— А почему бы нам не послать туда Лесли? — спросил Яцков резидента. — Я понимаю, что для женщины это будет нелегкая, изнурительная поездка, связанная с большим риском. Знаю, что, возможно, будут даже приключения, но она, я считаю, как никто другой, справится с нашим заданием. Это же настоящая разведчица! Можно сказать, профессионал! Я уверен, что она выпутается из любой сложной ситуации. И Центр согласится с ее кандидатурой. Там тоже ее знают как жесткого профессионала.
Квасников колебался:
— Но она же работает! Да и под каким предлогом она поедет туда?
Яцков задумался. После долгой паузы твердо ответил:
— Возьмет отпуск. Встреча-то должна состояться как раз в пору летних отпусков — в середине августа. И предлог у нее есть хороший для поездки.
— Это какой же? — удивился его шеф.
— Очень простой. На лечение.
— Какое может быть лечение в пустыне?
— Но там есть горы. Я хорошо изучил по справочникам этот район Америки и должен доложить вам, что в Альбукерке, где должна произойти встреча с Персеем, есть климатологический курорт Рио-Гранде. Возьмет сама или мы ей сделаем через Центр врачебное заключение, и поедет она как положено.
— Ну, хорошо, — согласился резидент, — Готовь обоснование в Центр, план и условие встречи, отступную легенду. И сам готовься к ее инструктажу.
Задание Лесли выполнила, но, как и предполагал Яцков, не без приключений, связанных с огромным риском и задержкой возвращения в Нью-Йорк на две недели.
«Атомные секреты» с того времени стали поступать из Лос-Аламоса постоянно. Информация Персея и Чарльза, который тоже начал там работать, часто перекликалась и дополняла друг друга.
Об этом же свидетельствовали и отзывы, собственноручно подготовленные руководителем советского атомного проекта академиком И. В. Курчатовым: «…На основании внимательного ознакомления с материалами разведки у меня осталось впечатление, что они отражают истинное положение вещей…»
«Обзорная работа по проблеме урана представляет собой прекрасную сводку последних данных по основным теоретическим и принципиальным направлениям проблемы…»
«…Удалось миновать многие весьма трудоемкие фазы разработки проблемы и узнать о новых научных и технических путях ее разрешения…»
В конце таких отзывов Курчатовым всегда ставились новые задачи перед разведкой:…было бы исключительно важно иметь более подробную информацию по этой системе…» Или: «…обращаюсь к Вам (М. Г. Первухину. — В. Ч.) с просьбой дать указания Разведывательным Органам выяснить, что сделано в рассматриваемом направлении в Америке…»
После постановки подобных заданий начиналась обыденная, рутинная работа разведчиков, размеренные, выверенные по часам и минутам встречи с агентурой. Разведка — дело тонкое. «Она хороша тогда, — любил повторять Яцков, — когда ее не видно и не слышно, как будто нет ее вообще. Вот тогда это разведка высокого уровня. А когда начинаются погони, стрельба, рукопашная — это уже огрехи. Настоящая разведка всегда незаметна». Придерживаясь этого кредо, Яцков также спокойно, взвешенно относился и к работе.
В представлении на правительственную награду, подписанном тогда Квасниковым — человеком жестким, требовательным, ни на йоту не отходящим от объективности и норм морали, отмечалось:
.. Алексей решает оперативные задачи по делу «Энормоз» в весьма сложных условиях: основные американские атомные объекты находятся за тысячи километров от резидентуры, в глухих районах США, в «герметически закупоренных» зонах, откуда выезд допускается только по особому разрешению… Работу Алексей знает и любит. Будучи заместителем резидента по линии научно-технической разведки, он умело строит взаимоотношения не только с сотрудниками резидентуры, но и с дипломатическими работниками консульства. Скромен и хладнокровен. Дисциплинирован. Делу Родины предан.
В конце 1945 года Яцков назначается исполняющим обязанности резидента. Центр, чтобы обезопасить его от «ушей и глаз» ФБР, решает поднять и статус его прикрытия. В начале 1946 года он получает должность вице-консула. Но, как назло, после этих назначений Яцкова результативность «атомных» агентов пошла на убыль. Причем произошло это по независящим от резидентуры причинам. Еще до встречи с Лесли Персей, который, как известно, в свое время из гуманных, благородных соображений сам предложил свои услуги советской разведке, после испытания первой американской бомбы, как и другие крупные ученые Лос-Аламоса, подписался под письмом военному министру Генри Л. Стимсону, в котором говорилось:
…Считаем своим долгом выступить с призывом не применять атомные бомбы для удара по Японии. Если Соединенные Штаты обрушат на человечество это слепое оружие уничтожения, они лишатся поддержки мировой общественности…
Однако администрация США не прислушалась к голосу корифеев науки: шестого и девятого августа 1945 года Хиросима и Нагасаки подверглись атомной бомбардировке. Поскольку попытки ученых-атомщиков воспрепятствовать совершению смертоносных взрывов не увенчались успехом, многие из них стали отказываться от участия в продолжении исследовательских работ. В конце 1945 года в числе других покинул Лос-Аламос и Персей. Связь с ним была утрачена.
С этого же времени по указанию Центра работа с большей частью агентуры приостановилась. Вызвано это было тем, что если раньше, в годы войны, американские контрразведывательные органы вели борьбу в основном с германским, итальянским и японским шпионажем, то после ее окончания главным противником США становился Советский Союз и его разведка. Повлияла на обострение оперативной и политической обстановки и измена Родине шифровальщика военного атгашата в Оттаве Игоря Гузенко.
Атмосфера подозрительности и шпиономании накалялась по всей Америке. Тех, кто осмеливался симпатизировать СССР, предавали общественному остракизму, изгоняли с работы, и прежде всего с той, которая имела отношение к военным разработкам. Усилилась слежка и за сотрудниками советских загранучреждений в Нью-Йорке, особенно за теми, кто подозревался в принадлежности к разведке. Яцков ощутил это на себе: наблюдение за ним велось демонстративно, без каких-либо ухищрений. Поставив об этом в известность Москву, он стал ждать решения Центра.
Судьба исполняющего обязанности резидента была определена осенью 1946 года: в письме министра МГБ В. С. Абакумова на имя заместителя министра иностранных дел СССР В. Г. Деканозова сообщалось:
«…B связи с возникшей необходимостью просим Вас перевести из Нью-Йорка в Париж вице-консула тов. Яцкова Анатолия Антоновича.
Тов. Яцков характеризуется положительно, хорошо знает английский и французский языки. Социалистической Родине предан».
Так закончилась «атомная одиссея» резидента Алексея. Но до конца 1946 года он еще продолжал руководить нью-йоркской резидентурой, а в начале следующего года был переправлен в Париж с конкретной разведывательной целью.
«1. Создавать агентурный аппарат по линии научно-технической разведки. Все остальное не должно Вас захлестывать и уводить от основной проблематики», — указывалось в задании.
2. Заниматься Вам надо главным образом продолжением разработки дела «Энормоз», ибо страна Вашего пребывания и в будущем будет занимать ведущее место с точки зрения применения атома в мирных целях.
3. Постепенно внедрять «своих людей» в ядерные НИИ, службы экстракции плутония и строительства атомных котлов…»
Посол во Франции Александр Ефремович Богомолов знал, с какой целью приехал во Францию Алексей, и потому в беседе с ним в присутствии руководителя разведывательной загранточки Николая Лысенкова и Твена, который был заместителем резидента по НТР, не случайно обронил:
— Ваша задача, как я понял из рассказа резидента, — это проникновение в «Акрополь» (так условно назывались все ядерные объекты Франции). Для развертывания такой работы вам, в отличие от Семена Марковича, повезло с легендой прикрытия: вы назначаетесь сразу на должность второго секретаря нашего посольства… А Семенов по-прежнему остается уполномоченным «Совэкспортфильма». Надо вам как можно быстрее разгрузить его на вашем поле деятельности. Иначе он не сможет переключиться на проблемы его на вашем поле деятельности. Иначе он не сможет переключиться на проблемы кинематографа. И учтите, работать во Франции вам будет нелегко. Очень даже нелегко…
