— Что сыщику сделали?

— Естественно — ничего. Он уже на повышение ушёл, в город. Спроси ещё — нашли ли похитителей коленвала. Кто их искать будет? Тем более, столько месяцев прошло. Что-то на вид поставили Папанычу. Но прокуратура шевелится, когда её настойчиво тычут носом в наши художества. Им тоже лень лишнюю бумажку писать.

Передохнув, Лёха отложил ключи с отмычками и взялся за лом, Егор помог. Стальная дужка лопнула, подтвердив избитую истину — против лома нет приёма.

Света внутри не было. Опер вытащил из сумки фонарь. Включив, присвистнул.

Гараж был оборудован на совесть. Тахта, печка-буржуйка и рукомойник позволяли жить, пусть и по-спартански. Валялись листы кровельной жести, из которых, вероятно, для гражданского УАЗика сделали крышу и будку вместо тента, чтоб походил на милицейский. Жёлтая и синяя краска, компрессор, краскопульты.

Но самое большое впечатление произвёл угол, заваленный радиохламом, какой-то требухой от телевизоров и радиоприёмников. На столе ждали своего часа паяльник и осциллограф.

— Лёха! Ты думаешь то же, что и я? Здесь собирались дистанционные взрыватели!

— По крайней мере, для подрыва замков в сберкассе — наверняка. Ты же нарыл, что взломщик действовал быстро? А куда быстрее прилепить заряд, отбежать и тиснуть кнопку, чем поджигать фитиль и ждать. Студент! Моя тебе уважуха.

— Принял и оценил. Зовём прокурорских, пусть берут на протокол?

— Не суетись. Вернёмся в РОВД, напишем рапорт. Пошли!

Из той же звенящей металлом сумки он извлёк новый замок, прежний прибрал.

— Опа… Чуть не забыл.

Лёха снова метнулся в гараж и выскочил из него с осциллографом в руках, пояснив: пригодится для «доброго» дела. Егору ничего нести не дал, подколол: новую курточку испачкаешь, перед Ингой будет неудобно.

В РОВД практикант впервые в жизни сел за принтер, не соединённый с компьютером. То есть за пишущую машинку, помнившую времена, когда минские подпольщики печатали на ней листовки против оккупантов. Выглядела, во всяком случае, она именно так.

Лёха с ухмылкой показал, как вставить бумагу с копиркой и поменять ленту на свежую.

К счастью, клавиатура соответствовала компьютерной QWERTY, только, естественно, без латинских букв. Высунув язык от старания, Егор с небольшими опечатками настукал рапорт руководителю оперативно-следственной группы, что по имеющимся сведениям, полученным негласным путём, в таком-то гараже находятся компоненты для создания дистанционно-управляемых детонаторов.

— Сойдёт, — кивнул Давидович, выводя на обоих экземплярах неразборчивую подпись. — Про негласные мы зря написали, ты здорово голосил, когда я тебе замок на ногу уронил.

— Я не в обиде. Слушай! Надо бы быстрее. Я сам отнесу следователю прокуратуры. Но ты говорил, у этого дела есть куратор от КГБ, вот они точно примчатся быстро.

Лёха разразился тирадой, эквивалентной «малоразвитые внуки Дзержинского», только с противоположным знаком и в матерной форме. Общаться с гэбистами он явно не хотел, но всё же набрал Сазонова, избавив Егора от необходимости делать это самому и тем самым светить собственные контакты с госбезопасностью.

— Надо было выяснить в кооперативе, кому принадлежит гараж. Я обрадовался ему, — Лёха погладил осциллограф, — и из головы выпустил. Дежурный — та ещё скотина, может позвонить хозяину, настучать, что у него копались.

Егор услышал его сожаления, уже выходя в коридор и упрятав голову в капюшон как можно глубже. Где-то рядом кабинеты ОБХСС. Очень не хотелось, чтоб его срисовали опера, крышующие «Верас».

Шагая к театру субботним вечером, Егор встретил Варю и Ядвигу, дежуривших напротив Пищаловского замка и пристававших к прохожим с умоляющим «нет ли у вас лишнего билетика».

— Только в сауну, — отшутился он и промурлыкал из Игоря Корнелюка: — Есть билет на балет, на трамвай билета нет.

Встреча была некстати. Настю не хотелось расстраивать зря. Но шанс, что девочки попадут внутрь и застукают его с Ингой, невелик. Страдающих по «лишнему билетику» выстроилось больше сотни по обе стороны от входа в бывшую синагогу, и нет гарантии, что хоть одному посчастливится. Это же не хухры-мухры, а сам Московский Театр Сатиры! Который Егор в прежней жизни мог посещать без проблем хоть каждую неделю, но уже без Миронова, Папанова, Мишулина, Державина и других великих умерших артистов, здесь — пока ещё живых.

Конспирируясь, он встал на ступени театра, невидымый филологинями, в результате чего едва не упустил Ингу, поспевшую, когда внутри прозвенел первый звонок к спектаклю.

Та была в длиннополом чёрном пальто с меховой опушкой и глубоким капюшоном. Несмотря на вечер и сумрак, лицо наполовину закрыли зеркальные очки, а лоб прикрывала густая тёмная прядь.

— Давно ждёте, Егор?

— Главное — дождался вас. Идёмте… Идём…

Он запутался.

— Давай уж на «ты», коль вместе идём в театр.

Он согласно кивнул, вдруг вспомнив, что первый совместный поход Настя восприняла как нечто более важное, чем даже первый секс. Впрочем, это было последнее воспоминание о ней, сопровождаемое лёгким укором совести. Инга умела завладеть вниманием без остатка.

Помогая раздеться в гардеробе, Егор обнаружил, что сейчас девушка мало напоминает себя позавчерашнюю. Голову скрыл пышный чёрный парик. Фигуру облегал брючный костюм, элегантный, но не сексуальный, как её рабочий наряд для «Вераса». Сапожки, перчатки, сумка, помада — всё было выдержано в тёмном цвете.

— Позволите комплимент? — он поправился: — Позволь. Ты была очаровательна в джинсовке и шубке. А сейчас неотразима в совершенно другом обличье! К сожалению, большинству женщин и один вариант не удаётся.

— Есть ещё пляжный, походный и вечерний вариант, — не без гордости заметила она.

— Было бы нахальством вслух заявить о желании со временем увидеть их все… Но желание есть.

— Если честно, здесь куча тёток из торга и управления торговли. Не все любят театр, но всем хочется похвастаться в понедельник, что достали по блату дефицитные билеты и сходили. Не хочу, чтоб мне перемывали кости, с кем я была, как достала билеты, с кем ушла… По большому счёту — мне всё равно. Но противно.

А ещё донесут Бекетову, что его секретарша, практически — частная собственность, встречалась с парнем вдвое моложе стареющего либителя девушек. Егор широко улыбнулся, чтоб эта очевидная мысль не отпечаталась на лице.

Больше поговорить не удалось, они вошли в зал одновременно с последним звонком и едва успели занять места.

Спектакль понравился Егору гораздо больше, чем «Таблетку под язык». Всё же сельский юмор — для любителей сельского юмора, а эта пьеса была написана гораздо интеллигентнее. Инга от души смеялась шуткам, поправляя очки, норовившие от смеха съехать на кончик носа. В антракте скрылась в дамской комнате и вернулась только перед вторым действием. Долго аплодировала в конце, потом украдкой стиснула Егору запястье, шепнув «спасибо».

Вышли. Вроде всё удалось и позволяло надеяться на продолжение. Но Егору не хотелось расставаться. И дело не только в том, что где-то в Минске затаился маньяк, взорвавший четверых и способный повторить, а любая проволочка с Ингой замедляет проверку одной из версий. С ней действительно было уютно. Даже лучше, чем с секс-версией, та пробуждала нездоровый жеребячий азарт — оседлать призовую кобылку и самоутвердиться, заполучив трофей в коллекцию. Эта же казалась понятнее, ближе, естественнее.

— Проводил бы тебя до дома…

— Только до машины. Хочешь, подвезу?

— Да мне рядом, на Машерова. Слушай! Давай я провожу тебя в твоей машине до Калиновского? Оттуда сам доберусь на троллейбусе, не поздно. Поболтаем лишних пять минут, в театре совсем не удалось.

— Оригинально. Только высажу тебя за квартал от дома. Если Бекетов будет парковаться, устроит разнос, почему использую служебную машину для извоза посторонних парней.

— Просто какие-то шпионские страсти… Он что — подозрительный до невозможности?