— Ты это серьезно?

— Серьезнее не бывает. Не станет же он ждать, когда командированным москвичам придет в голову доложиться.

— А Артем сердится, намекает, мол, чего впереди паровоза бежишь.

— Не обращай на это внимания, он не со зла. Просто ему кажется, что все остальные шпионоловы должны идти по его следу. В жизни такого не может быть, иначе позвонки срастутся и мы потеряем гибкость, а с ней и профпригодность.

Последние слова Эди произнес уже при входе в приемную.

— Что потеряем? — весело спросил Артем, по-кошачьи мягко шагнув к Эди.

— Гибкость и чувство юмора, — ответил Эди, подмигнув Николаю.

— Не потеряем, нам без этого никак нельзя, — утвердительно сказал Артем, бросив взгляд на дежурного офицера, который сидел за массивным столом из дуба, с интересом прислушиваясь к происходящему в приемной разговору.

Аленкинский, стоявший тут же у стола, видимо, хотел как-то отреагировать на фразу Артема, но, нервно поправив под мышкой толстую папку с документами, обратился к Эди:

— Вижу, майор, вам удалось восстановиться, если говорите о юморе. Это радует, ведь впереди много работы, и, соответственно, надо быть здоровым, иначе противник…

Но резкий трезвон телефонного аппарата и слова дежурного офицера: «Я слушаю вас, товарищ генерал. Да, все здесь», — прервали начавшийся было монолог следователя.

В следующее мгновение, возвращая трубку на аппарат, офицер произнес:

— Товарищи офицеры, генерал ждет вас.

Тарасов встретил чекистов, как и в прошлый раз, в центре кабинета. После приветствия пригласил всех за стол совещаний и без вступительного слова предложил Артему и Станиславу прокомментировать, согласно компетенции каждого, план дальнейших действий по объекту. Когда же они завершили свои доклады, тепло посмотрел на Эди и спросил:

— Вы согласны с тем, что предложили ваши товарищи?

— Да, товарищ генерал. Эти мероприятия вытекают из имеющихся у нас на сегодня данных, но они могут быть скорректированы или дополнены в зависимости от того, какую информацию получим в продолжение работы.

— Я послушал и посмотрел ваши беседы с «Иудой». Хорошая работа, но есть ли уверенность в том, что он до конца откровенен с вами? Не может ли обмануть, наконец, перехитрить? А-а?

— Мне сказать одним словом, что уверен в положительном исходе, или прокомментировать почему, товарищ генерал?

— Вам же прямой вопрос задали, а вы… — не удержался Аленкинский.

Тарасов вскинул на него удивленный взгляд и прервал хлесткой фразой:

— Не мешайте. Вы свое видение уже изложили. — Затем, сделав секундную паузу и переведя медленно взгляд на Эди, продолжил: — А ты, майор, продолжай. Хочу услышать подробное мнение по данной ситуации.

— Мне тоже не дают покоя эти вопросы, — произнес Эди, никак не отреагировав на выпад Аленкинского, — но, пытаясь найти на них ответ, пришел к заключению, что ему не резон играть с нами — на карту поставлены его жизнь и судьба дочери. Он очень любит дочь и ради нее готов на многое пойти, я почувствовал это в процессе общения с ним. Конечно, «Иуда» враг, сознательно ставший на путь предательства. Но осознающий, что его противостоянию советской власти пришел конец, и под давлением непреодолимых обстоятельств принявший решение работать против своих бывших хозяев. И кое-что уже сделал в этом направлении. Я имею в виду, прежде всего, раскрытие резидента Моисеенко, способов передачи сведений микропленкой, которая может быть использована для продвижения нашей дезинформации к противнику, и многое другое, что дает нам шанс для организации игры с натовскими разведчиками. Что же касается перехитрить… «Иуда», конечно, умный и подготовленный противник. Но в настоящее время растерян и подавлен из-за того, что чекисты обвели его вокруг пальца. Более того, он начал подозревать свои минские связи в сотрудничестве с КГБ, что несколько облегчает получение на них от него дополнительных данных. А чтобы максимально владеть вниманием «Иуды», я стараюсь играть на сильных и слабых сторонах его характера. Благодаря чему удается контролировать и держать его в нужном состоянии.

— Хорошо, согласен, — уважительно произнес Тарасов, кивая головой. — Вижу, что ты досконально изучил его. Особенно удачно закручено дело с поиском варианта передачи дезы. Теперь остается нашу заготовку перевести на пленку и привязать к письму Моисеенко. Хотя об этом в письме вроде сказано? — уточнил он, глядя на Эди.

— Сказано, — подтвердил Эди.

— Да, вспоминаю, есть там и об этом. Содержание письма, конечно, продуманное, и к нему можно прицепить даже вагон дезинформации… Но не кажется ли тебе, что даешь им много сведений о себе?

— Это сделано специально, чтобы показать, почему «Иуда» решился довериться моему герою — далекому от политики и интриг молодому человеку, к тому же пострадавшему от беспредела власти, а не тому же Глущенкову, которому он не доверяет. Пытаясь объяснить свое решение, «Иуда» и сообщает Моисеенко такие подробности о своем проверенном на конкретных поручениях соседе по камере. Конечно, с его стороны это не совсем логичный поступок.

Но если вспомнить, что в глазах своих хозяев он является опытным шпионом, добывающим особой важности информацию, то можно допустить наличие с их стороны определенного доверия к нему и его решениям.

— Логично, принимается, — сказал генерал. — Но нужно, чтобы при демонстрации шпионом работы с фотоаппаратом и устройством по микропленкам находился наш специалист. Это будет надежнее, ведь ты же, майор, не профи в этом деле?

— Нет, не приходилось подобными делами заниматься.

— Завтра придется с помощью «Иуды», — вставил свое слово Артем.

— Вот и хорошо, а заодно дайте поглядеть специалисту, который потом объяснит своим московским коллегам, что и как делал шпион. Парамонов привезет его в изолятор.

— Понял, товарищ генерал, — коротко сказал Эди. Потом, сделав короткую паузу, как бы рассуждая о том, говорить или нет, добавил: — Предлагаю кроме него взять с собой специалиста-одоролога.

— Поясните, — заинтересованно предложил Тарасов, не дав ему договорить.

— Очевидно то, что информацию на микропленку будут переносить наши специалисты и, соответственно, оставят на ней или упаковке посторонние запахи, что может быть выявлено экспертами противника и зародить подозрения.

— Правильно рассуждаешь, майор. Противник, кстати, уже работает в этом направлении. Из ПГУ[128] приходила информация о создании западными разведцентрами банков запахов своих сотрудников и агентов. Поэтому вполне допустимо, что у противника имеются одоропробы шпиона и он сможет провести сравнительный анализ с вытекающими последствиями. Так что, Николай, проследи, чтобы наши криминалисты провели необходимый забор запахов этого гада и упаковали как следует.

— Будет сделано, товарищ генерал, — отчеканил Парамонов, как будто только и ожидал такой команды.

Тарасов, осуждающе глянул за это на Николая, и произнес:

— С этим, товарищи, вроде разобрались, если что, завтра отшлифуем детали. Да, вот что хочу отметить. Как видите, успех в работе по разоблачению шпиона налицо и это во многом потому, что в нужном русле была организована его внутрикамерная разработка. Она дала нам в руки как важную информацию, так и чувствительные рычаги влияния на «Иуду». В этом со мной согласился и Маликов. Я с ним недавно разговаривал. Кстати, он затребовал тебя, майор, в Москву — сейчас главное там будет происходить.

Затем, обратив внимание на то, как Эди что-то шепотом сказал Артему, спросил:

— Майор, если у тебя есть вопрос, задавай, не стесняйся. Мы же и собрались, чтобы обсудить наши проблемы.

— Не вопрос, товарищ генерал, а предложение, — ответил Эди.

— Давай, предлагай, — тепло сказал Тарасов.

— Лететь военбортом для ускорения прибытия в Москву — это понятно, но, поскольку «Иуда» в письме Моисеенко пишет, что я прибуду туда поездом, то у меня на руках должен быть на всякий случай и соответствующий билет.