Когда Яцков покинул кабинет посла, Богомолов, оставшись один на один с резидентом советской разведки, признался ему:
— Анатолий Антонович произвел на меня приятное впечатление: умный, культурный и уравновешенный человек…
— Но только излишне угловатый и застенчивый, — поспешил Лысенков навязать свое мнение послу, опасаясь, что тот захочет переключить Яцкова на решение дипломатических вопросов (иногда такое наблюдалось за Богомоловым).
— Мне такие основательные люди нравятся больше, чем те, которые много мнят о себе, — парировал Александр Ефремович. — Если он действительно почти пять лет находился на Консульской работе в Штатах и к тому же хорошо знает французский язык, то он вполне может быть полезен и нам…
— Навряд ли, — опять перебил посла резидент, чтобы остановить его поползновения переманить Яцкова на дипломатическую работу. — Да, он действительно пять лет находился под крышей консульства, но занимался-то он там только разведывательной деятельностью! Вот и сюда его командировали с четко обозначенной в Москве целью…
— Ну хорошо, хорошо, мы не будем его отвлекать от решения ваших задач, — заверил резидента посол.
Богомолов сдержал свое слово: в последующее время он не перегружал Яцкова дипломатическими поручениями. Однако легче от этого ему не стало: после окончания войны осуществлять вербовочную работу оказалось намного сложнее. Но сдержанный рыцарь разведки, великий труженик Яцков не изменил себе: он и во Франции успешно продолжал свое дело, однако это были уже не такого высокого класса источники, какие он имел в Нью-Йорке.
— Заиметь бы нам в Париже хоть одного французского Персея, Стара, Либерала или Луиса, — вспоминал Яцков, — и тогда можно было бы со спокойной чистой совестью возвращаться в Центр. Об этом, кстати, мечтал и Твен — на что уж он был мастером таких дел. Было тогда у каждого из нас на связи по шесть-семь источников информации, но все это было не то. Через полтора года истек предельный срок моей загранкомандировки. Твен, бомбардируя Москву шифровками, бил тревогу, что равноценную замену мне не смогут подобрать, что мой отъезд, мол, только затруднит его работу и тому подобное. Но порядок есть порядок, а в разведке он всегда соблюдался жестко…
В 1949 году была испытана советская атомная бомба. Многие ученые-физики, работавшие в Лаборатории № 2, удостоились звания Героев Социалистического Труда. Разведчики за проникновение в тайны «Манхэттенского проекта» и добывание актуальной информации по атомной бомбе были награждены орденами Трудового Красного Знамени, а Яцков к тому же был еще назначен заместителем начальника отдела, который возглавлял тогда Л. Р. Квасников. Через некоторое время Анатолий Антонович выехал на работу в Аппарат уполномоченного МГБ в Восточной Германии. Потом была командировка в Ирак.
По возвращении в Москву его подключили к разработке предложений по улучшению работы научно-технической разведки. Когда они были подготовлены, записку доложили в ЦК, и 10 мая 1956 года было принято закрытое решение ЦК и Совета Министров СССР, направленное на укрепление и улучшение деятельности НТР. Через семь лет в Первом Главном Управлении КГБ при СМ СССР начало функционировать управление «Т». Его деятельность стала тесно увязываться с неотложными задачами особо важных конструкторских бюро и научно-исследовательских центров. Этот разведывательный орган должен был обеспечивать отечественную науку и промышленность наиболее передовыми сведениями о состоянии и развитии науки и техники за рубежом. Аппарат нового управления был увеличен на сто человек… Полковник Яцков возглавил тогда отдел…
Перед выходом на пенсию он работал начальником факультета Краснознаменного института разведки. Тогда же, восемь лет назад, когда завеса секретности в работе органов госбезопасности стала немного приоткрываться, и состоялось наше знакомство. Тогда я еще ничего не знал о том вкладе разведки, который она внесла в создание отечественной атомной бомбы. А потом нежданно-негаданно на страницах газет стали появляться разного рода «откровения», полные домыслов и заведомой полуправды. Некоторые центральные издания дошли до того, что, пользуясь непроверенными фактами, начали утверждать, что только благодаря разведывательным данным советские ученые смогли скопировать американскую атомную бомбу и создать свою через четыре года. Уж на что был сдержанным человеком Анатолий Антонович Яцков, но и он тогда не смог смолчать, взялся за перо и написал в «Комсомольскую правду» статью о том, что разведка никогда не претендовала в создании ядерного оружия на главенствующую роль, которая, как он считал, всегда по праву принадлежала физикам. «Самая достоверная научно-техническая информация — писал он, — становится полезной только тогда, когда понимается ее значимость. Нашу бомбу создавали ученые, инженеры, рабочие, а не разведка. А сведения, добытые ею, только ускорили эту работу…»
Так же четко он выразился в ответ на одну из публикаций в «Военно-историческом журнале»:
…Не надо целовать руки разведке. Я никогда не видел смысла заниматься зряшным делом — взвешивать на аптекарских весах каждый факт, подчеркивающий значительный и исключительный вклад ученых-физиков или, наоборот, разведчиков. Ученые сами с усами. Получая полезную информацию, они сверяли ее со своей, отбрасывали малоперспективные, тупиковые направления. Информация разведки позволяла нащупать новые ориентиры и, как подчеркивал И. В. Курчатов, «…миновать многие весьма трудоемкие фазы разработки проблемы…».
Анатолий Антонович — интеллигент в первом поколении. На любой вопрос о работе в США или во Франции, в Ираке или Германии он привычно прислушивается к внутреннему голосу, голосу совести. И хотя американские газеты шумно, запальчиво писали о нем как о супершпионе двадцатого века, он не похож на него. Скромный обыкновенный человек, с обостренным чувством гражданственности и ответственности. В нем не было позы, этакой вызывающей бравады, манеры рассуждать свысока, зато был иронический склад ума, непоказная независимость мысли. В нем преобладали хладнокровие, расчетливость и дальновидность. Он был больше похож на ученого или философа и на каждый мой вопрос всякий раз, как говорят спортсмены, уходил в глухую защиту.
Воспроизвожу лишь одно его очень важное размышление по поводу любопытной проблемы: почему ученые-физики, строго предупрежденные американским генералом Гровсом и агентами ФБР, посчитали все же нужным раскрыть СССР великую тайну США?
Вот его ответ: «В лагере противника были люди, понимавшие, что будущее человечества связано с социализмом. Они сознавали, какой страшной силой будет обладать американский империализм, создав атомную бомбу, и какую опасность представляет это для судеб человечества. Острота проблемы, ее жизненно важный, может быть, роковой характер придавали им решительность, и они без колебаний шли на передачу Советскому Союзу секретной информации, значение которой нельзя переоценить.
Немаловажное значение для деятельности внешней разведки имел тот факт, что Советский Союз находился в состоянии смертельной схватки с гитлеровской Германией и, естественно, все прогрессивные люди тянулись к нему и старались поддержать в борьбе с фашизмом. Однако подняться до понимания необходимости передачи Советскому Союзу атомных секретов его союзников по антифашистской коалиции мог только тот, кто твердо стоял на позициях социализма и явно понимал временный характер этого союза. Были случаи, когда такие люди сами искали подходы к нам, причем делали это конспиративно, через надежных посредников, отлично понимая, что им самим идти на прямой контакт с советскими представителями нельзя.
И совсем не случайным является также то, что среди всей «атомной агентуры», как источников информации, так и агентов, выполнявших вспомогательные функции, не было ни одного человека, который бы сотрудничал на какой-либо другой основе, кроме идейно-политической. В такой стране, как США, где все продается и покупается, где идеи наживы входят в кровь и плоть каждого американца, материальная основа не нашла своего развития в той области, где затрагивались жизненные интересы государства, а страх возмездия был непомерно велик.
