в руки закона. Вы хотите помочь нам?

Сипягин вскинул голову. Вопрос явно обидел его.

— Может, я и в чем-то виноват, товарищ следователь, но поспрашивайте на заводе, честный Сипягин или нет.

— Не сомневаемся в вашей честности, Николай Антонович, — ответил Пикаев. — И вам тоже не следует обижаться, такая у нас работа. Бандиты открыли дверь своим ключом. Мог кто-нибудь из соседей выкрасть на время ключ у стариков и сделать дубликат или слепок с него?

— Нет, — отрицательно мотнул головой Сипягин. — Старик присматривал за ключами. Замок в двери старинный, надежный, и дед боялся потерять ключи. Тогда пришлось бы менять замок. Он и мне-то ключ не давал. Это бабка Катя со скандалом забрала у него второй ключ и мне отдала. Старик не хотел этого. Он, вообще, был какой-то… — Сипягин неопределенно покрутил растопыренными пальцами у своего виска. — На все у него были свои понятия. Все говорил о честности, идеях, и баба Катя тоже. Никогда не поступались своими принципами.

Коля нешироко развел руками, словно выражая сожаление тем, что старики были такими правильными и неуступчивыми.

— Все боялся за свой маузер. Если бы я сходил в музей, — упавшим голосом добавил он.

— Значит, преступники могли воспользоваться только вашим ключом? — то ли спросил, то ли подытожил эту часть разговора Пикаев.

— Выходит так, — обреченно уронил Сипягин. — Выходит, кругом моя вина.

— Дело не в этом, Николай Антонович. Давайте лучше попытаемся вместе с вами угадать, каким образом преступники завладели вашим ключом. Допустим, вы потеряли его, а они нашли. Что это дает? — Пащенко говорил, расхаживая по кабинету, но при последнем вопросе резко повернулся лицом к Сипягину.

— Ничего, — сам ответил капитан на свой вопрос. — Мало ли кто находит какие ключи. Поди узнай, от какой он квартиры и что в той квартире есть. Так? — Этот вопрос Пащенко адресовал уже Пикаеву, как бы побуждая его активнее участвовать в допросе.

— Значит, — подхватил Заурбек, — эти люди хотели завладеть именно вашим ключом, и они уже знали, наверное, от какой он квартиры и что там хранится маузер. Согласны?

Сипягин кивнул.

— Вы можете подозревать кого-нибудь из своих товарищей по работе?

— Нет, — твердо ответил Коля. — Я с ними никогда не пью. У них своя компания, а я пью в одиночку.

— Остается одно, — развел руками Пикаев, — вы с кем-то встретились на улице, по пьяной лавочке рассказали ему свою биографию, пожаловались на своего обидчика, а он вытащил у вас ключ, потому что оказался преступником. Вы же совсем не помните, кто за вас платил в забегаловке и кто подсаживался к вам. Да и вряд ли тот человек мог при всех лезть к вам в карман за ключом. Там же были люди, не правда ли?

— Наверное, — неуверенно ответил Сипягин. — Черт его знает, я тогда здорово окосел. Вспомнил! — оживился он вдруг. — Это было в среду, точно, в прошлую среду. Я еще кричал ему, что, мол, завтра получу аванс и рассчитаюсь с ним. Буфетчику.

— Вот видите, стоит подумать, и уже что-то вспоминается. Постарайтесь вспомнить точно: провожал вас кто-нибудь в тот вечер до дому или вышел с вами из забегаловки?

— Нет, это я помню точно. А вот, может, на улице кто-нибудь подходил, это не помню, — махнул рукой Коля, вконец запутавшись.

— Успокойтесь. Скажите, в пьяном виде вы любите рассказывать о себе, жаловаться на свою судьбу?

— В том-то и дело. По пьянке я всегда распускаю нюни. А ключа утром хватился. Встал, собрался уже на работу, гляжу — а ключа-то нет. Сразу побежал в забегаловку. Думал, там обронил, уборщица, может, подобрала, а она поклялась всеми святыми, что ничего не находила. Надо было идти к старикам, признаваться, что ключ мой тю-тю. Побоялся — не пошел, а если бы пошел… Все оттягивал до вчерашнего дня. Вчера они ждали меня — это день памяти моей матери, мы всегда в этот день бывали вместе. А мой сменщик не пришел, и я остался в третью смену. До работы не смог проскочить к ним, был во второй смене. Думал, загляну хоть после смены.