— Я не умею! — испугался Кир.

— Петь тоже не умел, — Карина хмыкнула. — А вон как выводил! У меня на сердце так сладко стало. Еще стихотворение прочтешь, к примеру, из Асадова.[95] У меня есть его сборник. Сегодня все разучим, а завтра — генеральная репетиция, общий прогон концерта.

— Мне завтра маму в церковь нужно отвезти, — сказал ей Кир.

— Успеешь! — хмыкнула Карина. — Там служба в девять начинается, а репетиция — в четырнадцать. Так, отыщи в пластинках танго…

Домой Кир возвращался поздно вечером. «Запорожец» неспешно ехал по заснеженной грунтовке, светили фары, на поворотах выхватывая из тьмы стволы деревьев, а в голове крутились слова песни, которую ему назначила для исполнения Карина, решив, что Sway будет мало:

Однако беды Кир не ощущал — наоборот. Его ладони, теперь сжимающие руль, как будто вновь лежали на гибкой талии Карины, держали тонкую ладошку. Ее дыхание щекотало шею Кира. Да что же с ним? Кир этого не понимал, но чувство ему нравилось…

Концерт прошел под бурные аплодисменты, что очень удивило Кира. Прогон его не впечатлил — самодеятельность, к тому же деревенская. Школьники прочли стихи, а после станцевали польку, Карина с Киром пели — соло и дуэтом и танцевали танго. Если бы не девушка, не стал бы Кир участвовать в этом безобразии, но отказать Карине он не мог. К тому же председатель попросил…

Перед прогоном, в воскресенье, Кир свозил мать в соседнее село, где находилась церковь. Неказистая, деревянная, она ничуть не походила на собор Василия Блаженного или другие храмы, которые он видел раньше. Но верующих было много — они заполнили всю церковь. Преобладали в пастве пожилые женщины, имелись также старики, а молодых людей, как некогда в костеле, Кир не заметил. Священник тоже оказался старым — седым, в морщинах, и только дьякон — мужчиной лет пятидесяти.

Чтобы не скучать в машине, ожидая мать, Кир слушал службу в храме. Встав в уголке недалеко от входа, он наблюдал за верующими и священником, но это скоро надоело. Расслабившись, он думал о Карине — это куда приятней. Он вспоминал ее глаза, лицо, точеную фигурку — и сердце наполнялось сладким чувством. Во время репетиции и после, когда Кир провожал девушку к дому, он попытался разузнать о ней побольше. Карина и не слишком-то таилась, как видно, записав его в приятели. Так Кир узнал, что по отцу она армянка, поэтому Карина Айковна. А вот фамилия от матери — Клинцевич. Из-за чего так получилось, Кир расспрашивать не стал — неловко, но сообразил, что родители Карины, скорей всего, расстались. В художественной самодеятельности Карина участвовала в школе, затем — в училище. Любит петь и танцевать, вдобавок — физкультурница. У нее есть лыжи, на которых Карина ходит, когда есть время. А в ФАПе она махала ножками над спинкой стула, разминаясь после того, как день сидела. Кир вспомнил эти ножки и вновь почувствовал, как в сердце потеплело. Какая же она красивая! Вдобавок — умная, веселая, живая.

«Влюбился что ли?» — думал Кир, сам поражаясь этим чувствам. Старый медик, сидевший в юном теле, был удивлен, поскольку ранее считал, что на такое не способен — у него все отгорело и покрылось пеплом. Но сущность настоящего Чернухи, погибшего и воскрешенного под дубом, бунтовала, не соглашаясь с циником-врачом. Как видно, личность Константина не исчезла полностью со смертью и проявлялась так. Ведь сохранилась его память, пускай не полностью? Скорей всего, что их сознания слились в единое, и вот сейчас в нем проявлялся Константин Чернуха, а не Кир Тайгер, медик-инженер второго ранга, и в прошлом — врач штурмового батальона войск Республики из Обитаемых миров.

Сопротивляться этим чувствам Кир не стал — зачем? Они приятны. А дальше — как получится… Тем временем закончилась литургия, и верующие, исповедавшись и причастившись, покидали церковь и с ними — мать.

— Хатя бы крест пацелавав, — сказала сыну за дверями храма.

— Не гигиенично, — отозвался Кир. — Его тут многие лизали.

— Тьфу на цябе! — мать чуть не плюнула. — Безбожник!

Кир засмеялся.

— Домой с безбожником поедешь? — спросил. — Или пойдешь пешком?

— Паеду! — мать мотнула головой. — Саседок тоже завязём.

Соседок в «запорожец» набилось три, и все они прекрасно разместились сзади. Прав оказался Саша — хорошая машина. Неказистая с виду, но внутри просторная. Хотя, чтоб влезть на заднее сиденье, кому-то на передних нужно выйти из машины — дверей ведь только две. Еще багажник никакой, к тому же спереди. В таком картошку не повозишь. Хотя куда ее возить? Она растет на огороде возле дома и потребляется на месте.

Соседки радовались — их свозили в церковь и привезли обратно в Заболотье, поэтому по пути благодарили мать и Кира.

— Сын у тябе, Сяменовна, таки разумны! — заметила одна. — Письменник, доктар, к людзям чулы.[97] Купив машину, но не загардився — вось нас падвез. Яму бы девку добрую прыдбаць.[98] Пляменница ёсць у мяне. Ох, гожая![99] Хочашь — свяду их.

— Яму жаницца рана, — отказала мать. — Хай инстытут законча.

— Ты хочашь, каб яго жане дастався муж с образованием, машыной, а, можа, и с кватэрой в Минску? Ня много ль счасця?

— Дык и мой сын абы каго не возьме, — мать хмыкнула. — Такую ж сабе знайдзе.

На том их разговор закончился. Соседка замолчала и про племянницу не вспоминала больше. В деревне пассажирки выгрузились, поблагодарили Кира и разошлись. Но мать не успокоилась.

— Пляменницу сваю хатела сватать, — возмутилась уже в доме. — Я бачыла яе — карова! Дурная як два бота![100] Восемь классов закончыла на тройки и в вучылища пашла. Каму такая нада?

— Я тоже из училища, — заметил Кир.

— Так ты глуханямы быв, — возразила мать. — Куды такому в инстытут? Як слышаць став, так и адразу паступив. Ты у мяне разумны. Письменник, людзям спины лечыш. И прыгожы. Ишь захотели! Вось им!

Она скрутила фигу. Кир засмеялся и возражать не стал. Мать им гордилась. Считает, что племянница соседки ему не пара — и ладно. Кир на нее не претендует.

Узнав, что сын выступает на концерте в клубе, мать захотела посмотреть. 8 марта Кир отвез ее в Октябрьское. Утром он поздравил мать с праздником, вручил подарок — расписную шаль-платок из шерсти с люрексом. Он приобрел ее заранее, еще до переезда в Заболотье, и хранил как раз на этот случай.

— Прыгожая якая! — мать бережно погладила шаль, любуясь переливом вплетенных в нее нитей из металлической фольги. — И теплая. Насить яе ня буду, ты в ёй мяне и пахаронишь.

— Тьфу на тебя! — Кир разозлился. — Какие похороны? Пока до них дойдет, ты десять таких шалей сносишь. А, может, двадцать. Надевай, не то обижусь.

Мать подчинилась, как показалось Киру, с удовольствием. В шали он и отвез в Октябрьское. А дальше был концерт, так удивший Кира реакцией зрителей. Душевно аплодировали всем самодеятельным артистам. Даже, когда один из школьников запнулся, забыв свое четверостишие, ему похлопали, причем с улыбками. И только позже Кир сообразил: здесь публика, не избалованная зрелищами. Это, во-первых. А, во-вторых, перед ними выступали их дети и односельчане — ну как таких не поощрить? Свои же! И Константин Чернуха тоже свой.

Он спел две песни: «Sway», еще одну из репертуара Ободзинского. Сорвал аплодисменты. Они с Кариной станцевали на сцене танго, и им опять похлопали. Почему б и нет? Нарядные, красивые односельчане показали публике как танцуют в далекой Аргентине. Славу Богу, они не зацепились за шнуры и не упали, а то, что это представление назвать красивым словом «танго» язык не поворачивался, не беда — они ведь не из ансамбля Моисеева.[101] В финале Кир в лучшем выходном костюме и Карина в синем платье с воланами по подолу вышли к краю сцены, и девушка запела под минусовку: