— Пулей ко мне! — рявкнул подполковник.

Он послушался, но перед этим, скормив железяке очередные две копейки, набрал Инге.

— Прости, что тревожу. Твоя предшественница Старосельцева убита. Будь десятикратно осторожной!

— Как ты узнал?

— По комсомольской линии. Ну, почти. Один звонок — и мне разрешили догулять практику в Первомайском РОВД. Теперь там у тебя глаза и уши. Которые в первый же час получили тревожную информацию. Оказывается, они начали работать с уволенными без подсказки и накапали троих уволенных, откуда Бекетову может грозить неприятность. Одна из трёх уже ликвидирована.

— Хорошо. Буду осторожной.

Осторожность хороша, когда представляешь, откуда может прилететь. А так сказанное напоминает совершенно бессмысленное be careful, напутствие главному герою в голливудских боевиках, отправляющемуся в одиночку в гнездо вооружённых бандитов.

Настя впервые за время их знакомства выглядела невесёлой, и у Егора ёкнуло: о чём-то догадалась? Он не брал на себя никаких обязательств. Её робкие намёки на долгоиграющие планы наталкивались на шуточный, но непробиваемый заслон. Но… Где-то на периферии сознания крутились чьи-то бескомпромиссные слова про ответственность за тех, кого приручил[15]. Когда спишь с девушкой, водишь в театр и кино, завязывая отношения, при которых следующий секс подразумевается, естественно — приручаешь. Даже если самому хочется просто сбросить напряжение, партнёрши очень часто воспринимают происходящее серьёзнее. Есть такая шутка: почему женщина внимательно досматривает порно до конца — она ждёт, что секс закончится свадьбой.

С Ингой получилось по высшему классу, но стоит хранить честность хотя бы перед самим собой: определяющим чувством была похоть. Низменная, сильная и незамутнённая. Конечно, к любовнице Бекетова он испытывал симпатию, смешанную с благодарностью. Но никаких сантиментов в духе ответственности за приручённого. Инга — без комплексов. При необходимости, наденет платье из комплекта «рабочая униформа» с голыми коленками, присядет рядом с мужчиной, а потом придвинется к нему, чтобы в распахнувшемся разрезе обнажились аппетитные бёдра в дорогих колготах, мало кто устоит. В 1982 году мужчины не столь избалованы видом обнажёнки и полуобнажёнки, столетием раньше и открытая щиколотка вызывала бурный прилив гормонов. Сам Егор даже не пытался устоять.

Настя — другое дело. Она наверняка получит удар, если оттолкнуть. Теперь, в её компании, у него шевельнулось… нет, не укор совести, скорее — некоторое смущение.

— Мама заболела, — призналась она, сидевшая рядом на подоконнике, помнившем пятую точку множества студенческих пар, не имевших в этот момент возможности уединиться в более подходящем месте. — А завтра у меня первый экзамен зимней сессии. Как раз по кафедре, куда собралась в аспирантуру. Калі б я была ўпэўненая…[16]. Сложный экзамен. А его обязательно надо сдать на «отлично».

Он обхватил её рукой, чувствуя, насколько тонкое и хрупкое девичье плечо.

— Метнуться в Гродно после экзамена успеешь?

— Нет. Дорога туда, дорога обратно. Даже если буду читать учебник и конспекты в поезде, много времени потеряю. Поеду на каникулы, после двадцатого, — Настя подняла голову к Егору. — Хочешь со мной? Правда, комнаты будут разные, родителей не хочу смущать.

— Тогда какой смысл? Шучу! Прости, у пятого курса нет зимних каникул. После практики начинается диплом, — точно он этого не знал, больше говорил наугад, оправдывая репутацию «американского шпиона».

— На выходные сможешь, если захочешь. Я дам тебе свой гродненский телефон, хорошо?

— Конечно, звонить буду. Приехать постараюсь, но не обещаю, — на ухо он шепнул: — Важно ещё на месячные не попасть.

— Не попадёшь. Они вот-вот начнутся. Потому я немного дёрганная, не только из-за экзаменов.

Предложения использовать момент, когда можно обходиться без контрацепции, не поступило. Егор был до сих пор на взводе от дневных переживаний. И, наверно, не отказался бы… Вот только беспокоило: на теле, похоже, остались следы ногтей Инги. За день не заживут.

— В Минске есть неоконченное дело. И не знаю, когда с ним разберусь.

— Какое? В милиции?

— Да. Помнишь, я перед Новым годом ездил в Москву? Как раз в то время, когда с Варей и другими нашими пили пиво в поезде и смеялись, два урода ограбили сберкассу напротив Политехнического института. Пытались скрыться, но их расстрелял милиционер из отдела охраны. Мне удалось доказать, что взрыв в гастрономе на Калиновского сделан с целью отвлечь внимание, милицию со всего города бросили туда — в оцепление, чтоб не допустить панику. Кстати, слухи и панику они не пресекли, а спровоцировали.

— Ничего себе… Ты раскрыл преступление?

— Какое там — раскрыл. К задержанию этой парочки не имею отношения. Старший из бандюков, кстати, уполз. Потом умер от потери крови и переохлаждения. Где-то на свободе остался сообщник, непосредственно взорвавший газовый баллон. Пока его не найду, он может взорвать что угодно, а дело нельзя считать законченным, — увидев, как округлились её глаза от доверенных тайн, добавил: — Ни девочкам в комнате, никому — ни единого слова. Ты поняла?

— Обещаю, — ответила она несколько разочарованно. Наверняка предвкушала, как похвастается перед подругами, какой у неё важный и информированный кавалер.

Обменявшись после этого ещё десятком-двумя мало что значащих фраз, они расстались. Перед сном Егор осмотрел себя и убедился — «боевых» шрамов он не получил. Ни стыдиться, ни хвастаться нечем.

Утром следующего дня Лёха ждал Егора с подарком. О нём студент узнал, как только открыл дверь в кабинет. В нос ударил отвратительный смрад бомжатника.

Посреди кабинета восседал источник амбре.

Лёха открыл форточку. Граждане, проводившие ночь в милиции в состоянии алкогольного опьянения, наутро всегда пахнут одинаково, независимо от предыдущего аромата. Не розами.

— Привет, стажёр. Гиви заказывал? От Говоркова тебе презент. Пантелеич квартиру сдаёт на Калиновского, 50. Кавказцу. Колись, Пантелеич. Нам нужны фамилия, имя, отчество твоего постояльца, место прописки. Желательно — фото.

Тот сразу заявил целый райдер: выпить воды, потом «залить горящие трубы» и чем-нибудь закусить. Егор дёрнулся было встрять, объяснить — кто в доме хозяин. Лёха показал глазами: забейся в угол и не отсвечивай, я сам.

Беседа с задержанным началась с темы его желаний.

— Не многовато ли хочешь, Пантелеич? Может, тебе ещё путёвку в Пицунду?

— Отвали, мусор, нах! За что меня вообще держат? Мне штраф выписали — я пшёл домой.

Коричневая куртка субъекта, наверное, помнила времена, когда Никита Сергеевич тряс руку Гагарину или стучал по столу в ООН. Спутанные седые волосы, довольно густые для почтенного возраста задержанного, лежали беспорядочной копной, соприкасаясь на лице с клочковатой бородой. Действительно по погоде были лишь пятнистые штаны, впечатление от них разбивалось о вьетнамки поверх дырявых носков… Среди зимы!

Он попытался встать. Егор выскочил из угла, куда его сослал Лёха, и надавил на плечи Пантелеича, заставив вновь опуститься на стул.

— Не торопись. Нам ещё долго тереть, — с этими словами опер потянулся к графину и глотнул прямо из горлышка. — Что ж ты так выглядишь скверно?

— Ну, выпил…

— Я не про жёваную харю. Одет в рваньё, не стрижен, в тапках… Разит от тебя. Фу-у! А пенсию получаешь…

— Её моя баба забирает!

— … И квартиру сына сдаёшь, пока он на зоне. Нетрудовой доход, между прочим.

— Вот на эти деньги и пью. На честные. Не ворую!

Лёха хлопнул в ладоши.

— Браво! Аплодирую. Скажи ещё: не торгуешь наркотой и не совращаешь малолеток, выпишем тебе благодарность как самому образцовому жителю микрорайона «Восток» за прошлый год.