Колодезный журавль, утомленный обжигающей его стройное тело степной жарой, и тополь-великан, в могучей кроне которого кружил, теребя зеленую листву, тот самый летний ветерок, молча кивали друг другу в знак согласия с мальчишкой в том, что игра золотистого луча солнца на ободке детского кольца действительно есть отражение вечности в судьбе этого маленького человека, бегущего навстречу жизни.
Проснувшись, Эди лежал, находясь под впечатлением увиденного сна, который вернул его в далекое детство, о котором в его памяти остались грустные воспоминания, связанные с холодом, голодом, неустроенностью и, конечно, надеждами на лучшие времена, лучшую жизнь. Потом было возвращение к дедовским пепелищам и восстановление разрушенных кладбищ, дорог и очагов, что требовало недюжинных усилий и трудов… Но сверкание солнечного луча на ободке детского кольца звало вперед и работа спорилась.
Бег его мыслей прервал телефонный звонок этажной, которая напомнила, что пора подниматься на зарядку. В следующую секунду он встал и, быстро одевшись в спортивный костюм, спустился по лестнице вниз и направился на улицу. Выйдя из гостиницы, сразу же побежал на набережную.
Когда через час он вернулся, в коридоре его встретила та же этажная и, смеясь, спросила:
— Девушки понравились?
— Они просто прелесть, — пошутил Эди.
— Тогда надо было больше попотеть ночью, чтобы утром на зарядку не тянуло, — рассмеялась она, закатив глаза.
— Удовольствие надо уметь растягивать, — заметил Эди. Потом, чтобы поменять тему, спросил: — Подскажите: как заказать билет на поезд из номера?
— Вам это показать или?.. — не договорила, улыбнувшись, этажная.
— Лучше подскажите, — попросил Эди, не обратив внимания на ее намек.
— В таком случае внимательно ознакомьтесь с содержимым папки в вашем номере, там и найдете ответ на свой вопрос, — уже сдержанно ответила она и отвернулась.
Сделав вид, что не заметил произошедшей в ее настроении перемены, Эди ушел к себе. Принял душ и тщательно побрился. Затем, стоя у зеркала, оделся в купленные вчера джинсы и спортивного кроя майку. Увидев себя в зеркале в новом наряде, улыбнулся, вспомнив чекистское неписаное правило, согласно которому не допускалась такая вольность в одежде.
«Но это только на работе, а я сейчас хоть и на работе, но нахожусь в специфичных условиях и потому не подпадаю под это правило», — сказал он кому-то невидимому и направился завтракать.
Для непосвященного человека подобная ирония могла показаться странной, но только не для многих начальников, ревностно оберегающих укоренившийся порядок во вверенных им подразделениях и расценивающих отступление от них чуть ли не административным правонарушением. Из-за такого подхода сотрудникам, кроме работающих в негласных подразделениях, приходилось ходить на работу в строгих костюмах и галстуках. В этой связи у коллег из смежных ведомств родилась поговорка о том, что офицеров Комитета государственной безопасности можно узнать даже в бане по специфической выправке и жесту — словно они постоянно поправляют галстук.
Придя в кафе, что размещалось на площадке у лестничного пролета в конце длиннющего коридора шестого этажа, Эди заказал яичницу с колбасой, пару бутербродов с сыром, кофе со сливками и сел за столик в углу, чтобы можно было обозревать всех заходящих сюда посетителей.
Скоро быстроногий официант принес его заказ, и он с удовольствием начал завтракать… но неожиданно его внимание привлекло появление в кафе вчерашнего неизвестного из холла. Он, пройдясь взглядом по всем столам, подошел к стойке и, постояв пару минут в очереди, удалился, так ничего и не взяв.
«Наверно, решил посмотреть, не общаюсь ли я здесь с кем-нибудь, — подумал Эди. — Надо будет спросить у Артема, удалось ли им установить его. То, что он не профессионал, сомнений не было. Иначе не стал бы так явно светиться перед глазами человека, за которым ведет наблюдение, да и таким образом покидать кафе. Интересно, где же он тут располагается, что сразу просек мой выход из номера? Возможно, этажная?.. С ней следует поработать», — решил он, допивая кофе.
Закончив трапезу, Эди направился в номер, при подходе к которому заметил, как неизвестный стоял, нависнув над этажной, сидящей за столом, и о чем-то говорил ей, отчего та заливалась смехом. Но, заметив приближающегося Эди, быстро ушел в противоположном направлении коридора, что-то сказав ей напоследок. Эди, сделав вид, что его не заинтересовала увиденная им картина, зашел к себе и опустился в кресло напротив телевизора.
«Скорее всего, они принимают меня за лопуха, который не способен заметить такое непрофессиональное наблюдение за собой», — решил Эди, беря со стоящей рядом тумбочки с телефоном папку из кожзаменителя, содержание которой этажная ему рекомендовала изучить. Найдя в ней нужный лист с телефонами служб, набрал номер бюро услуг и поинтересовался возможностью забронировать билет в Минск. Металлический женский голос рекомендовал ему сделать это самому в железнодорожной кассе восточного крыла гостиницы. На его попытку уточнить часы ее работы так же холодно пояснила, что такую информацию можно почерпнуть в объявлении на двери кассы. После этого, потеряв всякую надежду на получение разрекламированных администрацией гостиницы услуг, Эди разочарованно положил трубку, поскольку были обмануты его светлые надежды на ненавязчивый сервис. И действительно, ему не таким представлялось здешнее бытие. Но, увы, его необходимо было принимать, как некую объективность, еще не изжитую перестроечным процессом. Который с упрямством портовых докеров и паровозным чадом толкал советское общество в лоно демократии с ее возможностями реализовывать в любое время суток свои права на всевозможные услуги и обязательно без окриков женщин с металлическими голосами. Хотя, по укоренившейся российской традиции, если верить наблюдениям философа Бердяева, наша демократия может оказаться с родимыми пятнами сталинизма.
«Ну а пока тут только услуги девиц легкого поведения можно успешно заказать, но за билетами в театр, в Минск или во многие другие нужные места, товарищ майор, тебе надо топать на своих двоих», — сыронизировал Эди своему отражению на экране телевизора, а затем, лихо подмигнув ему, взял со столика пульт управления и нажал кнопку «пуск».
С экрана вещал Горбачев о своих встречах с лидерами ведущих государств Европы, в ходе которых он рассказал им о сути реализуемых в стране реформ по обновлению внешней и внутренней политики СССР. О том, как они поддержали его революционные начинания по привитию советскому народу и стране демократических ценностей и проявили готовность способствовать снижению противостояния между Востоком и Западом.
Эди слушал восторженную речь генсека. Из нее вытекало, что он забыл или не помнит послевоенную фултонскую речь Черчилля о том, как Запад будет уничтожать советский строй, выветривать из сознания советских граждан идеи марксизма-ленинизма, память о великих победах в строительстве новой жизни и отстаивании независимости своей Родины.
«Неужели все так плохо? — думал Эди. — Неужели наши вожди, окруженные плотным кольцом всякого рода проходимцев и откровенных низвергателей проверенных на практике идей социализма, потеряли способность к восприятию надвигающейся опасности?! Удивительно, как они не могут понять, что история повторяется и нынешняя ситуация есть калька падения российской монархии в семнадцатом году, когда отказавшийся от престола Николай II в своем дневнике написал: «Кругом измена, трусость и обман». Он был прав. Монарха и на самом деле окружали ничтожества, предавшие его при первых серьезных революционных выступлениях масс. И главное, предали те, кого он сам приблизил к себе, отторгнув при этом людей действия и поистине преданных России. Вот и сейчас небольшая кучка бюрократов толпится у номенклатурной кормушки, преданно заглядывая в глаза генсека. Они, отказавшись от марксистско-ленинских идей, под знаменем которых их отцы построили великое государство, кричат на всех углах, что перестройка есть ключ к обновлению жизни. При этом небезуспешно шельмуют тех, кто пытается сохранить исторические завоевания Октября. Неужели Горбачев не понимает, что они предадут его, как в свое время предали Николая, и так же ревностно станут служить очередному генсеку или президенту, чтобы сохранить свой статус-кво?! Ведь бюрократы, привыкшие беспрекословно и не рассуждая подчиняться, чтобы прийти к власти или остаться во власти, превосходно умеют ее удерживать в своих руках, но совершенно не умеют ею пользоваться, из-за чего, собственно, привели страну к пустым прилавкам. Вся беда в том, что они не только сами не умеют придумать ничего нового, но и вообще всякую новую мысль рассматривают как покушение на свои права», — заключил Эди, продолжая теперь уже слушать методичную речь уставшего от жизни горбачевского соратника и идеолога перестройки Яковлева. Но неожиданный звонок вернул его к действительности.
