— Овощехранилище, говорят. Да не верится мне. Охрана такая зачем?
— Не мог точнее разузнать! — пожалковал сотник.
— Влопаться можно! Строгость ужасть! Загудеть — запросто! Под Берёзовкой частые проверки с царского времени — гарнизон!
— Груз в надёжном месте?
— А как же! — Платон Артамонович покривил душой. Нарвался на пацана. Прикончить собрался — уполз, гадёныш!
— Чего молчишь, рыжий? — Ягупкин почёсывал карандашом свой узенький лоб. Он заметил заминку в рассказе Скопцева.
— Припоминаю местность. Вроде, надёжно…
— Как понимать — вроде? Ходишь вокруг да около!
— Глушь непролазная. Ни один чёрт не сыщет. Зимой запорошит — ни в жисть.
— А если мне потребуется?
— Вот планчик. — Скопцев положил перед Ягупкиным бумагу, нарисованную в доме Игнатовой. — На скосе сопки. Сухостоина возле валуна. А это — овраг. Впадает в ручей. От ручья вверх двести шагов. Обломки буроватой скалы.
— Приложишь к письменному отчёту. А чего замолчал наш общий знакомый в Гусином Озере?
— Не выпало случая побывать у него. Цепляются патрульные — ужасть! Прочёсывают леса — бредень!
«Как же ты уцелел, голубчик? В удаче ли дело?» — И решил сотник испытать казака своим способом.
— Значит, стройка, говоришь? — переспросил Ягупкин.
— Точно, ваше благородие! И бабы в посёлке, и пассажиры в поезде одно: арсенал строят! Когда выдавал себя за комиссованного, сержант присоветовал: «В Распадковой нанимают на базу — подавайся туда!». А как насчёт уговора, господин сотник?
— Ты о чём, казак?
— Варвара собралась прикупить землицы чжанов пять. Мне б в пай войти…
— Войдёшь в пай, казак! — Ягупкин, помаргивая, подправлял значок на карте. «Подержать тебя, шельмеца, на поводке!» — думал сотник. — Не обидим, не сомневайся. Ты и Варваре доложил о «ходке»?
— Не считайте меня глупее козы! Не совсем же я Балда Иванович! — озлился Скопцев. — А ежли насчёт нового арсенала сомневаетесь — не держите в голове! Молодые бабёшки шашни разводили с командирами. Увезли мил-дружков — погоня! Им сто вёрст нипочём! В поезд и — на Распадковую. Это по Кяхте данные. Бато сообщил.
— Он живёт в юрте? — недоверчиво поглядывал сотник.
— В хоромах с подпорками! Правее пожарной каланчи, на отлёте бурятских выселок. — «Чего придирается?!» — сердился Скопцев про себя.
— О «Зайчике» разведал?
— Там такие попрыгунчики — не возрадуешься! Строгость на всяком шагу, товар… фу-у ты! — господин сотник…
— Товарищ… — Ягупкин мелко хохотнул. Убрал графин с карты, налил квасу в стакан, пригубил. Он лихорадочно складывал в голове разрозненные эпизоды из сказанного казаком. «Зачем понадобились новые склады большевикам? От царя-батюшки досталось артиллерийское хозяйство. Вбухивать деньги в стройку зазря не станут! Не иначе готовится крупная компания. Против кого? Яснее ясного — Япония! Новость, как смачный кусок! Не продешевить бы…» Родилась ещё одна мыслишка, пока, вроде, лёгкого тумана.
— Заложить мину можешь? Ты в охотниках, часом, не ходил?
— Подрывником не привелось. А не можно только на небо залезть, ваше благородие. — В ответе казака Ягупкин не уловил огонька. Поощряюще улыбнулся.
— На небо и не требуется. Завезут на Распадковую, допустим, снаряды — чик! Небу жарко станет!
— Малодоходное занятие получается! — гнул своё Платон Артамонович, почёсывая рыжий затылок. — И расчёт по капле, как сок из берёзы…
— Казак, ты же такой, что обведёшь самого чёрта! — Никита Поликарпович вцепился в свою задумку, как клещ в вола. — Сам атаман благословит!
— Дело своё я сделал — деньги на бочку! А потом про иное.
— Будет расчёт! — обещал Ягупкин.
— Расплата, наверное, в гоби?
— Ты, Скопцев, что-то волынишь. Продался большевикам-товарищам? Или цену себе набиваешь? — Сотник вперил студёные глаза в обветренное лицо казака.
— Не ищите кость в курином яйце, ваше благородие!
— Гляди у меня! Сам знаешь, расчёт у нас без остатка!
— Обижаете, сотник! — Скопцев поскучнел от неопределённости с оплатой за поход к Советам. — В нашей жизни треклятой лучше быть клювом цыплёнка, чем задом коровы. Ведь цена — жизнь. Паскудная, всё ж-таки жизнь, господин Ягупкин. Мне бы иенами для Варвары…
В голове сотника созревал план дерзкой диверсии. Отбросив свои подозрения, он наседал на Скопцева.
— Сделаешь дело — союзники озолотят!
— А вдруг меня приметили? Может, капкан наготовлен, как на волка? За понюшку табака… того-этого.
Ягупкин уже видел себя в кабинете атамана с планом подрыва складов. Он не сомневался: Григорий Михайлович оценит!
— Знал тебя, Платон Артамонович, как смелого казака, верного присяге. Твой подвиг запишут в историю освобождения России от большевистского ига!
— Пишут пусть куда угодно. Побольше иен — вся любовь! Смертельное дело! Рази с урядником Аркатовым?
— Он годится?
— Изот-то Дорофеевич? Да он в кишки залезет ощупью!
— Подумаем, казак! И ты думай-прикидывай. Значит, говоришь, тайник в тайге надёжный?
«Вот привязался, как репей к заду!» — ругнулся Скопцев.
— В глухом месте. Примету оставил. Наследил засечки…
— Не раскроют таёжники?
— Людей наплодилось — муравьев в лесу меньше. Шныряют повсюду. Но всё от Бога! — Скопцев широко перекрестился. — Пойтить, оно, конешно, ноги свои… Цена какая?
— Ваш запрос?
Толстыми пальцами разгребал казак рыжие волосы, пожевывал потрескавшиеся в походе губы:
— Мильон иен!
Сотник ахнул втайне. Ответил спокойно:
— Удачи, тебе! О деле на время забудь.
— Да, запамятовал! Бурят Бато поставлял мне сведения не за так. Добавка полагается к расчёту.
Ягупкин вновь встрепенулся: «Завалился казак! Продался, мерзавец! Подослан оттуда!». Разоткровенничал, как баба в постели! «Запа-амятовал!» Вызнавал, подлец!.. Сотник видел перед собой человека с хитринкой, с угодливостью в лицемерных глазах, с жадностью голодной собаки, — такой готов продаться любому, кто больше заплатит! Но и прельстительно использовать его в задуманном деле: везучий пройдоха!
— Полагаю, миллион — цена сходня, господин сотник. А ежели вдвоем, то другому — само по себе. Без дележа… С ним обговор — особый, без меня, чтобы…
— В землянке жить зимой годно?
— Человек проживет. Тварь живучая — человек…
Ягупкин пересчитывал четки, перекатывал в уме подробности отчета Скопцева.
— Выходит, бурят пожалел тебя, сведениями снабжал? — с нажимом допытывался Ягупкин. — Какой ценой жалость куплена?
— Господь с вами, ваше благородие! — Скопцев встал на колени, часто и мелко крестился. — Как на духу, сгореть мне в аду!
— Ладно, Платон Артамонович, поднимись! Твои люди, не косоглазые. И расчет у нас свой. И насчет цены — тоже.
До умопомрачения испугался Скопцев. И горько было ему от недоверия сотника: «Сам попробовал бы разок сходить за кордон в Россию!». И досадовал остро: к Варваре являться без обещанных денег!
— К вечеру можешь понадобиться. Смотри, не напейся!
— Понятно! — вяло отозвался Скопцев. — Разрешите кваску?
Сотник налил и подал стакан. Платон Артамонович шутливо хукнул и опрокинул квас в рот.
Проводив Скопцева, сотник сосредоточился на карте Забайкалья, запоминая маршрут агента — Шепунов жаден до подробностей.
Борис Николаевич в разговоре с Семёновым как-то упомянул о «ходке» в Россию. Теперь из Дайрена штабисты осаждали по телефону: «Союзники нуждаются в свежей информации!». Потому полковник говорил с Ягупкиным благожелательно. Сотник разложил на канцелярском столе карту-пятивёрстку. Беседовали долго и вдумчиво.
— Установили судьбу «Зайчика»? Засветился или переметнулся добровольно?
— Не удалось, ваше высокородие. Сплошная засекреченность — с одной стороны. Проверки документов на всяком шагу — с другой. Скопцев не рисковал.
— Данные он добыл важнецкие! Если в Распадковой действительно новый арсенал, весть важнейшая! Союзникам повод предпринять демарш — нарушение нейтралитета! Сведения наши, сотник! Наши!
