— Была потешницей, стала пересмешницей! — шепнул я на перо и, набрав побольше воздуха, медленно вдохнул в вязь силу. — Болтай-стрекочи, ни мгновенья не молчи!

Я спрятал перо в потайной кармашек и принялся ждать.

Гулла затихла. Она молча пялилась на меня, но не произнесла ни слова. Лишь удивлённо моргнула, когда ей в лицо ударил порыв ветра. Я привалился к борту, подложив под спину мешок, и занялся оружием.

Вскоре люд зашевелился — рассветные лучи пролились на корабль. Скегги вскочил на ноги одним из первых, подошёл к кормчему, и они принялись тихо переговариваться и сверять путь. Вива неохотно продрала глаза, плеснула в лицо морской воды и наконец-то смыла остатки краски. Растолкала Исгерд — златовласая ведьма уставилась на Гуллу.

— Ночью всё было спокойно? — спросила она.

Гулла открыла рот для ответа, но в следующий миг её лицо перекосило.

— Ночью всё было спокойно? — ответила она, явно удивившись.

— Издеваешься?

— Издеваешься?

Я спрятал улыбку. Кажется, получилось в наилучшем виде. Исгерд, однако, шутки не оценила и нависла над темноволосой сестрой.

— Что с тобой, Гулла?

Гулла в ужасе вращала глазами, но сопротивляться колдовству не могла.

— Что с тобой, Гулла? — промямлила она, сперва залившись краской от стыда, а затем побледнев.

Исгерд и Вива переглянулись. Вива подползла к сестре.

— Ветер холодный, — сказала она.

— Ветер холодный, — повторила Гулла.

Я не удержался и прыснул. На шум голосов начали оборачиваться другие дружинники. Поняв, в чём шутка, они принялись наперебой разговаривать с Гуллой, а та едва успевала их передразнивать.

Скегги возник возле меня внезапно — я отшатнулся от неожиданности.

— Повезло, за ночь почти не отклонились от пути. Ещё до полудня будем на Хавстейне. — Он указал на Гуллу, которая уже едва не рыдала. — Твоя работа?

— Ага.

— И зачем издеваешься над моей женщиной?

— Я думал, твоя — Исгерд.

— Все три сестрички мои. Они сами так решили. А я и не против. Так ответь, зачем обидел Гуллу?

— Она первой начала. Наколдовала какую-то мерзость, что залепила мне лицо, и очень этим возгордилась.

— Ааа… — протянул Скегги. — Она любит покрасоваться. Но, видать, заслужила. Только долго не мучай её, иначе она тебя возненавидит и попытается убить ночью.

Скегги скорчил страшную гримасу и расхохотался.

Ладно, месть я совершил, за дерзость наказал, но издеваться сверх меры над и без того униженной женщиной мне не хотелось. Зря она на меня полезла. Хотя, возможно, Гулла так хотела проверить меня на прочность, увидеть мой нрав и испытать силу — что ж, теперь она прочувствовала малую часть того, на что я был способен.

— Дайте огонь, — распорядился я, направившись к Гулле.

Едва я навис над ней, колдунья отшатнулась.

— Дайте огонь… — севшим голосом проговорила она. А глаза молили о пощаде.

— Больше так не делай, — сказал я, вытащив заколдованное перо из потайного кармана. — Я не враг тебе. Будем дружить.

На щеке гуллы блеснула слеза.

— Больше так не делай, — повторила она. — Я не враг тебе. Будем дружить.

Вива подала факел. Я сжёг перо на огне и остатки выбросил в море.

— Я снимаю с тебя чары, Гулла, и разрушаю колдовство. Каждый из нас по-своему могущественен, но проверять, насколько, без нужды не стоит. — Я подал ей руку и помог подняться. — Договорились?

Она молча кивнула.

Люди за нашими спинами зашептались. Следовало отдать им должное, над женщиной больше никто не подумал потешаться. А я задавался вопросом, не перегнул ли палку. Человек, чью гордость уязвили, способен на безрассудство. Поэтому за Гуллой придётся хорошенько так приглядывать.

— Земля! — прогудел кормчий. — Хавстейн!

Я высунулся с борта, выискивая глазами очертания острова. Тёмное пятнышко стремительно приближалось. Химмель явно был на нашей стороне и даровал нужный ветер. Вскоре я уже мог разглядеть одинокие деревья на скалистых утёсах, каменистый неровный берег и крыши домов.

Дружинники засуетились, принялись готовиться. Занятые работой люди не обращали на меня внимания, Скегги носился по всему кнорру, раздавая указания. Парус спустили и пересели на вёсла.

— Вот он, Хавстейн. Обиталище изгоев вроде нас, — подмигнул мне брат, когда показалась пристань. — И нам там рады.

Я насчитал ещё три корабля примерно таких же размеров, что и наш. Один из хирдманов Скегги развернул стяг — ласточка, летящая над волной. Я заметил, что на трёх кораблях реяли такие же. Значит, брат не солгал — в его распоряжении были значительные силы. Другой вопрос, что этого хватит лишь на набег. А вот удержать большие земли…

Дерево скрипнуло, потеревшись о сваи пристани. Первым сошли Скегги и Исгерд — из всех сестёр он даровал ей наибольшее внимание. Не знаю, как, но ведьмы снова успели нанести узоры на лица и теперь предстали перед встречающими во всём колдовском великолепии. А я просто вооружился, закинул мешок за плечи и подхватил посох. Жаль, что за всеми этими приключениями забыл почистить плащ от грязи.

Скегги обнялся с рослым могучим мужем, светлая коса которого доходила ему до пояса. Волосы его были окроплены красным — значит, один из «Кровавых кос», приближённый. Да и по тому, насколько душевно они сгребли друг друга в объятия, стало понятно, что Скегги очень ценил этого человека. Но едва радость встречи ушла, на лицо хускарла вернулось выражение тревоги и озабоченности.

— Хинрик! — подозвал меня брат. — Иди сюда!

Я перепрыгнул на пристань и направился к вождю. Хускарл Скегги явно приметил во мне начертателя и улыбнулся.

— Познакомься с Глоди Эйнарссоном, — представил мужа брат. — Это мой форинг, моя правая рука. Мы знакомы с самого детства.

— Начертатель Хинрик Фолкварссон. — Я подал руку для пожатия. — Двоюродный брат Скегги.

Глоди с молчаливым недоумением уставился на вождя.

— Ага, — улыбнулся он и, обняв нас обоих, направился к берегу. — Бык, оказывается, успел заделать сына напоследок. Но об этом потом, как достанем пива. Что за новости о туннах, Глоди?

Форинг с тревогой взглянул на меня, словно сомневался, стоило ли рассказывать вести при мне. Но, видимо, не счёл меня опасным.

— Мы не единственные, кто собрался на Эглинойр, — понизив голос, сказал Глоди. — Пару дней назад здесь были свободные дренги. Несколько воинов при купеческом корабле, все они направлялись в Маннстунн. Сказали, что шли на зов конунга Гутфрита, который сулит большие деньги и добычу. Значит, тунны тоже собрались на Эглинойр, Скегги. И если я всё подсчитал верно, мы прибудем к берегам островов примерно в одно время.

Услышав новости о Гутфрите, Скегги на миг остановился, а затем растянул губы в широченной улыбке и хлопнул Глоди по плечу.

— Это же прекрасные вести! Славные вести! Отправь в Маннстунн переговорщиков как можно быстрее. Пусть скажут, что Скегги Альрикссон, верный служитель богов и блюститель традиций, готов предложить ему союз. Гутфрит должен узнать, что вокруг нас собираются все, кто недоволен правлением моего отца. Скажи, что истинный Свергланд протягивает ему руку дружбы в память о давних союзах.

Я с ужасом пялился на брата, слушая его проникновенную речь. Говорить Скегги был горазд — видать, потому так легко и заводил друзей. Но только не Гутфрит! И теперь я уже сам не знал, чего опасался сильнее — возмездия конунга или того, что проклятье перекинется с него на союзников. Это ещё нужно выяснить — бросить руны, воззвать к богам, спросить совета. И для начала мне следовало уговорить брата повременить с отправкой переговорщиков.

От Скегги не укрылась резкая перемена в моём настроении, и он, окончив раздавать указания, взволнованно на меня уставился.

— Хинрик, на тебе лица нет. Что такое?

Я оглянулся по сторонам и остановился.

— Здесь есть место, где можно поговорить без лишних глаз и ушей?

Брат вопросительно взглянул на Глоди.