- Вы не лишены остроумия, Капитонов! С каких пор начальника деникинской разведки вы считали «прогрессивным промышленником»? Но довольно! - Березовский Открыл один из ящиков стола и протянул Капитонову фото. - Он?
На Михаила Михайловича с улыбкой смотрел бравый офицер со значком генерального штаба, с небольшими черными, тщательно постриженными усиками. Свешивающийся от тяжести аксельбанта погон, на котором чернел вензель Николая Второго, свидетельствовал, что его владелец - флигель-адъютант последнего царя.
- Он! - с трудом выдавил из себя Михаил Михайлович.
- Ну, видите, как хорошо. Вот мы и договорились! - с явной иронией сказал Березовский и спрятал карточку в стол. - Ну, а ротмистра Донина вы знали тоже? Он ведь чаще бывал в то время в Москве.
- Я видел его один раз у Щепкина, с которым был связан.
- По «тактическому центру»? - быстро перебил его Бахметьев.
- Нет, по работе в ВСНХ. («Боже мой, как много они знают», - беспомощно думал он). Люди, о которых вы говорите, были арестованы и понесли заслуженное наказание.
- Значит, вы понимаете, что они заслуживали смерти?
- Но их не расстреляли!
- Да, им заменили расстрел.
- Но я не был даже арестован.
Он сейчас упрекнул себя в том, что сказал глупость.
Березовский улыбнулся.
- Ну, на это были особые причины. Вы замечаете, Капитонов, что уже начинаете оправдываться?
И, точно отвечая на тайные мысли Михаила Михайловича, обратись к Бахметьеву, Березовский продолжал:
- Сколько лет прошло. Казалось, все забылось и травой поросло, ан - нет, кто-то помнил, хранил в своей памяти и встречи, и разговоры, и действия. Да, действия, - продолжал он, снова поворачиваясь к Капитонову, - потому что за словами всегда следуют и поступки. Вы захотите внушить нам мысль, что разговоры, мол, были, а действий не было. Так я вас понял? Вы направляли, координировали действия других, а это еще хуже, больше! Действие может быть случайным, несознательным, руководство же поступками других - всегда осмысленное.
Наступила короткая пауза. Березовский перелистал дело.
- Леонтьева вы знали? - спросил он немного погодя.
- Сергея Михайловича? Конечно! Это очень уважаемый человек.
- Его нужно было расстрелять! - бросил Бахметьев. - Советская власть заменила тому «уважаемому» человеку расстрел тюрьмой.
- Мы считали его жертвой судебной ошибки, - нерешительно пробормотал Капитонов.
- Кто это мы?
- Я говорю о той части технической интеллигенции, которая противопоставляла себя Советской власти.
- Вы находились среди этих людей?
- Тогда я еще не мог определить своего места, но, конечно, мои симпатии были с ними.
- А позже?
- Я не утверждаю, что стою на советской платформе, но я всегда был лоялен.
- И никогда не принимали участия в антисоветских группировках? - перебил Березовский.
- Конечно, никогда! - оскорблено воскликнул Михаил Михайлович. Но страх змейкой уже проник в сердце и знакомой мелкой дрожью рассыпался по всему телу. Где-то в подсознании все время, в такт пульсирующей крови, бился тот же вопрос: «Что они знают?» Эта мысль вторглась в его сознание и путала все остальные.
- Значит не принимали?
Капитонов зажмурил глаза и вдавил голову в плечи. Нет, молчать дальше нельзя. Здравый смысл требовал протестовать, возмущаться, хотя бы и без надежды выйти из этой игры. Но не поздно ли это после сделанных полу-признаний некоторых встреч. Какую-то часть его прошлого они знали. Знали, но не привлекли к ответственности, ну, хотя бы по «тактическому центру», видимо считая его незначительным участником организации. «Да, надо говорить, - решил он и сейчас же мысленно поправился: - Но только о прошлом. Быть может, признание облегчит судьбу».
Раздался телефонный звонок. Березовский взял трубку и долго слушал, изредка поддакивая своему собеседнику. Закончив разговор, он вновь обратился к Михаилу Михайловичу.
- Я смогу облегчить ваши колебания. Тавокин только что дал исчерпывающие показания!
«Бог мой, значит и он арестован», - с ужасом подумал Капитонов, чувствуя, как страх снова охватил его.
- Видите, он оказался умнее и дальновиднее вас и ваших единомышленников, - продолжал Березовский.
«И здесь вырвался вперед, спасает себя и топит остальных» - со злобой думал Капитонов. И, охваченный диким, животным страхом не опоздать, не потерять этого последнего права на снисхождение, на пощаду, он заговорил. Сидевшая у стены за столом маленькая тоненькая стенографистка, которую он не сразу заметил, с трудом поспевала за этой захлебывающейся исповедью. Беря папиросу за папиросой из лежащего на столе портсигара, он сознавался во всем. Почти во всем. Он цеплялся за крохотную, жалкую надежду, что кое-что о нем еще не известно.
Он кончил и попросил воды. Барезовскуй придвинул графин и стакан. Капитонов налил воды и выпил.
- Ну, а как сухумские дела? - улыбаясь спросил Березовский, когда тот напился.
- Какие сухумские? - растерянно пробормотал Капитонов. Он попытался сделать вид, что не понимает, о чем идет речь, но не выдержал и отвернулся.
- Слушайте, Капитонов. Но ведь это же наивно! Вы сознались, многое припомнили, даже с подробностями, и вдруг, оказывается, забыли об этом городе, куда ездили совсем недавно с тем же Тавокиным. Вы встретились там с инженером Жирухиным, были на квартире у Назима Эмир-оглу. Или, может быть, вы не ездили в Сухум? - с улыбкой спросил Березовский. - Ну, так как же, ездили или нет?
Не поднимая головы, Михаил Михайлович пробурчал:
- Ездил.
- Сколько вы получили от Кребса?
Капитонов изобразил удивление.
- Не от него непосредственно, - пояснил Березовский, - а от Эмир-оглу. Ведь мы знаем, что вы получили от него деньги за привезенные и переданные документы. Правда, мы приняли свои меры. Вы дали ему устарелые, да и не совсем верные данные. Такие, которые устраивали нас. Сколько же вам уплатили?
- Никаких документов я не передавал и денег не получал. И вообще… я отказываюсь отвечать на вопросы. Я все уже сказал, - внезапно упрямо пробормотал Капитонов.
- Это, конечно, ваше право и ваше дело, - холодно сказал Березовский. - Но напрасно отказываетесь и зря отрицаете факты. Я вам не советую. Мы уже знаем точную сумму. А на днях получим еще и показания Эмир-оглу и вашего общего шефа. Я буду рад встретиться с Кребсом. Придется напомнить ему, что он нарушил данное им честное слово не интересоваться нашими делами. Впрочем, какое же у подобных господ честное слово?
Тут Березовский, будто забыв о Капитонове, повернулся к Бахметьеву:
- Мы взяли его здесь, в Москве, вместе с одной компанией в особняке, в Петровско-Разумовском. Это еще в гражданскую войну. Он тогда только капитаном был. Разговор был серьезный, и мы условились, что он «больше не будет», - иронизировал Березовский. - Но он, как видишь, слова не сдержал.
Снова обращаясь к Капитонову, он продолжал:
- До чего же вы докатились? Служите у английского разведчика. Неужели забыли, что вы русский. Где ваша русская гордость? Неужели вы не поняли, что Советская власть пришла навсегда? Возврата назад не будет!
Капитонов сидел подавленный, уничтоженный.
- Все ясно! - говорил между тем Березовский. - Вас уличают и будут уличать ваши так называемые друзья. Некоторые из них сознаются из страха перед грозящим наказанием, желая смягчить его, другие - потому что поняли, против кого они пошли. Имейте же мужество понять, что вы сделали, и признаться в этом!
Михаил Михайлович сжал голову руками и потом закрыл лицо ладонями. Наступило молчанье.
- Вам трудно, Капитонов? - наклонился к нему Бахметьев.
- Хотите, перенесем допрос на завтра. Подумайте. Согласны? - спросил Березовский.
Что было думать? Охваченный отчаянием, Михаил Михайлович не двигался. Потом медленно, будто просыпаясь, отнял руки от лица и выпрямился.
- Нет, говорить надо сейчас, только сейчас, - сказал он разбитым голосом, побледневший, сразу будто осунувшийся. - Вы правы, надо отвечать за преступления против своей страны. - Он криво усмехнулся. - Плохо только, что мысли о родине пришли слишком поздно. Но что случилось, того уже не поправишь. Пусть уж мои ошибки - а ведь все началось с ошибок - и мои преступления послужат кому-нибудь уроком. - Он помолчал немного и уже почти твердым голосом сказал: - Да, я виновен, записывайте, теперь расскажу все.
