Понял. Понял. Не совсем дурак. Кровавая клякса имени меня точно не станет украшением картины из моей коллекции… а матрасной фабрикой или, на худой конец, водной гладью мне обзавестись в голову как-то не пришло. Неужели я всё же перехитрил сам себя и мне конец?

А строения внизу становились всё чётче и больше. Я даже сумел различить купол храма, несколько машин и мельтешащих людей. А ещё дым — густой чёрный столб откуда-то с окраины и жиденькую ниточку прямо из центра селения. Но куда более странным показались огненные и мертвенно зелёные всполохи, плясавшие над строениями. Жуткие, в круговерти дождя и дыма. Неужто я несусь прямиком в распахнутые врата ада?

Отчаяние почти толкнуло меня на то, чтобы коснуться татуировки Уробороса на запястье, добавив себе лишние двадцать секунд на размышления… Но паника и стремительно приближающаяся земля оказались сильнее. Тело инстинктивно скрутило в позу эмбриона, а глаза закрылись, погружая в блаженную темноту.

Удар.

Глава 1

Или чем опасны спонтанные приземления?

Нет ничего хуже ожидания неминуемой боли. Но прошла секунда… Три секунды. Семь. Десяток. Я мыслил, а значит, если верить доктрине некоторых древнегреческих философов — существовал. А боль всё не приходила. Лишь возникло ощущение, словно меня плотно спеленало чем-то колючим. Приятно колючим, словно шерстяной свитер. Это очень странно после падения с высоты в десяток километров. Я уже умер?

Я неуверенно дёрнул лапкой… то есть ногой, и вокруг что-то зашелестело и захрустело. Услышал я это сквозь заложенные уши и ламбаду, выдаваемую сердцем. А когда решился открыть глаза, то обнаружил, что меня окружает множество жёлто-зелёных стебельков сухой травы. Плюс запах прелости и лета. Сено?

Стоило отправить мысленный запрос в наруч, как пришла информация, что я нахожусь в глубоком подмосковье. Хотя информация почему-то предстала в сетке помех. Но если ад находится не в подмосковье и не забит стогами сена, то значит, я выжил! Однако следует удостовериться!

Я судорожно стал барахтаться, пытаясь выбраться из спасительных объятий сена. Выходило с переменным успехом: меня бил дикий мандраж, да и конечности слушались через раз, регулярно предавая потуги выбраться. При этом я сделал запись в наруче: «Проставиться выпивкой напарнику» — я жив лишь благодаря его таланту! Глагол один из старейших Критиков, который долгое время работал автономно — потому у него очень большой опыт. И его талант в том, что любое высказанное им обещание становится истиной. Если он, конечно, вложит достаточно Веры. Он сказал, что «земля станет пухом» — вот я и приземлился мягко! Хорошо ещё не в курятник…

— Глагол, ты меня слышишь? — попытался я вызвать напарника. Тишина в ответ означала, что он либо слишком занят, либо как всегда максимально лаконичен.

Наша история сотрудничества с Глаголом, довольно занимательная… и она достойна отдельной книги, с названием вроде «Палач желаний». И да, доброго часа, уважаемые читатели. Извините, что до сих пор не представился, сами понимаете: выживание, все дела… Я Сергей Кугтыматов, с недавних пор полноценный Критик, с позывным «Несуществующий», который охотится за различными воплощениями Веры и теми, кто ими незаконно пользуется. Про аспекты Веры и воплощений, так же как и про мой путь к становлению Критиком, тоже можно рассказать отдельную историю, но там название будет вроде «Охотник на творцов».

Возвращаясь к Глаголу, наше сотрудничество гармонично. Рядом со мной, в области моего иммунитета к Вере, Глагол может общаться без опасности случайно вложить ту в слова и исказить реальность. При этом ему не составляет большого труда обойти мой иммунитет к воплощениям Веры, так как его приказы влияют не только и не столько на физические объекты, сколько на вероятности событий… но это уже нюансы. Главное, что всем выгодно!

— Артефактор, отзовись. Подтверди, что я не в загробном мире… — молчание стало мне ответом, и это заставило напрячься. Помехи в Системе обычно возникают при сильных возмущениях Веры рядом.

Я наконец добился цели и вывалился из стога, краем глаза отметив, что из него торчат вилы. И не одни… Босые ноги со смачным «шлёп» по щиколотки погрузились в грязь. Шикарно! И мокро… А ещё зябко, ибо прыгал я из самолёта лишь в лёгкой рубашке.

— Информаторий? — неуверенно протянул я в пустоту. В ухе послышались помехи, связь так и не обрадовала появлением.

Взгляд наткнулся на сооружение в десятке метров. Основательный помост, светлый и пахнущий свежим деревом, с плохо ошкуренным бревном в центре конструкции. Столб оказался не одинок, пару ему составляла привязанная миловидная девушка. Молоденькая, чуть за двадцать, в лёгком светлом домашнем платьице, которое намокло под дождём и теперь приятно облегала тонкий стан. Кляп во рту в сочетании с дорожками от слёз и потекшей туши слегка портили момент.

Ноги её утопали в дымящейся куче хвороста, веток и поленьев. Дерево давно бы полыхало, не будь оно немного отсыревшим от лёгкой мороси. Судорожные попытки вырваться и закатывание глаз подсказывали, что фактом собственного сжигания жертва недовольна.

Стоило лишь сосредоточить взгляд на несчастной, как наруч сработал штатно, хотя и с помехами, выдав на сетчатку краткую справку о заинтересовавшем меня объекте:

«Гришина Елена Александровна. 21 год. Не замужем. Детей нет. Проживание…» — движением глаз я указал, чтобы данную информацию мне выводили только по требованию, и продолжил чтение:

'Работа: учитель информатики (распределение после университета).

ИВ: 4ед. БВ: 374 ед. МВ: 345 ед.

Творческое развитие: Психик — детская психология. Метаморф — общее усиление организма, внешние параметры'.

— Несуществующий, живой? Чем могу помочь? — сквозь треск помех пробился голос Артефактора.

— Наруч сбоит. Не хочу рисковать перемещаться через искаженные помехами картины. Мне бы эвакуацию и горячий кофе…

Площадь перед судилищем оказалась пуста. Никого из людей, которых я видел с высоты. Лишь в одном из переулков спешно хромал прочь столетний дед. Но так было не всегда, если верить множеству следов в грязи, ещё не успевших расплыться под дождём. И распугал толпу отнюдь не я сошествием с небес, а парочка колоритных персонажей, паривших в дюжине метров всё над тем же помостом.

— Кофе нужнее всего, — пошевелил я пальцами ног в грязи. — И комментарий, куда я на сей раз вляпался?

Одним из зависающих оказался низенький, чуть полноватый мужчина с умным лицом и шикарной окладистой бородой в тёмной сутане священнослужителя. Одежда ещё сильнее бросалось в глаза, так как фоном для левитации мужик выбрал старенькую церковь. Её стены давно посерели, а купол блестел древней позолотой там, где не провалился внутрь. На том же куполе неуверенно мигал подбитый дрон, намекая, какая дыра эта деревушка.

— Отступница! Покайся! Я не дам тебе бесчинствовать! Не позволю погани нечистой отравлять нашу Веру! — глубоким, хорошо поставленным голосом чеканил священнослужитель. — Душа твоя черна! Темны и порочны мысли! Грешные порывы твои очистятся огнем! Не поддадимся порочному искусу!

Лицо слуги бога буквально пылало алым, а вены на лбу и шее вздулись. Он был в полнейшем бешенстве. Ещё больше жути нагоняли неухоженные залысины и фанатичные до безумия глаза.

— Сильна моя вера! Не совратишь ты истинное дитя святой Матери-Церкви! Блудница! Покайся! Очисти душу свою! Да вознесём хвалу отцу нашему всемилостивому, чтобы он принял душу рабы своей!

Апогеем внешнего вида храмовника стала броня, выступившая сквозь одежды. Огненная кольчуга с пластинами из чистого пламени, украшенная старославянским символами и христианскими образами. Эдакий человек-факел… Нет, это слишком заезжено! Пусть будет «пылающий старпёр».

— Да начнётся аутодафе! Да поглотит ведьму пламя! Да очистится мир ото зла! — надрывался и, кажется, распалял сам себя старик.

Система не сумела выдать данных о герое местного масштаба. Это могло значить только одно: старик не имеет наруча, что само по себе является нарушением закона. Однако и без данных системы я мог сказать, что с количеством Веры у слуги господнего весьма неплохо. Даже шикарно с учётом величины посёлка.