Мои глаза закатывались, а тело, влекомое внезапно начавшим движение сгустком зеленой субстанции поплыло прочь от входа в сторону… Туда, где искрили такие же разряды…

На концах которых располагались контуры тел разумных.

Сознание в раз прояснилось.

Вот что уничтожает сущности в Бездне! Зеленые молнии!

Ярость переполнила меня.

Трюк, старый как мир, и на который я едва не попался. Фокус, благодаря которому триллионы в галактике становятся наркоманами, стремительно пускающими свое существование под откос: сиюминутное наслаждение, приводящее к полной потере самого себя.

Как ни странно, не составило большого труда подумать о том, чтобы вырваться из пут зеленых молний.

Представив себя, стоящим в отдалении от этого замка, я с грустью взглянул на тело, растворение которого вернуло меня к осознанию происходящего.

Магистр-джедай Ки-Ади-Мунди.

Его тело практически стало серым призраком, растворяясь в черноте смога… Потребовалось всего несколько секунд, что его черты лица, контуры тела — все, что составляло на данный момент его индивидуальность — все это растворилось, сделав его еще одним бесплотным призраком…

Я смотрел на вход в зеленый замок, к которому стремились другие сознания… Некоторых знал в бытность свою джедаем, других видел впервые… Но, так или иначе, все они шли на закланье.

Желания помогать им у меня особо не было, а потому, подгадав момент, я подумал о том, что хочу оказаться позади этих ворот…

В следующую же секунду (или прошел час? Может быть месяц? Год?) я ощутил себя стоящим в темной сводчатой галерее, окружавшей небольшой дворик, заросший папоротниковыми деревьями, плаунами, гигантскими грибами, поросшими мхом. Все это — в различных оттенках зеленого. И все выглядит столь не реалистичным, отталкивающе противным, как кислотно-зеленый цвет.

В центре двора располагался небольшой круглый бассейн с работающим двухуровневым фонтаном, выполненным настолько искусно, что сердце сжалось увиденного мной великолепия. Я сделал несколько шагов вперед, вступая в это царство тошнящей зеленой сбруи. Мгновенно почувствовал, что от струй фонтана, что выстреливали из верхней чаши и стекали в нижнюю, а оттуда — в самую большую часть сооружения, тянет едким запахом серы. Смрад сопровождался взбитием серо-зеленой пены падающими струями зеленой воды… И уже от одного этого меня воротило так, что было бы это осуществимо, я бы украсил все здесь совершенно иными оттенками желтого и зеленого.

Я принялся осматривать убранство дворика. Папоротниковые деревья и кустарники у их основания, проросшие сквозь здоровенными булыжники, казались столь же реальными и естественными, как и моя сущность. За исключением того, что я единственный, кто не был выполнен в различных оттенках зеленого. Даже звезда над головой, что не была заметна с внешней стороны дворца, и та зеленая. И есть большое подозрение, что все происходящее вокруг — одно большое наедалово. Очень большое. Иллюзия, наведенная для того, чтобы отвести взгляд от чего-то конкретного.

Так же сюрреалистично выглядели и остальные растения: мох, свисающий с опорных столбов галереи, выстроившиеся вокруг работающего фонтана грибы. Но стены с декоративной каменной кладкой, как и перегородки в оставленном медитационном отсеке станции, были расплывчаты и нематериальны, только их края выглядели достаточно отчетливо, чтобы можно было разобрать то, что на них изображено. И весьма странно, что не получается рассмотреть изображения — стоило лишь сконцентрироваться на них, как они таяли, расспались, а глаза начинали болеть.

Спустя пару попыток, я прекратил издеваться над собой и подумал о том, чтобы двинуться дальше.

Однако, в этом саду было кое-что, что привлекло мое внимание.

Две фигуры, чьи безжизненные лица были мне хорошо знакомы.

Кайли Омас — столь же миловидная, сколь и печальная, как в тот день, когда она погибла.

Дочь, с царственной осанкой и великой скорбью на словно фарфоровом лице. Сейчас она выглядела та же, как и при нашей встрече. Но ни одна из них не двигалась.

Оказавшись рядом с ними, коснулся плеча Кайли, с криком отняв руку, обожженную ледяным холодом. Девушка даже не пошевелилась. Ничто в этом раздражающем пейзаже даже не изменилось, не отреагировало на мои действия.

Но кое-что изменилось.

Я увидел слабое мерцание, которое словно возникало в телах обеих и утекало через их руки, касающиеся смердящего фонтана. Как будто светлячки, бегущие по проводам…

— Ты пришел, — раздался скрипучий голос за моей спиной. Повернувшись, скривился, увидев перед собой бледно-голубую фигуру в мантии. Капюшон, надвинутый так, что из-под него торчит лишь высохшее лицо, лишенное глаз. И единственная рука, выбивающаяся из-под рукава.

— Крея, — произнес я, приветствуя Силу. И проверяя, на месте ли пусть и не физические, но рукояти световых мечей. Отлично, все три при мне.

— Нужно поговорить, — все тем же раздражающим голосом произнесла старуха, указав мне место рядом с обеими девушками. — Садись, разговор будет долгим.

* * *
«Влево, вправо, поворот —
Попала в лабиринт.
(Влево, вправо, поворот),
(Влево, вправо, поворот).
Никто не скажет вновь
В какую дверь войти.
Дитя моё, пойми!
Влево, вправо, поворот —
Попала в лабиринт.
(Влево, вправо, поворот),
(Влево, вправо, поворот),
Никто не скажет кто
Плохой, а кто хороший.
Дитя моё, пойми!»

Бросив еще один взгляд на застывших без движения девушек, отрицательно покачал головой.

— Воздержусь.

Старуха оскалилась в хищной улыбке.

— Не доверяешь старой знакомой?

— Я даже не уверен, что ты Крея, — признание далось легче, чем мог даже представить.

— Все мы здесь уже не те, ем были раньше, — произнесла она, делая несколько шагов в сторону фонтана. Она погладила единственной рукой по волосам голову Дочери, отчего ее фигура стала еще на тон темнее. Или мне это показалось?

— Ты все так же отказываешься принять естественный порядок вещей, — сказала она.

— Если я могу что-то изменить — делаю это. А когда произошло непоправимое из-за подтасовки карт в колоде — то во всей галактике не найдется столько ромашкового чая, чтобы успокоить жар гнева в моей груди.

— Изъясняйся нашими эпитетами, — попросила Крея. — Два года — достаточный срок, чтобы проникнуться культурой этой галактики.

— Так ты знаешь, — прищурился я.

— Все знают, — старуха развела руками. — И всех это раздражает.

— Могут поцеловать меня в задницу, — предложил я. — Их мнение меня не волнует.

— Мнение Силы, которой ты служишь — тоже? — уточнила Крея.

— Той самой, которая сделала все, чтобы самая знающая и самая способная часть моего гарема оказалась мертва, в то время как я боролся за само существование Силы без внешнего контроля со стороны психопата? — пришлось уточнить. — Та самая Сила, что назвала меня своим Воином, а сама семимильными шагами побежала в сторону Дарта Вейдера и стала нашептывать для него много нового и интересного, лишь бы расстроить мои планы?

— А ты думал, что Сила будет сидеть сложа руки и наблюдать за тем, как ты плюешь в колодец, из которого пьешь? — уточнила собеседница. — Если бы это был твой колодец — делай как знаешь. Но отсюда пьют и другие разумные. Почему ты думаешь, что делать то, что выгодно тебе — это благо, а когда Сила поступает в своих интересах — это агрессия?

— По всему выходит, что интересы мои и Силы имеют разные вектора направления, — произнес я, внимательно разглядывая старуху, что принялась нарезать мелкие круги вокруг зловонного фонтана. — Потому что мне строжайше запрещено воскрешать своих любимых, а вот Дарт Вейдер отчего-то может вернуть из мертвых длинноволосого дяденьку, скончавшегося чуть более десяти лет назад. Что за двойные стандарты?