Нет, не разберу, слишком тонкая работа. Но вроде как проблема всё равно исходит от этих же свечей.

Ладно, продолжаем. Мышцы покалывали миллион иголочек, тело совсем не хотело двигаться, но спустя полминуты я наконец-то выставил ладонь в сторону подноса.

Так, что мы там делали? Накачивали энергию через нижние чакры, прогоняли по контурам…

Магия завертелась, закрутилась, но так и забуксовала у кирпича во второй чакре. Грёбанное Вето!

Ну, спасибо, Эвелина, за поставленный блок. Вот что получается, когда за планирование божественных замыслов берётся женщина — ты, Привратник, меня спасай, но у тебя будут ограничения. А ещё я тебе палки в колёса буду вставлять, и вообще, легко не будет, муж мой любимый…

Мысли об Избраннице немного согрели, и я попытался ещё раз выпустить с ладони хотя бы искорку.

Делов-то, метнуть шар и сбить поднос с верхушки. Ну, ещё разок.

Да, не заводится магия. Я пока всё так же ограничен — прекрасно чувствую стихию вокруг, ощущаю огонь, горящий в акведуке под потолком и в канавке вокруг полусфер, и тлеющий в чашах-факелах. Отзываются тысячи драгоценных пирусных камней, и мозаика на потолке отвечает какой-то магической примесью.

Здесь всё пропитано магией, я чувствую её, как вторую кожу. Если в меня кто-то выстрелит из магострела пирусной пулей, легко выправлю полёт, изменив магическое притяжение тела.

А сбить грёбанный поднос я не могу, вашу псину! Я ещё и ещё подёргал рукой, покривлялся пальцами… Ну же!

Нет, ничего. Стихия очень хочет сорваться, но не хватает простых человеческих сил.

— Да чтоб вас, Рюревских, — проворчал я, пытаясь двинуться.

Вот ведь какая ирония… Магу, который может стать самым великим в истории этого мира, нужно просто дотянуться до вещи, которая мешает. И попробуй сделай это, когда всё тело — одна большая гематома.

Я всё же смог сдвинуться, перекинул руку в одну сторону, туда же ногу. Напрягся и, застонав на весь зал, лёг на бок. Ещё усилие, и вот я уже на животе…

Прекрасно! Настоящее достижение для Последнего Привратника — смог перевернуться на живот. Чтоб вас, Рюревских, вместе со всеми вашими интригами…

Кстати, чего-то Царь там задерживается. Я непроизвольно поднял голову, посмотрел по сторонам. А где выход-то?

Каменная сфера с яркими свечами на вершине закрывала обзор, но, судя по богатой лепнине на стене между колоннами с той стороны, украшающей арку, выход был там.

Ну, не идёт и не идёт. Что мне, ждать его, что ли?

Я подтянулся к краю плиты, посмотрел вниз. Да тут высота-то меньше метра… Со вздохом я положил щёку на край, отдыхая. Всё равно высоко.

Перволунник не дурак, и наверняка ещё как-то подстраховался, чтобы не допустить Царя в усыпальницу. Личная гвардия — это, конечно, хорошо, но магия всё же надёжней. Поэтому Царь, может, и рад бы войти, но какое-нибудь страшное заклинание чернолунников не даёт.

Мои губы сами растянулись в улыбке. Я-то прошёл! А вы, псы толчковые, не можете. А Тим Зайцев прошёл!

Погиб, правда, но это всё мелочи…

Так, хватит отдыхать. Я попытался свесить ногу, чтобы дотянуться до пола. Как назло, нога правая, та самая, поломанная. Многочисленные синяки и место перелома сразу же завыли, пытаясь выбить меня в обморок.

Терпим, Вася, терпим. Духи Рюревских терпели, и мы потерпим.

Я всё пытался поставить ногу на пол:

— Ну, ну… Твою ж ма-а-а!... — полированная плита оказалась слишком скользкой, и я рухнул на пол.

Мой крик эхом отозвался по всей усыпальнице. Я полежал некоторое время, жалобно воя на жестокую судьбу. Да чтоб эти горы Диофана в Последние Времена сравняли с землёй!

Как я суда пришёл, у меня не было часа, чтобы что-нибудь не болело. Сожри меня Чёрная Луна, как же достало…

Минут пять я всё пытался собраться, валяясь, как мешок с костями, возле алтарной плиты. Потом, опираясь на локти, я предпринял титаническое усилие, и сел, уперевшись спиной в алтарь.

— Живём, Вася, — прохрипел я и закинул руки наверх, словно на спинку дивана.

Больно, мучительно, просто невыносимо. Но ныть по каждому поводу у меня тоже не было сил, и надо было решать проблему как можно скорее.

— Давай, дава-а-а-ай!

Подобрав под себя ноги, я стал их разгибать, одновременно вытягивая тело руками. Вот ягодицы перетекли через край плиты, и всё же смог водрузить себя обратно на алтарь, но теперь в сидячем положении.

— Во-о-о, как будто так и задумывал! — усмехнулся я, хрипя от одышки.

Я осторожно убрал руки, надеясь, что не потеряю равновесие. Сижу…

Тихонько похлопал себя по груди, судорожно ощупал лицо пальцами. Сплошная болячка.

Но всё же какое это невероятное ощущение — я снова чую потоки псионики, рассекающие пространство. В телах оракула и мага огня это чувство было притуплено, и я чуял магический мир, словно через заложенный насморком нос.

Да, свечи на подносе мешали, но в других телах я бы даже не почуял этого, и не понял бы, в чём помеха.

— Василий, — прошептал я.

Он сразу же отозвался, прислав мне букет эмоций из радости и надежды.

— Сейчас разберёмся, — хмыкнул я и, напрягшись, подтолкнул себя вперёд, вставая на ноги.

Раскинул руки для равновесия, и постоял так несколько секунд. Ноги не хотели двигаться, неправильно сросшийся перелом орал благим матом, но я стоял.

Свершилось! Тим Зайцев — хомо эректус, человек прямоходящий!

— Всё, надоело, — с этими словами, сильно прихрамывая, я заковылял вперёд, к ближайшей подставке с чашей-факелом.

Грубо сбросил чашу, и пирусные угли рассыпались по полу. Часть ускользнула в канавку с огнём, окружающую полусферу, и пламя там радостно заиграло, заметно усилившись.

Я перехватил подставку за тонкий медный ствол. Потащился с ней, как с костылём, к полусфере. Поднос был на высоте всего полметра, но поднять подставку и долбануть ей, как дубиной, было настоящим испытанием.

Поэтому я стоял с минуту, пытаясь отдышаться и приготовиться к удару. Скорее всего, могу и потерять сознание.

А вообще, я вон с плиты упал. И ничего, живой.

С этими мыслями я поднял тяжеленную подставку и, заорав, как недорезанный, размахнулся…

Поднос, зазвенев, как ритуальный гонг, слетел, и ворох свечей покатился по полусфере, ныряя в канавку с огнём. Пламя сразу же зашкворчало, пожирая магические дрова, и наступило резкое облегчение.

«Иной!»

«Благодарим!»

«Ты справился!»

Целый хор голосов вдруг проник в голову. Я выпустил подставку из рук и тяжело осел на пол. Рёбра, надорванные движением, нещадно болели…

«Какое упоение!»

«Облегчение!»

«Рюревские благодарят тебя!»

Скривив губы, я сидел, уставившись в одну точку. Можно было бы и порадоваться вместе с ними, но я уже слышал, как скрипят сапоги в тишине усыпальницы.

Царь Рюревский уже шёл сюда, и эхо его шагов доносилось из входа...

Пирусное освещение внутри усыпальницы придавало всем предметам красноватый цвет, и кожа вошедшего Царя тоже казалась румяной, будто он вышел сюда прямо из парилки.

Но даже такой бодрящий свет не мог скрыть, что Царь болен. Худой, с натянутой на скулах кожей и с огромными синяками под глазами, он двигался немного тяжело для такой комплекции.

Как же его там? Игорь Олегович Рюревский вроде, если не изменяет память.

Наплечники с тлеющими пирусными эполетами, испускающими красноватый дымок, оставляли за ним след. Длинный бордовый плащ слегка покачивался, а ножны с саблей, инкрустированные магическими камнями всех цветов, били по лакированному красному сапогу.

В свете усыпальницы нельзя было разобрать, был он седым или рыжим, но Рюревский чем-то неуловимо напоминал моего Василия. Тот же дрищ, только рослый, плечистый, и с ощутимой силой в жилистых руках, держащих полированный шлем.

Царь увидел меня, сидящего возле полусферы в центре, но ничего не сказал, лишь скользнул взглядом. Постоял, будто ловил равновесие, уверенным шагом пошёл к полусфере, но вдруг остановился.