— Знаю, Тарасов сказал, да и Володя Минайков звонил. Только не приложу ума, как это сделать, чтобы твои новые московские знакомые не подумали: а почему у него все так гладко идет? — промолвил Николай, озадаченно глянув на Эди. — Может, у тебя есть какая-нибудь задумка?

— Пока нет, но необходимо придумать, — протянул Эди, в голове которого мелькнула мысль, а не воспользоваться ли в данном случае реквизитом Юры и предстать пред очи охранников и Шушкеева преобразившимся.

— Значит будем думать, — заключил Николай, внимательно посмотрев на Эди, — или ты уже готов что-нибудь выдать на-гора?

— К вечеру, может быть, что-то и срастется. Сейчас расскажи о Золтикове. Сходил ли он за кордон и как с ним Андрей?

— Сходил, но, видно, у него там не все гладко прошло. Отчего-то стал настойчиво добиваться через Андрея, зная о его приятельских отношениях с Карабановым, встречи с «Иудой». Вот и думаем, как это сделать, чтобы ни у кого не вызвало вопросов.

— Это очень здорово, но «Иуду» необходимо предварительно подготовить, — оживился Эди.

— В смысле того, что и как дальше делать?

— Конечно, надо, чтобы Андрей завладел «окном», оттеснив Золтикова на обочину активной работы с «Иудой». Иначе говоря, надо сделать так, чтобы Андрей стал главным, а этот проходимец использовался бы на второстепенных ролях.

— Понял, у меня тоже была такая мысль.

— Вот и хорошо, что наши мысли совпали, — улыбнулся Эди. — Будем их озвучивать у Тарасова.

— Кстати, Глущенкова вчера избили, можно сказать, измочалили свои же сотоварищи. По всему, он стал утаивать от них деньги. Теперь им и его обидчиками занимается ленинградская милиция.

— А им-то чего заниматься, если он пострадавшая сторона?

— До того, как его свалили, он успел свинчаткой одному из своих обидчиков глаз выбить.

— Не наши ли все это организовали?

— Нет, но они через своих людей в их среде подбросят сухих дровишек в разгоревшийся огонь междоусобной войны.

— Выходит, что Глущенков не скоро сюда возвратится, — промолвил Эди, а потом спросил: — А «Иуда» знает об этом?

— Нет, ему не говорили.

В этот момент, как всегда это происходит, неожиданно затрезвонил телефон. Николай торопливо прошел к аппарату и, обменявшись с кем-то несколькими короткими фразами, вернулся к Эди и сообщил, что нужно ехать в контору.

— Николай, ты учел, что за мной здесь может быть слежка? — спросил Эди, направляясь за ним в коридор.

— Да, кроме них за тобой будут работать в круглосуточном режиме две московские бригады. Вот их силами и будем обеспечивать контрнаблюдение.

— Ты не допускаешь, что могут быть и типчики наподобие Шушкеева, которые под видом коренных минчан станут следить за моим перемещением и контактами?

— Мы этот вариант тоже предусмотрели. Более того, учли, что люди Справедливого или Зубра могут появиться в гостинице, как только пронюхают, что ты вернулся. Они просто обыскались тебя за эти дни. Злы, словно голодные волки, гостиничных чуть не задрали. Пришлось побить по мурцалам.

— У них-то свои заботы… Кстати, сам Зубр не объявился?

— Менты рассказывали, что он уже в Минске, но по состоянию на вчера им не было известно, где он таится. Мы тоже проинструктировали своих людей на его установку.

После того как Николай получил по рации информацию, что выход и путь к белым «жигулям» с затененными стеклами, стоящим на углу дома, чист, они поочередно покинули квартиру.

Покрутив для порядка по городу и получив по рации подтверждение из машины наружки, что слежка не обнаружена, «жигули» свернули с проспекта в переулок и через пять минут въехали во двор комитета.

Совещание у Тарасова, который встретил Артема и Эди с подчеркнутым уважением и вниманием, длилось недолго. Видно было, что генерал держит в своих руках все минские нити чекистской операции и в курсе того, что происходит в Москве. Сначала он заслушал доклад Аленкинского о ходе и результатах допросов «Иуды» и, оценив их положительно, сообщил, что следователи на некоторое время могут возвратиться в Москву. На попытку Аленкинского что-то сказать, оборвал его фразой, что это им согласовано с руководством КГБ СССР.

«Видно, и его достал своим занудством Станислав Сергеевич, — подумал Эди, наблюдая за тем, как на скулах Тарасова ходят желваки. — Испугался, что генерал решил задвинуть его при дележе наград за удачную охоту на шпиона. А зря, Тарасов вряд ли забудет, кто и что делал для достижения успеха. Не такой он человек».

Тем временем генерал продолжал:

— …Следственную работу по шпиону останавливать не будем, но вам, товарищи, надо побывать в своих семьях и немного отдохнуть, ведь сделано много, да и впереди предстоит немало сделать. Так что, Станислав Сергеевич, на время своего отсутствия озадачьте входящего в группу нашего следователя. Пусть не сидит без дела. Вы поняли меня?

— Да, — сухо ответил Аленкинский.

— Пока вы будете отдыхать, мы попробуем здесь решить не менее важные другие задачи, — добродушно сказал Тарасов, а затем, несколько помолчав, добавил: — Если у вас, Станислав Сергеевич, нет вопросов, то можете быть свободным.

После этого генерал вышел из-за стола и, пожимая Аленкинскому руку, произнес:

— Передайте привет своему начальнику и моему другу Мошкову. И скажите, что я ему позвоню. Сами же не волнуйтесь, ваши труды будут достойным образом оценены.

Затем медленно вернулся за стол и продолжил совещание.

«Да, он действительно масштабный человек, в котором в согласии живут и совесть, и профессионализм, и многое другое, что отличает сильного и честного человека от всяких выскочек и червей в погонах», — пронеслась в голове Эди нежданная мысль, немало удивив его своей резкостью.

— Ну что, товарищи, давайте рассуждать над всем известным «казнить нельзя помиловать», — услышал он твердый голос Тарасова. — Итак, где будем ставить запятую в этой исторической фразе? Надо полагать, полковник Ковалев уже проговаривал этот вопрос с Маликовым? Так что давайте озвучивайте позицию руководства второго главка.

— Мы действительно проговаривали этот вопрос. Он имеет две составляющие — московскую и минскую. По московской — работа осуществляется под непосредственным руководством заместителя председателя Иванкова. В ней серьезная роль отводится Эди с учетом того, что им уже сделано по Моисеенко, Сафинскому и некоторым другим объектам. Общий подход по минской составляющей, согласованный с руководством комитета, вам известен. В соответствии с ним признано целесообразным здесь и под вашим руководством разработать детальный план по реализации поставленной задачи, — доложил Артем.

— Это понятно, я тоже обменивался с Иванковым и Маликовым по этим вопросам. Идея реальная, и мы кое-какую подготовительную работу по ее реализации уже сделали. Когда задавал свой вопрос, рассчитывал, что вы расскажете, как вам мыслится соединить воедино все предполагаемые наши задумки и меры по делу на нынешнем его этапе и на перспективу. Есть ли у вас, что добавить?

— Товарищ генерал, может быть, Парамонов доложит свое видение, он как-никак всю эту неделю, пока мы были в Москве, варился в здешней ситуации? — предложил Артем.

— Он каждый день докладывает, а мне хочется услышать аккумулированные предложения по существу всего процесса разработки «Иуды», — несколько сухо произнес Тарасов.

— Товарищ генерал, мы с Николаем накануне совещания успели переговорить о работе последних дней. Прошу разрешить мне высказать соображения на этот счет, — предложил Эди, пытаясь выручить Артема.

— Я думал тебя оставить на закуску, майор, — пошутил Тарасов, тепло глянув на Эди. — Ну что, давай говори, если вызвался.

— Насколько понимаю, вся нынешняя работа направлена на достижение главной цели — заставить противника окончательно поверить в то, что он через своего агента «Иуду» заполучил ценнейшую информацию о противоракетной обороне СССР, — начал говорить Эди.

— Логично, — заметил Тарасов, кивнув головой. — Продолжай.