В общем — стандартная воодушевляющая речь, сводящаяся к разговору о любви к Родине, отцам-командирам и раскаленным армированным прутьям, которыми маршал и командиры легионов пообещали сношать каждого, кто опозорит гордое звание штурмовика 611-го штурмового корпуса.
Слушая этот великолепный по своему изысканному и содержательному наполнению немыслимыми, но красочными эпитетами рассказ о тяготах воинской службы и стойкости, с которой бойцы и их командиры должны эти самые тяготы переносить, Миккель неожиданно почувствовал на себе чей-то тяжелый и явно неодобрительный взгляд.
Стараясь делать это незаметно, чтобы не показаться со стороны идиотом, который в строю отцов-командиров крутит головой по сторонам, тем самым внося разлад и дезориентацию личного состава, он принялся глазами искать источник предполагаемых неприятностей, но не находил его. И все же ощущение чего-то неправильного оставалось…
Чего-то знакомого, но позабытого…
Когда Номад в своей излюбленной манере отправил своих бойцов в пробежку по плацу в полной боевой выкладке, то вернулся к шеренге офицеров. Командиры легионов присоединились к своим подразделениям, остались лишь генерал Оффи, да Салов и Дезидерари.
— Прибыли, — констатировал Номад, оглядев своего старшего артиллериста и танкиста. — В последний момент. Я уж хотел отправлять за вами комендантскую роту.
— Не стоит беспокоиться так, сэр, — улыбнулся Миккель. — Ничто не может заставить нас выбиться из четкого расписания на этот день.
— Ну-да, ну-да, — хмыкнул Номад, куда-то глядя поверх голов. — А вот и опоздавшие. Генерал Оффи, — ах, ну да, они ж теперь на службе, снова официоз, — кажется, опоздавший — ваша проблема?
— Радости у меня от этого полный маскхалат, — ответила в излюбленной манере казарменного юмора Номада мириаланка.
Миккель хотел было повернуть голову, чтобы посмотреть на того, кто осмелился опоздать на построение, но застыл как вкопанный, ощутив знакомый аромат…
— Генерал Оффи, маршал Номад, — раздался очень хорошо знакомый низкий грудной голос, от которого Дезидерари испытал чувство приятной истомы и волнения во всем теле. — Прошу прощения за опоздание. Приводила себя в порядок.
— Запомните, аколит, — напускным строгим голосом произнесла мириаланка, с ног до головы оглядывая подошедшую бледнокожую красавицу с татуировкой на лице, от вида которой у Салова начал непроизвольно открываться рот. — То, что вы из матриархального общества Датомира, судя по вашему лицу и окружающей вас Темной Стороне силы, не дает вам никаких привилегий. Вы можете явиться на службу не накрашенная, с немытыми и не чесанными волосами, после пьянки или еще каких-то личных проблем, но опоздать на построение — не имеете морального права.
— Я учту это, мэм, — произнесла та. — Но у меня нет никаких личных проблем.
— Отлично, — улыбнулась Баррис. — Знакомьтесь с офицерами механизированных частей, приданных корпусу, а затем отправляемся на пробежку.
— Салов, — танкист выдавил из себя лишь свое имя, протянув руку. Девушка хмуро ее пожала, впервые посмотрев на стоящего рядом Дезидерари.
На ее лице промелькнуло удивление, нотки ярости, растерянности и непонимания.
— Капитан Миккель Дезидерари, — представился он, протянув ей кисть для рукопожатия. В конце концов, прошлое ничего не значит. Нельзя личному позволить влиять на службу.
«Похоже, ты все-таки узнаешь мое имя, „бог войны“», — раздался в голове Миккеля голос вчерашней незнакомки. С ехидной интонацией и легкой надменностью — ее неподражаемому стилю общения.
Выходит, он познакомился с учеником генерала Оффи раньше, чем та. И даже успел узнать ее поглубже…
— Аколит Силри, — произнесла та, изобразив насмешливый книксен. — Рада познакомиться.
— Взаимно, — произнес Дезидерари.
— Я тоже еще тут и тоже рад знакомству, — заметил Салов. Девушка мазнула по нему отсутствующим взглядом и пошла прочь. — Если захотите прокатиться на танке — дайте знать!
— Ты что делаешь, идиот?! — зашипел на него Миккель.
— А что такого? — удивился тот. — Кстати, ты был прав, есть все же девушки с татуировками на лице…
— Салов, — артиллерист посмотрел в глаза другу. — Силри — и есть та самая девушка, с которой я ушел вчера из клуба.
— Ох, мать твою, — осознал масштаб проблемы танкист. — Мне кажется, ты очень зря рассказывал кому-то, кроме меня, о том, что передоминировал датомирскую ведьму. Был слушок, что у них есть карманные ранкоры…
Сознание, словно пьяная банта, не хотело возвращаться в привычные рамки. Мир вокруг плыл, словно в наркотическом бреду, а какофония звуков просто сводила с ума.
Обратившись к Темной Стороне Силы, он попытался было с ее помощью очистить сознание, но, оказалось, что Сила была ему недоступна. Ее словно кто-то изъял из его могучего, но израненного тела, словно вырвав часть внутренних органов из его тела.
Глаза жгло так, словно на них то-то бросил песка. Тупая боль в конечностях на уровне суставов, ноющая боль в нижней части живота, там, где прежде имплантировались трубки катетеров вместо изувеченных половых органов — ничто из этого не позволяло хоть на мгновение отвлечься от тюрьмы собственного тела.
А еще это раздражающий голос…
— Спит красавица в гробу, я подкрался и… — напевания прекратились, сменившись секундой тишины. — О, да ты проснулся! — интонация, тембр… Он узнал обладателя этого голоса.
Если бы Сила была с ним, то все вокруг сейчас бы уже оказалось превращено в поле битвы. Но Сила оставила его. И обладатель голоса явно к этому причастен.
— Да ты не жеманничай, открывай глазки, — посоветовал голос. — Нравится, не нравится — будем беседовать, моя красавица.
— До… — речь давалась с трудом. — Доу…
— Доуган, — подсказал голос. — Видишь, все просто. Имя знаешь, помнишь, скорбишь, ненавидишь. Глазки-то отрывай, Энакин, поговорить нужно.
— Это… Не мое… Имя, — сквозь боль и дискомфорт он все же распахнул глаза, сразу резанувшие болью от приглушенного света, что просачивался сквозь светофильтры маски, надетой на лицо. И, судя по всему — это все та же маска, все тот же боевой костюм жизнеобеспечения, что даровал ему Дарт Сидиус, чтобы спасти жизнь своего нерадивого ученика. И надоедливые звуки работающей аппаратуры в изголовье, разглядеть которую он не мог. Даже шеей повернуть не мог!
— Дарт Вейдером называть тебя глупо, — Доуган в своем привычном взгляду боевом костюме с маской на лице и черно-серебристой мантии поверх доспеха, сидел на стуле напротив медицинского ложа, к которому оказался пристегнут сам Повелитель ситов. Откинутая назад металлическая плита, аналогичная той, на которой он возлежал, когда ему имплантировали протезы отрубленных конечностей, позволяла бывшему джедаю из положения «почти стоя» наблюдать происходящее в тесной пещере, заставленной медицинским оборудованием. — Это имя уже занято.
— Не может… быть, — голос еще плохо слушался и дрожал. Но благодаря вокабулятору шлема это предательство собственного организма никто не мог различить.
— О, как много тебе еще предстоит узнать, — усмехнулся Доуган. — Что последнее ты помнишь?
— Как я оказался в твоем плену? — проигнорировал вопрос бывшего собрата по Ордену джедаев Скайуокер. — Где Сидиус?
— Палпатин мертв, — огорошил этой новостью сита Бессмертный Император.
— Не может этого быть, — уверенно произнес Вейдер. — Ты — лжец.
— Еще как может, — из-под маски врага донесся смешок. — Ты убил его, Владыка Вейдер.
— Невозможно! — уверенно заявил Вейдер. — Я бы почувствовал это!
— Пальцы на ногах чувствуешь? — поинтересовался Доуган. — Нет, — ответил он сам на собственный вопрос. — Вот и с Сидиусом примерно та же ситуевина.
— Тебе не запутать меня, Доуган, — со злостью в голосе произнес Вейдер. — Когда мой учитель узнает, что ты пленил меня, то освободит, и тогда…
— Твой учитель никого уже не освободит, — уверенно произнес Доуган. — Видишь ли, не знаю, в курсе ты или нет, но старичок Палпатин не очень сильно желал до конца своих дней ходить в трухлявом теле морщинистого сифилитика. Поэтому, он клонировал себя, вернув себе молодость и силы. Судя по тому, что я нашел тебя в медикаментозном сне в арканианском инкубаторе для клонирования, а так же в виду произошедших за последние месяцы событий, у меня есть основания считать, что и тебя он клонировал.
