А потом Каспар вдруг осознал, что сидит на земле и прижимает к груди обнаженное тело молодой женщины. Он понял это, когда длинные ресницы затрепетали, приоткрывая самые невероятные глаза, в которые ему случалось заглядывать. В этих глазах была только бесконечная усталость и доверчивость больного ребенка: дескать, мне очень больно, плохо и страшно, но ведь ты такой большой и сильный, ты поможешь и спасешь.

— Да, милая, — прошептал мужчина, — да, помогу!

Дождь лил по-прежнему, но теперь Каспар не чувствовал льющейся с небес воды. Поудобнее перехватив хрупкую ношу, он рывком поднялся на ноги и зашагал прочь, неся на руках самое дорогое существо на земле.

Ногу свело, уже когда он нашарил растопыренными пальцами волосы и, вцепившись, рванулся вверх сквозь толщу воды. Ниже колена нога словно исчезла, и даже бедром было больно двинуть. В ушах гремело: кровь, подхлестнутая страхом близкой смерти, быстрее побежала по жилам. Легкие напряглись — еще чуть-чуть, и он сам распахнет рот, хватая воду вместо живительного воздуха. Но пальцы сжимали волосы, обладателю которых приходилось еще хуже, и он был обязан бороться.

Двигая одной рукой и одной ногой, Брехт поднимался вверх. Волны мотали его из стороны в сторону, несколько раз казалось, что пальцы левой руки сжимают пустоту, что его буксир каким-то чудом ускользнул и погружается на дно. «Выплывем — заставлю отрастить гриву, как у Тана! — с неожиданной злостью подумал орк. — Или надену ошейник, за который легче хвататься…»

Ближе к поверхности волны ходили такие, что не разберешь, где верх, а где низ. Перед глазами поплыли зеленые круги, а грудь трещала от недостатка воздуха, когда он наконец буквально выдернул себя из воды, со всхлипом хватая воздух пополам с водой. Встряхнул головой, озираясь. Темная громада берега оказалась неожиданно близко: то ли их подтащило подводное течение, то ли просто в темноте не было заметно раньше. Как бы то ни было, орк не сомневался, что это именно берег, а не наскочившая на камни «Химера».

Плавание к Железным Островам проходило настолько тихо и мирно, что ближе к концу уже ждали неприятностей, и нынешняя ночь, когда испортилась погода, никого особенно не удивила. Льор попытался было что-то сделать с ветром, но именно в тот момент, когда у юноши что-то начало получаться, «Химера» и налетела на камни. Толчок был такой сильный, что эльфа выбросило за борт. Брехт, не раздумывая, кинулся за ним.

Волны ходили ходуном, и голова юного эльфа то появлялась, то исчезала из виду. Краем уха орк слышал треск дерева и смутные сквозь рев и вой бури крики людей. Он отвлекся всего на несколько секунд, чтобы обернуться и увидеть, как корабль беспомощно накренился набок, быстро погружаясь в воду, как ломаются мачты и трещат снасти под тяжестью провисших парусов, и этих секунд хватило, чтобы голова Льора совсем исчезла под водой. Набрав побольше воздуха, Брехт нырнул…

И теперь из последних сил тянул к берегу, таща за волосы бесчувственное тело.

Волны какое-то время играли с пловцом, как коты с мышкой, перебрасывая друг дружке, но потом эта игра им наскучила, и последняя с такой силой наподдала, что, когда она отхлынула, Брехт неожиданно ударился коленкой о каменистое дно.

Вместе с горькой соленой водой Брехт выплюнул ругательство и выпрямился. Пальцы все еще сжимали волосы Льора. Перехватив тело юноши под мышки и припадая на так и не отошедшую левую ногу, орк побрел подальше от воды. Последние махи он одолел едва ли не ползком, пропахав двумя телами внушительную борозду в каменистом пляже. Волны накатывали со спины, то ли подталкивая, то ли пытаясь утащить обратно, но потом отстали.

В паре десятков махов от прибоя за камнями росли кустарники и трава. Там Брехт уложил Льора на колено и надавил ему на грудь, выжимая из легких воду.

— Ну же! Давай дыши!.. Дыши, гоблины тебя сожри!

Изо рта и носа эльфа хлынула вода. Он дернулся несколько раз, потом закашлялся, захрипел, давясь. Брехт держал его за плечи, пока Льора тошнило водой пополам с ужином, а потом с чувством выполненного долга орк рухнул рядом с ним на траву. И почти мгновенно провалился в сон.

Свою обитель Смотрящий знал досконально. Левая рука привычно скользила по стене, чуткие пальцы нащупывали ряды символов, и губы сами собой повторяли их значение, слагая отдельные звуки в заклинания-молитвы. Одной из обязанностей Смотрящего было постоянно повторять эти строки в надежде, что однажды идущие от сердца слова будут услышаны теми, ради кого его предки вырезали эти знаки на камнях. Прошло много веков, кости правнуков тех, кто вырезал руны, превратились в пыль, а знаки все живут, и все звучат слова на древнем языке. Слова, смысл которых и сам Смотрящий уже почти что утратил.

— Ще мя прийно аль купно о-нарра… — бормотал он, не вникая в скрытый смысл. Его предшественник не утруждал себя обучением новичка тайному наречию, он лишь объяснил, какая молитва-заклинание для чего предназначена, и не более того. Ну научил произносить те или иные слова. — Сим сарано ин-тано аль вендо…

Пальцы скользнули резко вниз, речитатив сбился. Под ногой была пустота. Нет, не пустота. Здесь после слова-руны «аль вендо» начиналась лестница, и Смотрящий уверенно зашагал вниз. Резных строк больше не было, зато имелись перила, по которым сейчас скользили его пальцы. Посох тихо постукивал по старым ступенькам. Вдали рождалось звонкое осторожное эхо. Он спускался и считал ступени.

На последней, сто восемнадцатой, лестница кончилась, и Смотрящий повел посохом по сторонам. Конец его обо что-то запнулся, и старик сделал шаг в ту сторону. Пальцы нащупали стену, а потом нашли и начало новой строки-молитвы.

— И мя не обниде, и наро не стато, — заговорил он, продолжая путь.

На последнем слове он опять остановился и сделал несколько глубоких вдохов. Как давно он не ходил этим путем! Как давно не произносил слова молитвы, которые — как говорил его предшественник — следовало произносить с трепетом и осознанием важности того, что ему предстоит совершить. А он забыл о благоговейном трепете и просто произнес положенные строки!.. Но да ничего! Его сообщение стоит того, чтобы один раз пренебречь ритуалом.

Посох поднялся вверх и опять за что-то запнулся. Глухой лязгающий звук родился от прикосновения, и Смотрящий, размахнувшись, ударил. Старый гонг неохотно отозвался на призыв. Эхо подхватило дребезжащий звон и разнесло его по подземным лабиринтам. Смотрящий ударил еще несколько раз, иногда промахиваясь. Но те, для кого предназначался этот звон, должны непременно его услышать. Слишком долго молчал гонг, чтобы теперь обитатели пещер не обратили на это внимания.

Сейчас они бросают дела и, кликнув соседей, спешат на звук. Одни несут плошки с жиром, освещающие им путь, другие привычно ориентируются в подземелье или пристраиваются к тем, кто захватил источник света. Мужчины, женщины… дети… Интересно, сколько будет детей? В тот далекий уже день и час, когда он был выбран Смотрящим, женщины привели сюда всего лишь сто семнадцать детей — кого привели, кого принесли на руках. С каждым разом детей становится все меньше и меньше. Он всегда спрашивает, сколько детей, и каждый раз ему называют меньшее число. В последний раз вместе со взрослыми явилось всего четыре ребенка. Сколько их будет сейчас?

Несколько долгих минут он ждал, прислушиваясь, и ему казалось, что он слышит шелест шагов по камням и чувствует дыхание десятков людей. Большинство, конечно, старики. Им трудно ходить быстро. Ничего, он подождет еще немного…

Он стоял так долго, что ему начало мерещиться тяжелое сдерживаемое дыхание нескольких десятков людей. Они пришли. Они не могли не прийти, не отозваться на голос Смотрящего, ибо от этого зависела жизнь его народа. И сейчас они стоят, затаив дыхание и боясь даже шорохом одежд выдать свое волнение и нетерпение.

— Внемлите мне, люди! — заговорил он негромко, стараясь интонациями донести до собравшихся всю важность открывшейся ему истины. — Близок час избавления! Те, кому мы молились долгими веками, наконец откликнулись на наш зов! Грядет спасение! Близок час, когда мы сможем вернуться! Открылось мне видение, что только что на нашу землю ступил тот, от кого зависит счастье нашего народа! Он придет! Избавитель близок! Он уже здесь!