Голос ее огрубел, в нем появилась наигранная хрипотца. Лицо Зойки менялось: оно обретало выражение легкой презрительности ко всему окружающему.
— Ладно, — через паузу ответил Руслан. — Я сказал тебе, как мужчина, а ты как знаешь — дело твое.
— У тебя какие планы? — спросила Зойка. — Подержи сумку..
Она отдала Руслану сумку, а сама, заглядывая в маленькое зеркальце, причесалась, подкрасила губы. Делала она это, картинно изогнувшись в позе, весьма эффектно подчеркивавшей и стройность фигурки, и соблазнительность ее форм.
— Может, в кино сходим?
— Я бы с удовольствием. Да завтра у дядьки в селе годовщина смерти близкого родственника его жены, мне надо помочь. Сама понимаешь, в таких делах родичи скидок ни на что не делают. Тем более, что и денег у меня нет, чтобы помочь деньгами.
— Ладно, — медленно проговорила Зойка. — Твои дела — это твои дела. Пойду наводить марафет.
На лицо ее налетело облачко грусти. У всех людей, как у людей, подумалось ей. И родственники есть, и свадьбы, и поминки, и именины, а у нее… Как у проклятой — пусто кругом. В эту минуту Зойка вдруг с особой остротой почувствовала, как опротивели ей прежде времени состарившиеся мужчины, с которыми она встречалась и с которыми не о чем даже поговорить, насколько интереснее и веселее со своим ровесником, вроде этого Руслана, поболтать о чем хочешь, посидеть не за водкой, а за мороженым, сходить в кино, а потом, чтобы он проводил до дому и только поцеловал бы на прощание без грязных и жадных рук.
— Ты чего? — спросил Руслан, заглядывая Зойке в лицо, он был выше ее. — Тебе плохо?
— Ничего, — через силу улыбнулась она. — Тебе не понять моего «плохо».
— Значит, завтра я жду вас с Иваном. Не знаю только, захватить ли образцы товара.
— Захвати, — вяло ответила Зойка. — Пусть смотрит. Он мужик деловой. Только гляди, чтобы тебя не облапошил, он на такие дела большой мастер. У самого Квазимоды выучку проходит.
— Это у того урода, что ли?
— А у кого еще! Иван — ученик его, способный, так что смотри.
— Вы поссорились, что ли?
— Нет, — качнула головой Зойка. — Обижается он на меня, а завтра все равно я его провожу до места, не беспокойся. Что-то в Руслане сдерживало блатные замашки Зойки, особенно в языке. Ей не хотелось быть рядом с ним грубой и пошлой.
— Если он придет без меня, значит, так надо, ты ни о чем его не спрашивай.
— Договорились. Ты куда?
— В парикмахерскую.
Они снова стояли на трамвайной остановке, откуда раньше ушли в парк.
— Пойду, — повторила Зойка. — Вдруг понадоблюсь, — загадочно добавила она. — У меня сейчас бугор сердитый.
— Я провожу тебя, ладно?
— Давай, — сразу согласилась Зойка, — веселее будет.
Она не могла сказать, что этот парень нравился ей, как мужчина. Руслан будил в ней мысли, не совсем ясные ей самой, желание понять их, себя, т. е. думать, и о том, как теперь будет у нее с Иваном, и вспоминать, что было у нее в жизни и о чем ей очень не хотелось помнить: своего отца, детство, детские обиды, оскорбления… Она шла рядом с Русланом по проспекту и вспоминала даже то, что, казалось, навсегда выпало из ее памяти. Например, как материн хахаль изнасиловал Зойку, когда ей не было еще и четырнадцати лет. Правда, раньше она уже немного развлекалась с дворовыми подростками, но это было легкое баловство. Год целый подговаривала Зойка уличных хулиганов, чтобы они поймали и оскопили ее насильника. Пришлось заплатить им всем натурой, но это для нее уже не имело значения — она жестоко отомстила за себя. И больше не было такого, чтобы мужчина овладел ею насильно.
— Тебе сколько нужно денег? — вдруг спросила она. — Могу дать тебе сотню и можешь не отдавать.
— Ну что ты, Зоя, — смутился Руслан. — Или я для тебя не мужчина? Сам найду.
— Как хочешь. А я подцепила богатого хахаля, — с вызовом сказала она. — Две сотни, — хохотнула Зойка. — Первый раз встречаю такого на малине. — Зойка спохватилась, что сболтнула лишнее, но Руслан даже не заметил ее оговорки.
— Наверное, какой-нибудь начальник?
— Угадал, Красавчик, точно начальничек. Культурный, вежливый такой, пока до постели не доберется, — Зойка помолчала. Она нарочно все это говорила, чтоб подразнить Руслана. Но он ничего ей не ответил, и это ей понравилось — не лезет с расспросами да с советами.
Они дошли до парикмахерской.
— Ну пока, Красавчик. Завтра встретимся. А если нет, то Иван будет.
Зойка посмотрела вдоль проспекта. Он был куда многолюднее, чем час назад. Время шло к вечеру, к прохладе, и любителей прогулок на свежем воздухе становилось все больше и больше.
— Будь здоров, не болей, — улыбнулась Зойка и шагнула в парикмахерскую.
Руслан с минуту постоял на месте, а потом быстрым шагом двинулся по проспекту к улице Кирова.
Когда Зойка вышла из парикмахерской и, победно оглянувшись вокруг, направилась в сторону парка, следом за ней пошел невысокий парень в застиранной рубашке с распахнутым воротом и обутый в растоптанные босоножки. Если бы Зойка оглянулась и увидела этого парня, то, наверное, не обратила бы на него никакого внимания — столько было в парне безразличия не только к самой Зойке, но и ко всему, что его окружало…
Пикаев читал у себя в кабинете рапорт старшины милиции — участкового из пригородного села, где недавно было совершено ограбление, и мысленно прикидывал, как новый эпизод, отраженный в рапорте, «вписывается» в общую картину розыска…
Старшина, крупный пожилой мужчина, одетый по всей форме — в гимнастерку, галифе, обутый в сапоги, сидел здесь же. Участковому было жарко и он явно чувствовал себя стесненно. Солнце било через окно прямо в старшину, а он даже платок из кармана галифе не смел достать, чтобы вытереть покрытое крупными каплями пота смуглое черноусое лицо.
Заурбек оторвался от рапорта, перенес небольшой вентилятор с тумбочки на край стола, включил аппарат Он мягко загудел, а старшина потянулся весь к легкой прохладе, которая потекла к нему от лопастей вентилятора.
— Садитесь ближе, — посоветовал участковому Пикаев и снова углубился в рапорт.
Участковый по-своему понял задание Пикаева опросить всех живших в пригородном селе шоферов, возчиков, кучеров о том, где находились они и их транспортные средства в ночь на ограбление? Не мудрствуя лукаво, старшина потребовал, чтобы каждый из них доказал свое алиби, что они и сделали. Особый интерес у участкового вызвали показания шофера — некоего Дабе, который приехал домой на своей машине где-то за полтора-два часа до ограбления. А получилось у него так, потому что он допоздна дежурил с машиной в военкомате, транспорта в село уже никакого не было, и ему разрешили ехать домой на своей машине. При выезде из города по дороге в село Дабе догнал легкую одноконную линейку, которую почти галопом мчал рослый жеребец. Дабе, как истинный лошадник, не мог не заметить красивую стать жеребца, тем более, что и он, и линейка были хорошо видны в свете фар. Шофер даже притормозил машину и с минуту ехал позади линейки. Уж очень понравился ему жеребец, несмотря даже на то, что у него не было правого уха.
Люди на линейке, их было четверо, сидели, смотря вперед и не обращая на машину никакого внимания. Может, среди них и был кто-то из сельчан, но утверждать Дабе не мог. Правил жеребцом осетин, это Дабе определил по тому, как возница понукал жеребца.
Показания шофера дали поиску старшины верное, как он полагал, направление. Участковый подключил к своей работе ребят из сельской школы. Недалеко от дома потерпевших, на пустыре, превращенном сельчанами в свалку мусора, под большим старым грабом добровольные помощники старшины обнаружили следы лошадиных копыт с подковами, колес то ли телеги, то ли линейки, довольно свежие лошадиные каштаны. В контексте этого обстоятельства показания Дабе приобретали очень важное значение. Однако Пикаев был далек от того, чтобы безоговорочно разделить уверенность старшины, что он вышел на след бандитов. Конечно, вся эта история с линейкой, жеребцом, неизвестными, в позднюю ночную пору мчавшимися в село, где было совершено ограбление, крайне подозрительна, да еще следы у дома потерпевших… Но Пикаев всегда осторожно относился к доказательствам, которые, как говорится, сами идут в руки. В жизни столько бывает случайных совпадений и самых неожиданных, а Заурбек знал по себе: если примешь какое-то обстоятельство за доказанный факт, то потом очень трудно поставить его под сомнение. То, что Дабе нагнал неизвестных при выезде из города, давало право предполагать, что они из Орджоникидзе и что именно там они обзавелись линейкой и жеребцом.