Убранство помещения напоминало кухню скромной семьи. К стенке прижимался квадратный стол под цветной клеёнкой. На подоконнике — графин с водой. В углу — корзина, прикрытая серым полотном. Три табуретки жёлтой окраски. Пахло соевой похлёбкой и свежим чесноком.

Аркатов сел к столу в выжидательной позе. Тачибана снял салфетку с фарфорового чайника.

— Аригато, господин урядник! Спасибо, что отозвались на мою просьбу посетить. — Капитан налил в маленькие чашечки тёмно-коричневый чай и пригласил Аркатова:

— Угощайтесь, Изот Дорофеевич!

— Благодарю, господин капитан! — Аркатов взял левой рукой чашечку — утонула в его широкой ладони. На правой руке у него большой и указательный пальцы были скрючены.

— Как учение? — Тачибана прищуренными глазами наблюдал за курсантом. Тёмно-синий костюм, похожий на полувоенную форму. Аккуратно пострижен. Гладко выбрит. В школе хороший порядок!

— Учиться вроде поздновато мне…

— Не даёт пользы?

— Пользительно, если считать себя военным. Обиды не имеем, господин.

— Земляков давно видери?

— Порядочно прошло. Как-то всё не с руки. — Аркатов понимал, что к Тачибана вызван не ради пустой беседы. Он имел уже дело с этим капитаном в Харбине.

— А почему бы не встретиться?.. Однопорчанам есть что помнить. Жизнь на чужой земле имеет плохие свойства… В Трехречье казаки вместе, а в Харбине — поодиночке. Где Скопцев? Где Кузовчиков? Где Ягупкин?..

— Ни к чему мне они!

— Имеем урок-практика, курсант! — Тачибана отпивал маленькими глотками чай. — Задание: искать нужных людей! Вам зачёт, Аркатов. Ягупкина исключить — нас он не забывает.

Аркатов сообразил: японцу нужно знать настроение этих двух! Затевает что-то капитан.

— Трудно разыскать да узнать — мильон людишек!

— Это — задание! Человек подвержен соблазнам, урядник. Только в целое яйцо муха не залезет.

— В небе все вороны одинаково чёрные — не просто отличить.

— Расходы, конечно, требуются. А деро спешное! — Тачибана отсчитал несколько крупных купюр и передал Аркатову. — Доклад жду завтра к вечеру!

— Как я понял, прощупать, чем дышут землячки? Или ошибся?

— Курсант вышел из вас хороший! Саёнара! До свидания, Изот Дорофеевич.

От Тачибана урядник Аркатов доехал трамваем до конного виадука. Там пересел на автобус «Чурин — Модягоувка» и сошёл затем на остановке «Полицейская». Обогнув новый Благовещенский храм Приснодевы Марии, потолкался среди грузчиков у мельницы Чурина — здесь постоянно нуждаются в сильных плечах и ухватистых руках. Среди разношёрстной братии Скопцева не оказалось. Через городской сад направился к пристанскому участку «Ковши», куда пригоняли сплотки леса, но и там казака не обнаружил. По Соляной улице вышел к причалам с баржами. И снова потерпел неудачу.

Солнце клонилось к полудню и Аркатов начал обход злачных общедоступных мест: харчевни, дешёвые столовые, третьесортные трактиры. Тут обычно ошивались любители пропустить рюмашку ханьшина (русские называли «хана») или выпить кружку пива. Площадная брань вперемешку с матюками и тоскливой песней — отличие российских эмигрантов. Китайцы не имели удачи показываться на миру нетрезвыми. Для них перепой значил «потерю лица» — равносильно осрамиться не только самому, но и всему роду до «надцатого» колена.

Он настиг Платона Артамоновича в харчевне «Таверна». Тот сидел у входа под бледной лампой в кругу грузчиков. В высоких бутылках искрилось янтарное пиво.

— Урядник! — Скопцев вышел навстречу, облапил Аркатова. — Садись в компанию! Откуда выщелкнулся?

— Из того места, что и ты!

Аркатову не нравилась «Таверна». Он поправил картуз с твердым козырьком. Затянул узел галстука, повёл глазами на выход. Скопцев понял его, бросил на стол два гоби.

— За меня, братва! У нас с полчком наметилась свиданка!

Вдвоём покинули харчевню.

— Ты Кузовчикова давно видел? — спросил Аркатов. — Втроём залиться бы, как землякам…

— Как раз сегодня утром сошли с одного трамвая! Ваня — на элеватор, а я — в Ковши… — Скопцеву была приятна встреча с однополчанином. Нечасто случалось побыть вместе казакам. Поговорить по душам.

Налетел с Участковой улицы вихрь и жёлтая пыль закурилась на проспекте Сюя.

— Скольково помню себя за границей, столько жёлтая гнусь сопровождает меня! Ну, наказанье Божье!

— Хорошо б пристегнуть Кузовчикова в компашку!

— Айда! — Скопцев ускорил шаги.

На их удачу Кузовчиков, закончив урок на погрузке соевых бобов в вагон, спешил по Тюремной к трамваю.

— Братки! Изот? Ну и ну! — Иван Спиридонович хлопал себя по бокам. — Какими судьбами?

Обнялись по-братски. Расцеловались троекратно, как водилось на Руси.

— Обмыть! Обмыть свиданку! — Скопцев явно рассчитывал на угощение урядника.

— К Чурину завалиться?.. Кошелёк маловат! — проявлял нерешительность Аркатов.

— На левый берег! — загорелся Кузовчиков. Просторная куртка его голубела на солнце, выделявшем потёртости рукавов. За поясом — брезентовые рукавицы. На ногах плетёнки на китайский манер. Тёмные волосы, словно присеенные пылью хлебных лабазов.

— Прохладно на берегу! — возразил Аркатов.

— Там подешевше! — Кузовчиков прямо-таки сиял в кругу земляков. Тугим комком распирали нашивной карман только что заработанные гоби. — Недавно гужевались с дружками в «Привале трёх бродяг». Шик-блеск: красота!

— Уступим гужееду! — засмеялся Аркатов.

У «Яхт-клуба» на песке лежала плоскодонка. Перевозчик на ломаном русском спросил:

— Понузай, капитана?

— До-шао — чэнь саньпань? — Аркатов потёр палец о палец, указывая на лодку. — Сколько?

— Шибко мало, капитана… Твоя ехать, моя возить. Чэна мало…

— Да пусть везёт, китаёза замурзанная! — Кузовчиков толкал лодку на воду.

Саньпаня отчалила, пластая мутно-рудую Сунгари.

— Бери ложки, бери хлеб — собирайся на обед! — горланил Скопцев, раздувая ноздри в нетерпении.

— Бери ложки, бери бак, если нету — иди так! — подхватил Кузовчиков, опасно раскачивая плоскодонку.

— Ванька, глянь-ка — пупырь летит! — скалил зубы Скопцев.

— Чем занимаешься, Иван Спиридонович? — спросил Аркатов.

— Моя таскала. Его наваливала! — смеялся Кузовчиков. Ему явно улыбалась судьба: вызов к сотнику, встреча однополчан! Свежий ветер лохматил его бороду.

— Зальёмся к «Деду-виноделу»! — покрикивал Скопцев. — Там пельмени знатные. Кочанная квашеная капуста — пальчики оближешь, объедаясь!

— А, может, в трактир «Вася, заходи»? — вспоминал Аркатов названия левобережных питейных заведений.

— Не-е! «Дед-винодел» — аллюр три креста!

Лёгкое строение дачного типа нависало над берегом. Красочная, от угла до угла, вывеска с аршинными буквами: «Дед-винодел». И на манер китайских полотнищ отвесно броский плакат с нарисованной бутылкой вина и словами в стихе:

Казаков на пороге встретил китаец глубоким поклоном:

— Добло шанго, нас кушай!

В его сопровождении однополчане проследовали через весь зал и заняли столик под искусственной пальмой.

— Байцзю? Смилнова? — подбежал половой с полотенцем через руку.

— Не-е, хана сегодня не годится! — запротестовал Скопцев.

— Ши, хао! — Половой уставился на него, посчитав Платона Артамоновича заводилой.

— Давай смирновскую! — коротко бросил Аркатов.

— Пойду сполосну руки! — Скопцев скрылся в закутке.

— Ваша капитана, чэни еси?

— Деньги есть! Быстро, ходя! — Аркатов снял пиджак и положил на свободный стул рядом с собой. — Мечи на стол поболее капусты в кочанах. Пельмени, мясо жареное…

— Шанго, капитана! Капуста класна, как рака… — Половой побежал на кухню.

— У нас, сажая капусту, приговаривают: не будь голенаста, будь пузаста, не будь пуста, будь густа, не будь красна, будь вкусна, не будь стара, будь молода, не будь мала, будь велика!

От долгого говорения Кузовчиков поперхнулся, махнул рукой: