— Так вот, хотя штабс-капитан Вовес и хотел бы встретиться с нами, но мы пока такого желания не испытываем. И вообще, Ольга, впредь будьте более осторожны! — предостерег я девушку.
Мы знали, что, оккупировав Чехословакию, гитлеровцы профильтровали всех офицеров бывшей чехословацкой армии сквозь густое гестаповское сито. Часть офицеров, такие как Людвик Свобода, Богумил Ломский и многие другие, успели уехать в Польшу и Советский Союз. Часть других, опасных для «нового порядка», гестапо попросту ликвидировало или засадило в концентрационные лагеря. На свободе оставались или сочувственно относящиеся к гитлеровскому режиму или совсем пассивные люди. Никакого участия в движении Сопротивления эти люди не принимали, в лучшем случае ограничивались тайным слушанием лондонского радио.
И вдруг бывший штабс-капитан чехословацкой армии Вовес загорелся желанием сблизиться с советскими разведчиками. Кто он? Или большой умница и хитрец, что сумел проскочить сквозь фильтр гестапо, или…
— Нет, лучше от него держаться подальше, — рассуждал я.
Вечером Иван Сапко, исполнявший обязанности «почтальона», вместе с обычной сводкой движения поездов за сутки по магистрали Прага — Брно принес маленькую записку, в которой Франтишек Гашек просил меня прийти к девяти вечера следующего дня к «почтовому ящику».
С момента установления контакта с диспетчером Гашеком все связи с ним осуществлялись через «почтовый ящик». Сегодня Франтишек впервые требовал личной встречи. Что там такое у него стряслось?
Перебирая в мыслях разные предположения, за полчаса до назначенного срока я устроился в кустах за обочиной дороги недалеко от дерева, под корнями которого был устроен «почтовый ящик» Гашека.
Вечер был морозный, и через несколько минут неподвижного сидения на мерзлой земле я ежился от холода. Наконец послышался скрип гравия на дороге. Совсем пригнувшись к земле, я рассмотрел на фоне еще светлого неба массивную фигуру Гашека.
После слов приветствия Гашек изложил суть дела.
Вчера, днем, когда Гашек находился на дежурстве, на станцию Замрск приехал на мотоцикле штабс-капитан Вовес. Выбрав момент, когда Гашек вышел на перрон, Вовес завел с ним разговор, во время которого вдруг совершенно неожиданно попросил Гашека помочь ему связаться с советскими парашютистами, которые, как он слышал, появились в наших краях. Гашек заверил Вовеса, что он ничего об этом не знает и знать не желает — у него семья и он не собирается совать свою голову в петлю. С тем и расстались. Поэтому Франтишек и потребовал встретиться со мной, чтобы посоветоваться, как быть.
— Что вы можете сказать о Вовесе? — спросил я, не на шутку встревоженный поступками штабс-капитана.
— Знаю его с тридцать восьмого года, с самого начала оккупации, — сдержанно заговорил Гашек. — До этого Вовес жил в Праге. Работал в генеральном штабе чехословацкой армии. Очень серьезный, умный человек. Ненавидит немцев. По-моему, ему можно верить. Без серьезных причин он не искал бы встречи с вами.
— Но почему он решил, что вы можете ему помочь в этом? Не проболтался ли кто-либо из ваших товарищей, что помогают собирать для нас сведения?
— Нет. Не думаю. Это серьезные люди, да они и сами ничего не знают о вас.
— Тогда почему же Вовес пришел к вам? — добивался я.
— Не знаю, что и подумать, — развел руками Гашек.
Что же делать? Почему Вовес с той же просьбой обратился сначала к Лошановой, потом к Гашеку? Ведь группа Гашека — очень ценное и важное для нас звено. Как же ему удалось нащупать Гашека? Что это — случайность, интуиция Вовеса или наш просчет? Что же делать? Может быть, лучше самому немедленно встретиться с Вовесом и все выяснить? А удастся ли выяснить? Может быть, все это провокация? Тогда Вовеса надо немедленно убирать, он что-то уже знает или пока только догадывается.
Решено: завтра пойду к Вовесу.
Договорившись с Гашеком встретиться утром у переезда, где останавливаются рабочие поезда, мы расстались.
Когда на рассвете я подходил к переезду, со стороны Хоцени туда подошел рабочий поезд Ческа Тржебова — Пардубице. Постояв минуту и забрав собравшихся на остановке рабочих, поезд тронулся. На переезде остался один человек в темной форме железнодорожника. Это был Франтишек Гашек.
Мы зашагали мимо сельского кладбища к виднеющемуся на холме среди деревьев замку Замрск.
Замок Замрск не отвечал нашим с детства сложившимся представлениям о замках. Здесь не было высоких башен с таинственными глазками бойни, не было глубоких рвов с подъемными на цепях мостами. Все выглядело значительно проще и прозаичней. В центре возвышалось большое трехэтажное, выстроенное в стиле ренессанс старинное серое здание, покрытое черепицей. Его окружали многочисленные, тоже сложенные из камня коровники, амбары и другие хозяйственные постройки.
Весь комплекс построек вместе со старым парком был обнесен высокой кирпичной стеной, покрытой серой, местами облупившейся штукатуркой.
Через узкие сводчатые ворота в толстой стене мы вошли на широкий, вымощенный булыжником двор замка. В глубине двора, под навесом у одного из амбаров, что-то делала группа женщин. Из раскрытой двери амбара вышел мужчина и, заметив нас, пошел через двор навстречу.
— Штабс-капитан Вовес, — шепнул мне Гашек, увидев его.
«Так вот почему и Франтишек, и Лошанова, говоря о Вовесе, всегда добавляют „штабс-капитан“», — подумал я, разглядывая подходившего Вовеса. Это был высокий стройный худощавый человек лет сорока с продолговатым лицом и широкой, энергичной походкой. Одет он был в ладно сидящий длинный серый пиджак, бриджи и высокие начищенные сапоги. Во всех его движениях проступала вошедшая в кровь и плоть военная выправка. Чуть сдвинутый набок берет казался на его голове форменной фуражкой. Действительно, этого иначе не назовешь, как «штабс-капитан».
— Рад вас видеть, пан Гашек! — сказал он, протягивая руку.
— Пан Вовес, — тихо сказал Гашек, задерживая руку Вовеса в своей, — вы хотели видеть русских парашютистов. Вот их командир, — указал на меня.
Вовес внимательно посмотрел на меня, шагнул ближе.
— З-драв-ствуй-тe, — с трудом по слогам произнес он по-русски, протягивая обе руки для пожатия.
— Что вы хотели мне сказать, пан Вовес? — медленно, чтобы он понял, спросил я.
— Идемте в комнату, здесь не место для серьезных разговоров, — ответил он и пригласил следовать за собой.
— Я должен уйти, — отказался Гашек. — Через два часа заступаю на дежурство. — Он быстро распрощался и ушел.
По узкой каменной наружной лестнице мы поднялись на второй этаж. Вовес провел меня в просторный, но несколько мрачноватый кабинет. Усадив меня за столик возле дивана, Вовес направился к двери. Я невольно насторожился. Но Вовес не вышел из кабинета. Приоткрыв дверь, он несколько раз громко крикнул:
— Власта, Власта!
— Ано! — откликнулся в глубине комнат женский голос. В дверях показалась невысокая миловидная блондинка средних лет в пестром домашнем халате. Увидев в кабинете меня, она приветливо кивнула головой.
— Власта, — попросил Вовес, — приготовь нам завтрак и кофе здесь в кабинете. И пусть нас никто пока не беспокоит.
Плотно прикрыв дверь, Вовес уселся возле столика, достал сигареты, придвинул пепельницу.
С минуту мы молча курили, рассматривая друг друга.
— Итак, вы хотите знать, почему я стремился встретиться с вами? — заговорил Вовес. Слова он произносил четко, и понимать его не составляло труда.
— Да, пожалуйста.
— Прежде чем прийти ко мне, вы, конечно, постарались кое-что обо мне узнать, — усмехнулся Вовес и закурил сигарету. — Я живу здесь давно, знаю людей, имею неплохие связи. Последнее время замечал, что в крае действует антифашистское подполье. Читал листовки, выпускаемые подпольщиками. Но активной борьбы с немцами здесь не было. Я не сторонник голой агитации. Одними листовками и призывами невозможно нанести существенный удар по оккупантам. Поэтому я не старался наладить связь с подпольем. Кроме огорчений, это ничего не могло принести. Тем более для меня. Как бывший офицер я, безусловно, нахожусь под неусыпным наблюдением гестапо. Когда же узнал, что в нашей местности появились русские парашютисты, я стал искать пути к встрече с вами и, как видите, небезуспешно.