— А ты?

— Разобрать, откуда берётся неучтённый левак, выше моих сил. Одних шестерёнок — десятки, да там ещё разные модели механизмов, чёрт ногу сломит… Пишу поручение в следствие Москвы, чтоб организовали там экспертизу на аналогичном часовом заводе и выявили пути хищения. По крайней мере, от этих залежей на полгода буду избавлен.

Егор задумчиво оглядел Монблан из бумаги.

— Дело в производстве следователя КГБ?

— Полупанова.

— Твою мать… А лучше — его мать. Не понимаешь? Это — небожитель. В КГБ сплошь оперативные работники, немного технических, а следаков — единицы. Расследуют только контрреволюционные преступления типа измены Родины, шпионажа, теракта с покушением на главу государства. Как ты думаешь, такого много случается в Беларуси?

— Боюсь, вообще не случается.

— Боюсь, — передразнил Егор, — что всё же одно-два находят, надо же оправдывать своё существование. Пьяный слесарь с завода имени Вавилова выточил самодельный однозарядный пистолет, и снова жизнь дорогого товарища Генерального Секретаря была под смертельной угрозой, и если бы не бдительность и мужество сотрудников КГБ БССР…

— Что-то ты слишком смел на язык, — оборвал Паша.

— Наобщался с ними. А у Полупанова провёл почти неделю. Я свидетель по делу банды папенькиных сынков, организовавших автогонки на угнанных тачках. Дело подследственности района, в крайнем случае — твоего уровня, увэдэшное, и контора впряглась только потому, что родители покрывают недорослей. Следователь это прекрасно понимает и воротит нос, будто ювелира заставляют копать навоз лопатой.

— Охотно верю…

— Слушай! Не все же до одного на «Луче» крадут продукцию вёдрами. В виде исключения там должны быть честные? Сориентируют — где и что там при желании можно спереть. Дай почитать копии протоколов допрошенных.

— Ты точно из Первомайского? Или с Луны свалился?

— Гость из несветлого будущего. В чём проблема?

Чешигов откинулся на стуле, сцепив пальцы на затылке.

— Проблема в небожителе. Мало того, что копии не снял, а чего проще было копирку подложить, когда печатал протоколы, так и ознакомиться не даёт. Я пробовал вызвать начальника одного из участков, тот: уже допрошен в КГБ, дал подписку — никому ни слова больше.

— Даже так… Ладно. Закрой уши и сделай вид, что не слышишь, — Егор придвинул телефон, до этого погребённый под залежами бумаги. — Аркаша? Приветствую. Городское управление внутренних дел, следователь Евстигнеев, вашими усилиями пристёгнутый к делам ОБХСС. Да, Аркадий, я тоже в восторге. Его не описать без матерных слов. Знаешь сказку «Волк и семеро козлят»? Так вот, «козлят» — это глагол. Причём один за семерых козлит твой Полупанов. Что? Хорошо, пусть не твой лично. Ваш…

Егор, даже несколько сгустив краски, поведал, что у младших братьев по разуму руки связаны. И дело, инициированное КГБ, буксует из-за чванства следователя-капитана, не видящего краёв.

— Можно подъехать посмотреть? Аркадий, мне — не в падлу. Сам прекрасно знаешь, я лёгок на подъём. Но давай в воспитательных целях поступим иначе. Хай оторвёт свой жирный зад от кресла, сходит к ротапринту и отпечатает копии. Вот тогда и заеду. Либо кого-то пришлю. Нет, не обязательно сегодня к вечеру. Завтра к девяти — нормально. Спасибо! Да, за мной не заржавеет. Кстати, мою жену в Культторг перевели. Понадобится что из дефицитов — обращайся. Пока.

На старшего следователя было больно смотреть. Цвет его лица стал серее прошлогодних накладных и складских ведомостей.

— Ты с кем это?.. Иванков запретил КГБ напрягать!

— Мне же не запрещал. Это управление по Минску и Минской области. Ребята сложные, местами вредные как иприт, но у меня с некоторыми наладились неформальные отношения. — Егор не стал распространяться, как спасал Невцова, не рассчитавшего силы во время гастролей «Песняров» по Краснодарскому краю, тем самым вышёл на баланс 1:1, памятуя усилия Аркадия, откачивавшего его самого после пьянки с Говорковым, стоившей участковому жизни. После таких приключений оставаться в официозе «Товарищ лейтенант? Да, товарищ майор!» совершенно не реально. Тем более на следующее утро в Краснодаре из койки Аркадия пришлось доставать чумовую кубанскую казачку, о чём лучше не знать ни Сазонову, ни супруге героя-любовника.

— И правда, будем считать, я ничего не слышал, — согласился Паша.

— Поскольку я сэкономил нам обоим массу времени, попрошу тебя съездить в КГБ самому. Сам метнусь в Первомайский. «Луч» — на их территории. Из-за того, что контора по моей наводке повязала верхушку ОБХСС города, парни пошли на повышение. Боятся меня, где-то ненавидят, но понимают, что в долгу. Пошушукаюсь с ними. В Москву, конечно, отправляй. Хотя бы кабинет освободишь. А я тыхэнько, нызэнько, у самой земли понюхаю.

— Ты — хохол?

— Обижаешь. У меня не то что украинцы, даже евреи плачут. Здоровеньки булы!

Спиной он чувствовал вопросительный взгляд Паши: кто это на самом деле свалился на мою бедную голову..

Не ожидал, нечего сказать.

Около здания Первомайского РОВД, на противоположной стороне Инструментального переулка, переступала с ноги на ногу Ольга Плоткина. Её выхватил свет фар из темноты, студентка прикрылась ладонью в перчатке.

Наверно, проще было не останавливаться и просто ехать дальше, обогнув её. Ослеплённая фарами, та, скорее всего, не рассмотрела бы водителя.

Но её присутствие у милиции — проблема. И проблемы нужно решать, а не консервировать.

Он запер дверцу, прикидывая, что рабочий день приближается к концу, и скоро не застанет нужных оперов. То есть от девушки надо избавиться как можно скорее.

— Замёрзла? Здравствуй!

Она кинулась навстречу.

— Ещё как замёрзла! В дежурной части не знают никакого Жоры. Показали мне Диму Цыбина, он совсем не такой.

— Идём. Внутри теплее.

Испросив ключи у дежурного, Егор провёл её в ленкомнату, благо всего несколько шагов от входа.

— Садись! — сам пристроился рядом. — Давай я расскажу тебе всё, что можно. Остальное — через неделю по телефону. Через Глеба влетел в неприятности.

— Где он?

Та-ак… Родственникам не сказали. Чем хорош КГБ, лишняя информация не расползается. В том числе о двух жмурах в морге на Кижеватого, поднятых водолазами из увенчанного таранными рогами «москвича».

— Понятия не имею. Наверно — в американке, следственном изоляторе КГБ. Нас всех, кто был на гонках, отпустили по подписке. Я понятия не имел, что тачки — краденые! Думал, скупали металлолом, восстанавливали, чтоб выдержали один бой. Там такие рамы наварены вокруг каждой, бивни-тараны впереди… Прикинь, моя ставка выиграла! Тут — свет фар, вылетают два УАЗа-«козлика» и одна «буханка», через мегафон: «Не двигаться! Работает КГБ!». Нас повязали — и на Комсомольскую. Кололи до утра. Кто-то признался, что знал про угоны, мне пришлось тоже… Так дёшево влип!

— А Глеб? Его мама волнуется? Мне говорили, одна машина удрала — прямо по льду? Может, он с ними…

— Не знаю. И так сказал больше, чем разрешено. У меня всё подвешено, хоть бросай практику, пиши заявление в универ на академический отпуск и восстанавливайся на следующий год… Если откручусь от военкомата. Давай так. К тебе от меня никаких претензий и обид, сам вляпался. Но пока лучше не общаться. Глеб — главный подозреваемый. Если он задержан, не знаю, что скажет обо мне. Очных ставок мне с ним не делали. Если в бегах — задача с дополнительными неизвестными. Объявится — передай, что он мне двадцать штук должен за выигрыш, не мои проблемы, что нас накрыли. Я всегда свои долги стрясаю. Что-то узнаю нового — перезвоню. Сюда больше не ходи.

Ольга несколько раз глубоко вздохнула. Хлопала глазами, недоверчиво глядя, и трудно было понять, из-за чего сокрушается больше — от исчезновения кузена или прекращения встреч с перспективным парнем, с которым даже не успела переспать.

— Ты что-то недоговариваешь.

— Я очень много недоговариваю. Сказал только главное на этот момент. Давай так, через неделю обязательно вызвоню тебя, хорошо? Чуть согрелась?