В комнату влетела мать. «Васенька, ты уже встал? Очень хорошо. Пойди в ванную, умойся. У нас доктор Львов, он хочет тебя посмотреть».
Вася покорно пошел умываться. Больше всего он сейчас боялся остаться один.
Доктор Львов, невысокий, полный, подвижной человек, в старомодном пенсне, завсегдатай семьи Кокоревых, быстрыми шагами вошел в комнату и, приговаривая заученные на всю жизнь «посмотрим, посмотрим, уверен, что ничего серьезного», заставил Васю снять рубашку и стал внимательно его выслушивать. Потом, несколько раз прочертив кончиком ногтя по Васиной груди, внимательно посмотрел на багровые следы и заключил: «Ничего серьезного, но переутомление. Я бы рекомендовал вам, дорогая Анна Марковна, увезти его на бархатный сезон в Сочи. Там очень хорошо. Я сам туда собираюсь в сентябре и могу за ним понаблюдать. Да и вам не мешает перемена климата, полнеть изволите, а вам не к лицу, обаятельнейшая!»
— Александр Михайлович, но ведь в сентябре у Васи занятия начинаются.
— Отсрочку оформим, отсрочку. Пришлите его в поликлинику, и мы все сделаем как надо.
Анна Марковна пошла проводить врача. Григорьевна принесла Васе завтрак. Только сейчас Вася почувствовал, что основательно проголодался. Он с аппетитом; поел свое излюбленное блюдо — яичницу с колбасой, выпил стакан какао и закурил. По телу разлилась приятная, сытая теплота. Ночные страхи уже казались несерьезными. Дома сидеть не хотелось. Время близилось к полудню. Вася уже подумывал о том, не спуститься ли ему, завести «Москвич» и прокатиться по городу, как в комнату вошла Григорьевна и сказала, что его зовут,
— Кто? — спросил Вася и вдруг почувствовал, как у него оборвалось сердце, в голове промелькнуло: «за мной пришли, дознались про Худаяра».
— Какая-то твоя знакомая по телефону зовет, — равнодушно ответила Григорьевна.
— Здравствуйте, Васенька! Как вы себя чувствуете — услышал он голос Татьяны..
— Танечка, вы?
— Нет, не я, а та, с которой вы собираетесь уехать, на край света.
— Я себя чувствую совсем неплохо. Я так рад, что вы мне позвонили.
— Я не могла быть спокойной, все время тревожилась о вас, вы так плохо вчера вечером выглядели. А тут еще мой деверь, Петр Афанасьевич, позвонил и велел извиниться за него перед вами. Он вчера с машины сошел и даже не поблагодарил вас за розыск злосчастного пропуска. Да, пропуск-то я нашла. И знаете где? Никогда не догадаетесь. Потом скажу, милый. Подождите одну минуту, — зашептала она в трубку, — здесь проходят люди, а мне вам нужно еще что-то очень важное сказать. Вы слушаете меня? Вы сегодня вечером должны со мной отметить маленькое торжество. Какое? Сейчас не скажу. В восемь часов за углом у госпиталя вы будете ждать меня?
— Конечно, буду! — воскликнул Вася.
— Только без машины, — предупредила Татьяна. — Мы пойдем в одно место и задержимся, вам некуда будет машину поставить. Хорошо?
— Конечно! — ответил Вася.
В трубку донесся шепот: «Целую тебя, милый», и послышались прерывистые гудки отбоя,
Вася был вне себя от счастья. Ему хотелось петь, смеяться. Он влетел в комнату матери, обнял ее и закружил. Анна Марковна даже растерялась от неожиданности.
— Что это с тобой, сыночек?
— Я просто очень рад, мамочка, что мы вместе поедем в Сочи. Мне так хотелось там побывать вместе с тобой. Ты ведь у меня такая молодая. Я буду за тобой ухаживать, и все будут завидовать, что у меня такая интересная дама.
Анна Марковна растаяла от сыновней ласки, а Васе именно это и нужно было.
Кататься на «Москвиче» расхотелось. Вася лежал на тахте и мечтал о свидании с Татьяной. «Звонил Татьянин деверь, извинялся. Значит, все хорошо и страхи напрасны».
Только сейчас он вспомнил, что у него в кармане лежит пачка денег. Он вытащил и пересчитал их — две тысячи восемьсот рублей. У него никогда не было столько карманных денег. «Можно не клянчить у матери сторублевки и не стрелять десятки у товарищей», — подумал Вася.
Чингизов, Денисов и Акопян стояли в дверях, глядя на труп Худаяра.
— Спугнули и опоздали, — коротко бросил Чингизов.
— Товарищ майор, я старался действовать как можно осторожнее, — убитым голосом произнес Сурен Акопян.
Не отвечая ему, Чингизов приказал Денисову погасить фонарь. Денисов выключил фонарь, и комната погрузилась в темноту, освещаемую только лунным светом, пробивавшимся через окно.
— Вот что, — сказал Чингизов. — Вы, Акопян, останетесь здесь, в доме. Вы Денисов, пройдете к дороге, Если случится милицейский патруль, оставьте его при себе. К дому никого не подпускайте, могут затоптать следы. Самое лучшее, если до поры до времени никто не будет знать о происшествии и никто не заметит вас, Я вернусь через час.
Чингизов помчался в город, к Любавину. Он коротко доложил ему о происшедшем и, заключая свой доклад, сказал:
— Я виноват. Я не должен был пускать по следам Худаяра молодых оперативников.
Любавин молчал. А Чингизов страшно не любил когда молчал Любавин, уж лучше бы он обругал его. Любавин поднял трубку, набрал чей-то номер:
— Здравствуйте, товарищ капитан. Что слышно о пальто, украденных у Азимова? Следы ведут к Гасану? Кто это? Барыга, скупщик краденого? Ясно. Верные следы? Так. Тогда вам придется поручить немедленно одну или даже две операции. Понимаю. Сейчас договорюсь с вашим непосредственным начальством.
Любавин дал отбой, набрал новый номер и вызвал к телефону начальника отделения милиции майора Мехтиева. Он сообщил ему, что нуждается в помощи капитана Рустамова. Получив согласие, он попросил майора немедленно направить к нему Рустамова.
Через несколько минут в кабинете Любавина прозвучал четкий рапорт:
— Капитан Рустамов прибыл по вашему приказанию.
Несмотря на свой молодой возраст, Рустамов успел завоевать славу одного из опытных работников уголовного розыска. Демобилизованный лейтенант, прошедший со своей разведротой боевой путь от предгорий Кавказа до Польши, Рустамов после демобилизации пришел по комсомольской путевке в органы милиции. Он отлично зарекомендовал себя, раскрыл ряд сложных преступлений и, в частности, последнее нашумевшее дело — ограбление ювелирного отдела Универсального магазина.
— Садитесь, товарищ капитан, — пригласил Любавин. — Так, что это за барыга Гасан и откуда уверенность, что пальто у него?
— Нам известно, что Гасан намекнул одному из своих толкачей, сбывающих его товары, что у него имеется пара отличных габардиновых пальто. Толкач пальто не взял, сказав, что понедельник не торговый день, пусто на майдане и закрыты комиссионки. Следовательно, пальто попали к Гасану в воскресенье и примерно в середине дня. Если бы с утра — он успел бы их перепродать. Кроме того, в воскресенье в середине дня к Гасану приходил какой-то хромой человек в морской фуражке. Имя его мне установить пока не удалось,
— Уверены вы в том, что пальто у Гасана?
— На девяносто процентов, товарищ полковник.
— А на остальные десять? — улыбнулся Любавин.
— В нашем деле надо всегда оставлять десять процентов в резерве. Так меня учил мой командир разведроты капитан Доценко.
— Что ж, капитан Доценко был, пожалуй, прав, — заметил Любавин. — И все-таки имеется ли у вас законное основание, чтобы произвести обыск у Гасана?
— Да, — коротко ответил Рустамов, — у нас есть и другие поводы побывать у него в гостях.
— Тогда определяем первую задачу, — сказал Любавин — Вы производите обыск у Гасана, актируете и
забираете вещественные доказательства, Гасана подвергать аресту не нужно. Но обязательно нужно установить, кто ему сбыл эти пальто. Ясно?
— Так точно.
— Это, так сказать, малая задача, — продолжал Любавин. — А главное заключается вот в чем: Худаяр Балакиши оглы убит в своем доме в Гюмюштепе. Там сейчас находятся наши сотрудники. Мы снимем их оттуда, как только там появитесь вы и ваши люди. Вам нужно успеть до первой зари быть на месте, тщательнейшим образом взять все до единого следы, и только тогда пригласить понятых и снова повторить осмотр и обыск, в общем, все, что полагается. Тогда уже огласки не бойтесь. Наоборот, независимо от результатов, нужно, чтобы дело стало немедленно ясным для окружающих. Ничего не буду иметь против, если эксперт при осмотре трупа в присутствии понятых и любопытных, которые, надо полагать, к этому времени соберутся, узнав о покойнике, выдвинет примерно такую версию — накурился анаши, не удержался на костылях, упал и сломал себе шею. Вы меня поняли, товарищ Рустамов?
