Через час они вместе вышли из номера и медленным шагом, ведя непринужденный разговор, прошли в кафе на этаже. Там попили кофе, сев за дальний от лестницы столик, откуда удобно было обозревать коридор и лестничный пролет. После спустились в холл и, купив в ларьке пару бутылок сока, поднялись в номер Любы. Но не успели они толком присесть в кресла, как зазвонил телефон. Пропустив несколько звонков, Люба подняла трубку и лениво бросила в нее: «Ал-ло!» Затем, быстро произнеся: «Хорошо, хорошо, я все поняла», — вернула на аппарат.

— Это Володя. Он сказал, что встреча состоится в десять вечера. Он заедет за нами, — сообщила она. Но, увидев на лице Эди недоумение, пояснила: — Нам нужно будет спуститься во двор. Как это сделать, я знаю. Там будет ждать специальный автомобиль.

— Долго идти?

— Минут пятнадцать с учетом проверки.

— Таким образом, у нас в запасе пара часов, которые мы посвятим ЦУМу[131]. Мне необходимо приобрести презенты для минских приятелей. Заодно проверим, увяжется ли за нами их слежка. Так что, Любовь Александровна, звоните Володе, чтобы на всякий случай организовал контрнаблюдение.

Сделав Минайкову необходимый звонок, Эди и Люба сходили в магазин и, купив несколько московских сувениров, вернулись в гостиницу. Затем, дождавшись контрольного звонка от Володи, направились во двор гостиницы, пропетляв с целью выявления слежки по ее коридорам и закуткам.

Спецмашиной оказался стоящий почти впритык к выходу микроавтомобиль, оборудованный под перевозку продуктов питания. Рядом с водителем сидел Минайков. Оценив ситуацию, Эди и Люба юркнули в открытую дверь салона, и автомобиль сразу же поехал к маячащим впереди металлическим воротам.

Покружив больше часа по центру Москвы, автомобиль заехал в закрытый двор какого-то особняка. У входа их встретил Артем, который, по-мужски крепко обняв Эди, промолвил:

— Брат, я чуть не поседел, когда ты потерялся!..

— Я-то не потерялся. Это люди Моисеенко умело обрубили возможные хвосты.

— Мы просто не сумели за полчаса развернуться там.

— Не скажи об этом руководству, иначе позором заклеймят. Разве у тебя в «Интуристе» не заряжено на все случаи жизни?

— Все, да не все. Иначе чего бы в лифт с тобой пыталась сесть разведчица из наружки. К сожалению, у нее ничего не получилось.

— Я видел эту сцену. Марк, так зовут этого типа, специально не пустил ее в лифт.

— Он что-то заподозрил?

— Не думаю. Наверно, из соображений — береженого бог бережет. По крайней мере, он ничего по этому поводу не сказал.

— Слава богу, хоть в этом повезло, а то не сносить бы головы, — выпалил Артем, глубоко вздохнув.

— Будем считать тебя везунчиком, если обрадуешь тем, что хоть смог записать встречу.

— Ты даже не представляешь, как я подпрыгнул, когда услышал твой голос, оживляя плюсовые номера.

— И что?! — не выдержал Эди.

— Все получилось, но подробности потом, сейчас надо встречать начальников, они уже на подъезде. Ты поднимайся в холл. Мы с Володей встретим их и присоединимся, а там поступим, как скажет зампреда. Любовь Александровна, а вы посмотрите, готовы ли хозяева к приему гостей.

Холл произвел на Эди приятное впечатление своей традиционной для подобных помещений КГБ мебелью под старину. Ему даже захотелось сразу же плюхнуться и утонуть в одном из двух глубоких мягких кресел, что стояли у огромного, почти на всю стену, окна, закрытого свисающей из-под массивного резного карниза серебристыми фалдами портьерой. Но его внимание привлекла картина, сразу же заворожившая своей неземной загадочностью. Это была «Лунная ночь на Днепре» Архипа Куинджи. Он сразу вспомнил прочитанный им некоторое время тому назад рассказ о жизни и творчестве этого великого русского художника-самоучки. «Как точно автор рассказа написал о картине», — подумал он, восстанавливая в памяти его строки. И действительно, как тихо и величаво течет широкая река, переливаясь под луной, словно атласная лента… А над манящей ночной свежестью землей виднеется бездонное и бесконечное небо. Сияет в небе полная луна. Серебристо мерцают края облаков, жидким серебром струится вода, таинственно светятся беленые стены хаток… Ощущение, что будто на какой-то миг подняли занавес — и открылась волшебная сцена приднепровской жизни. Каким же неземным даром был наделен Куинджи, этот выросший в нужде и сиротстве сельский мальчик, если сумел увидеть и отразить на холсте ставшее вечностью мгновение… Наверно, его рукой с кистью водила воля Создателя, и он же дал ему волшебные краски, чтобы помочь вдохнуть в свое творение магическую силу ощущения личной принадлежности к природе и бесконечной к ней любви.

Услышав за спиной голос Иванкова, поднимающегося по лестнице вместе с Маликовым, Эди развернулся и, сделав несколько шагов навстречу, остановился по стойке «смирно».

— Расслабься, майор, расслабься, — сказал он, протягивая руку в приветствии. Затем, дождавшись, когда Эди поздоровается с Маликовым, улыбаясь, спросил: — Скажи откровенно, кайф от шпионского препарата пробрал тебя?

— Нет, антидот свел его к нулю, — спокойно ответил Эди, еще продолжающий находиться под впечатлением пережитого у картины момента.

— Значит, не повезло, — рассмеялся Иванков, потрепав Эди за плечо. — Но ты молодец, вел себя как настоящий якобинец. А насчет Штирлица и штандартенфюрера было просто великолепно: мы с Алексеем буквально за животы держались от хохота, — заметил он, кивнув в сторону Маликова. — Ты это заранее придумал?

— Это экспромт, я и сам не пойму, как все вышло.

— Однако хорошо вышло. Мне еще понравился момент, когда ты Моисеенко назвал мразью и паскудой. Кстати, не переборщил ли с грубостью? — настороженно спросил зампред, при этом жестом руки показав следовать с ним в кабинет.

— По тому, как он вел себя позже, вроде нет, — ответил Эди и тут же без паузы добавил: — В любом случае, товарищ генерал, я, как и требовал момент, был искренен.

— Это было заметно, — ухмыльнулся Маликов, глянув на развеселившегося зампреда, который, скосив одобряющий взгляд в его сторону, самодовольно произнес:

— Ну что ж, товарищи! В целом все развивается, как задумывалось. Главное состоит в том, что противник проглотил наживку. Теперь нужно осторожно обкладывать его по всем правилам чекистской науки. Но поговорим об этом уже за кофе, — продолжил он, подходя к раскрытой настежь двустворчатой двери.

— Товарищ заместитель председателя, кофе сейчас подадут, — бросил ему в спину идущий сзади Артем.

— Вот и хорошо, а то с обеда ничего не пил, все не успевал: то одно, то другое. Думаю, сейчас нам никто не помешает. Так что, товарищи, располагайтесь, — предложил он, показывая рукой на стулья вокруг стола.

Затем, дождавшись, когда все усядутся, выдавил из себя, делая акцент почти на каждой фразе:

— Сводка, конечно, подробная, но, согласитесь, она дает только общее представление о том, что происходило на встрече. Поэтому, майор, прошу рассказать о прошедшем спектакле. Надеюсь, химия не вытравила из твоей памяти детали?

— Не заметил такого, хотя ассистент Моисеенко опробовал на мне лошадиную дозу, — заметил Эди.

— Читал, но, как говорится, слава богу, пронесло. И все потому, что вы по моему совету прибегли к лубянскому безотказному антидоту, — горделиво произнес зампред.

— Вы оказались провидцем, товарищ генерал, — заметил Эди, будучи благодарен ему за предостережение о возможности использования Моисеенко против него спецпрепарата, а затем, изобразив на лице улыбку, добавил: — Иначе пришлось бы употреблять то же, что и они.

— В таком случае у них остались бы вопросы относительно твоей надежности, — заметил Маликов.

— Не факт, что они не остались и в данном случае, — отпарировал зампред. — Моисеенко — хитрый и коварный противник. Именно поэтому он длительное время не совершал ошибок, за которые его можно было посадить на кукан.

— Но все-таки удалось! — торжествующе заметил Маликов, оглядев Артема и Эди одобряющим взглядом.