Первый секрет заключался в общении с Элеонорой. Её он застал почти готовой к выходу в «Верас» и наносившей последние штрихи на лицо.
— Угадай загадку: художник, мольберт и картина — единое целое, что это такое? Красящаяся женщина. Кстати, картина хороша даже в слегка недокрашенном виде.
Она засмеялась, шмыгнула в комнату и вынесла роскошный пышный свитер в прозрачном пакете.
— С Днём Советской армии!
— Спасибо! Ты — прелесть, и не спорь, — он схватил её за талию, оторвал от пола и покружил. — Кстати, а где твоя машина?
— В автохозяйстве торга. На прошлой неделе с неё сняли сразу два колеса, — Элеонора чмокнула его, оставив мазок помады, и возобновила покрас. — Кабушкина сразу стала в позу: — Ты — материально ответственная за машину, за твой счёт покупка колёс. А ещё я крыло помяла.
— Сколько приключений за такое короткое время… Бекетов не прорезался?
— Нет. И о нём начали понемногу забывать. Только раз приезжал какой-то грузин уголовного вида. Не из наших поставщиков. Спрашивал Вахтанга и Амирана.
— Угрожал?
— Нет. Водил жалом, едва ли не обнюхал меня и Кабушкину. Исчез. Знаешь… Не очень-то нужна мне машина. Это Бекетов требовал, чтоб секретарша всегда была с колёсами — по поручениям гонять. Валентина наняла какую-то знакомую тётку, и та прекрасно катается на троллейбусе. Как зайка. Мне десять минут на работу пешком, если не на каблуках по пятнадцать сантиметров.
— Мне приятнее, когда твоя макушка не выше моей.
— Тогда — не более десять сэ-мэ, буду только чуть выше. Договорились. Я готова! Проводишь девушку? У нас новый товар, есть кожаные пиджаки. Загляденье! Идём мерить.
Егор посмотрел на часы. У Образцова минимум до десяти совещания. Можно, конечно, заехать на филфак, найти Настю и спросить — что за дела с её мамой… Нет, потом.
Они направились в «Верас» пешком, Элеонора просунула руку ему под локоть, вдвоём смотрелись как воркующая парочка.
— В остальном — порядок?
— Да. Заходил Цыбин. Тоже жалом водил, хоть у него и короче, чем у грузина. Вынюхивал. Я ему ласково объяснила: новый директор, над нами новые люди.
— А он?
— Попросил связать его с покровителями, убедиться в их существовании. Вроде они пообщались.
— И как он?
— Понятия не имею. Исчез и не появлялся больше. Джинсы под свою худую попу заказывал, даже за ними не пришёл.
Статус «секретного агента госбезопасности» Элеонору ничуть не напрягал.
— Хорошо, что всё хорошо. Одно плохо. Если директриса отберёт у тебя машину, выходит, ты уступила территорию. Потом что-то ещё отгрызёт. Так что откажись от служебной сама и заяви: нужна открытка на новую.
— На новую у меня денег нет…
— Я выкуплю. А ты напишешь на меня доверенность. Потом переоформим договором купли-продажи. Будь добра, пусть это будет ВАЗ-2105.
— На них очередь!
— А сколько стоит её подвинуть? Сама машина стоит тысяч восемь. Узнай цену открытки. Со скидкой, в честь 23 февраля.
В преддверии такой покупки стоило экономить, но Элеонора всё же развела его на кожаный пиджак и ещё на кое-какие вещи, скушавшие без остатка гастрольные накопления.
— Ничего. Первого марта рассчитаемся за февраль, — обещала она. — Главное, тебе идёт.
Свёрток с обновками мешал, пришлось снова пилить домой и встречаться взглядом с Вацлавовной. Заодно набрал Образцова и назначил встречу на двенадцать. Как раз выдалось окошко для визита на филфак.
Корпус находился около помпезного здания ЦК КПБ. Между ним и Ленинским проспектом, основным в городе и потому часто называемым просто «проспект», был Александровский сквер. Настя рассказывала, что причудливой формы небольшой домик в том сквере — это акт мести одного архитектора богатому магнату, заказавшему дворец и не оплатившему проект. Расстроенный зодчий купил кусок земли напротив дворца и возвёл общественный туалет, пародирующий формы дворца. Наверно, магнатское гнёздышко не сохранилось, Дом офицеров и ЦК КПБ никак не напоминают дореволюционные строения. А туалет жив и продолжает принимать облегчающихся посетителей.
Правда это или обычная городская легенда, Настя не знала. Нашлась она достаточно быстро в лекционной аудитории, где мелькнули лица и других девочек из комнаты 404.
Бросилась навстречу, обняла, прижалась…
— С праздником, милый!
— Спасибо. Но забавно, что с днём Советской армии поздравляют меня, из шкуры вон выпрыгивающего, чтоб от армии откосить. А самый лучший подарок — дома.
— Ага… Ты уже поговорил с мамой.
— Нет. Сказал, что в отсутствие тебя никаких бесед вести не собираюсь. Не поверишь, она не пыталась меня искусать или исцарапать. Ты во сколько придёшь?
— В два. Надо мальчиков поздравить. Их всего пять на поток.
— Везёт им.
— Да ну! За три с половиной года обабились. С ними уже можно про кремы и косметику советоваться. Ты — не такой.
— Надеюсь.
Заверещал звонок на лекцию.
Получив ещё один поцелуй, Егор поспешил на Комсомольскую. Там преимущественно мужчины, ни с кем целоваться не придётся.
— Другое дело, — похвалил Образцов. — Приехал, доложился.
Его кабинет был практически полной копией сазоновского, но меньше и на другом этаже.
— Но встречаться лучше не здесь, Николай. Не хочу, чтоб меня срисовал Волобуев.
— Виделся с ним?
— Видел его и не впечатлился. Образ туповатого солдафона — это маска или истинное лицо?
Образцов сделал жест пальцами, означающий «так и так». То есть опасения по поводу куратора «Песняров» подтвердились, но частично.
— Сам что-нибудь выяснил? Какие у них настроения? Особенно касательно предстоящих иностранных гастролей.
— Рассчитывают расслабиться и отдохнуть.
— Странно. Я думал — за границей должны собраться, выложиться по полной. Нет?
— Похоже, Волобуев даже самого отдалённого представления о «Песнярах» не имеет, если вам так об этом докладывал. Сами о нём говорят — приходит на худсоветы, задавая дебильные вопросы о репертуаре. Иногда на концерты, всегда — с бабой. На гастроли ездит редко и там почти ни с кем не общается. Хмурится вечно, стращает: то не позволю, того не выпущу. Довольно странно. Если у него был осведомитель Денис, захлебнувшийся по пьяни в блевоте, то должен был рассказать…
— Я запрошу все донесения покойного агента и рапорты Волобуева о работе с ним. О чём должен был доложить Денис Сафронов?
— О криминальных схемах. Я пока насчитал их две. Вполне вероятно, одна из них стала причиной смерти помощника звукооператора. Денис не особо пил, так о нём говорят. И ансамбль всегда вместе, следят друг за дружкой. Номера у пролетариата чаще трёх-четырёхместные, сложно представить, чтоб человек блевал, хрипел, а никто не слышал, не помог бы.
— Дело было в Горьком. Милиция и прокуратура ничего не нашли.
— Как не нашли криминала в убийстве Валеры Мулявина. И списали на самоубийство гибель композитора Василия Ивасюка, хотя весь Львов знает имена убийц, а «Песняры» до сих пор исполняют его произведения. Знаешь, Николай, почему в СССР не появилось Джека-Потрошителя? Потому что маньякам нужна слава. Каково же бедному душегубу узнавать, что все его блестяще удавшиеся покушения милиция и прокуратура списывают то на несчастные случаи, то на самоубийство? Невольно потеряешь мотивацию. Но про них — ладно. Сейчас о современных «Песнярах». Там крутятся огромные деньги, львиная доля идёт в карман Юре Серёгину, дельцам из концертных организаций и директорам домов и дворцов культуры. Почему нас редко пускают в «Лужники»? А ведь каждый московский пацан скажет: «Песняры» гарантируют стопроцентную продажу билетов, даже если будут играть там по два концерта неделю подряд, знаете? Потому что — не выгодно. «Лужники» — слишком большие, левак не организовать, заметно. А вот по городам да весям в глубинке — сам Бог велел. Но если вам не интересно…
— Отчего же? Я внимательно слушаю. Не забудь только черкануть письменный рапорт.
— Не забуду. Память наладилась. Так вот, перед выездом в Россию я слышал цифру концертов — восемнадцать. Один-два раза в день, переезды. Знаете, сколько мы сыграли на самом деле? Сорок один! Большинство дней — по четыре концерта, в двенадцать, в три, в семь и в девять вечера. Угадайте, сколько я заработал за две недели? Больше пятисот рублей, потому что десятка — ставка помощника звукача за концерт, плюс авторские за две песни. Даже с командировочных осталось рублей двадцать, почти ничего не тратил.
