— Позвольте мне его допросить. Он же студент нархоза? Там учился пацан, повесившийся из-за наездов Баклана. У самоубийцы осталась пассия, некая Плоткина. Есть подозрения, что Кожемяков, Плоткина, наш покойник Илья и «Баклан» — это одна тусовка.

— Одна — кто? — переспросил Сазонов, и Егор в который раз одёрнул себя, что, несмотря на год пребывания в «развитом социализме», у него порой проскакивают словечки из более поздней эпохи.

— Одна компания. Я подкачу к этой Плоткиной негласно. Но мне нужна максимальная информация от человека, который ни с кем не поделится, что интересуюсь этой чувихой.

Вот слово «чувиха» в XXI веке почти исчезло. А здесь процветало: «Девушка — чувиха. — Да нет, по-английски! Ну? Гёрл! — О, йес, йес, гёрл! — Йес, йес! ОБХС!» («Джентльмены удачи»).

С благословения Сазонова Егор направил шаги во внутреннюю тюрьму КГБ. Хотел успеть, пока Кожемяковым занимается Аркадий, по линии контрразведки раскручивающий связку «наркотики — „Песняры“ — возможная вербовка на компре». Затем дело уйдёт к другим, далее — в прокуратуру, и там придётся долго раздувать щёки, доказывая, что летёха из Первомайского РОВД — тоже персона, с которой надо считаться.

Не просить же гэбешников по любому поводу звонить Андропову.

Окончание среды до позднего вечера Егор посвятил самой нелюбимой им части работы в РОВД: созданию видимости расследования глухарей, где просвет не намечался, и нет даже рабочей версии, кто злодейски год назад похитил бывший в употреблении холодильник «Саратов» из подвала дома №42 по улице Калиновского, уголовное дело по жалобе потерпевшего возбуждено прокуратурой района только сейчас, требуется развёрнутый план оперативно-следственных действий по немедленному раскрытию данного теракта. К вящему удовлетворению Вильнёва и Сахарца пишущая машинка лейтенанта стрекотала без умолку, штампуя поручения, запросы, постановления о назначении ненужных экспертиз и прочую макулатуру, отчасти тут же умирающую в уголовных делах, но чаще создающую необходимость столь же бесполезных телодвижений в государственных структурах, куда эти бумажки полетели.

Разумеется, по возможности Егор ставил разные даты, в том числе — ещё не наступившие, чтоб любой проверяющий мог убедиться: работа идёт ритмично, не наскоками, а планомерно, вдумчиво, и лишь невероятное везение злодеев уберегает их от ареста за хищение «Саратова», но успех не за горами.

Потом на послеобеденное четверговое время выписывал повестки всем, как-то попавшим в поле зрения милиции, в том числе потерпевшим и их соседям. Почте повестки не доверял, а раздал сыщикам с просьбой раскидать по почтовым ящикам на своей территории, присовокупив обещание: протоколы писать под копирку на двустраничных бланках и копии отдавать в розыск, чтоб те наверху протоколов ставили гриф «секретно» и тоже подшивали в свои досье, набиравшие приятную массивность при взвешивании на ладони. Сразу видно, люди «работают» в поте лица.

В свободное время пошарил по шкафам для вещдоков, сходил в розыск, в итоге обзавёлся забавным маскарадным комплектом реквизита пьющего сантехника. Он понадобился в четверг утром — в Институте народного хозяйства, альма-матер Элеоноры.

В двухтысячные левому человеку ни в вуз, ни в отделение полиции просто так не пройти. Остановят на входе, потребуют пропуск, приглашение или хотя бы вескую причину. В 1982 году тётка в будке на входе только лениво мазнула взглядом на запоздавшего студента с объёмистым саквояжем в руках. Что не успел на первую лекцию — его проблемы.

Разумеется, машину оставил поодаль, не подъезжая к столбику института на площади Ванеева. Зайдя в туалет, совершил превращение, для чего сменил куртку и ботинки на несвежий ватник и кирзовые сапоги. На голову водрузил треух, на лицо — защитные очки токаря.

Со слов Элеоноры знал, нархоз — сугубо женский вуз. Парней мало, они наперечёт. Можно сказать, мужчины выступают здесь в качестве товара повышенного спроса — как австрийские сапоги по талонам в салоне «Счастье». Те, что есть, зачастую из «золотой молодёжи». Высокопосаженные родители, если по каким-то причинам не пристраивают наследников на престижный юрфак Белгосуниверсита либо в кузницу кадров комсомола — истфак того же университета, а также в Институт иностранных языков с шансом работы за границей, то остаётся торговый факультет нархоза, тоже вполне себе вариант.

Но субъект в телогрейке и кирзачах автоматом выпадает из круга достойных лиц, обладая магией отвода глаз. Встреченная стайка девиц, по какой-то причине перетекавших из аудитории в другую аудиторию, распласталась по противоположной от Егора стенке, стремясь не прикоснуться к его ватнику как к одежде зачумлённого.

Сам он с удовольствием разглядывал студенток. Конечно, большинство несло печать неизгладимой провинциальности, даже хуже, чем у филологинь из четвёртой общаги БГУ. Но были и такие… В общем, Элеонора урвала свою корону главной миски нархоза в трудной борьбе, респект.

Наконец, нашёл деканат с одинаковыми во всех учебных заведениями списками, о конфиденциальности личных данных в СССР 1982 года никто слыхом не слыхивал. Так, Ольга Плоткина… Есть! Факультет советской торговли (будто за углом — факультет антисоветской), первый курс, группа, расписание занятий этой группы, подгруппа английского языка. Плохо, что первый курс. Семнадцать лет, малолетка. Даже если с ног до головы в косметике, в мини-юбке и прочих атрибутах взрослости, обычно эсесеровские девочки в этом возрасте зажатые. Смелые эротические фантазии её усопшего воздыхателя материализуются для неё, видимо, гораздо позже. И с другим теперь партнёром.

Около кабинета английского обнаружилась крышка чего-то стр-рашного с красной молнией и красными же на белом цифрами 220. Очевидно, это был дедушка электрических распределительных шкафов будущего. Егор мужественно снял крышку и сделал вид, что колупается в электрическом ливере здания.

Прозвенел звонок на короткий пятиминутный перерыв между часами первой пары. Студентки повалили на коридор. Крашеная пепельная блонди вроде похожа на эскизы из дневника… Максимально, насколько позволяла электробезопасность, Егор сунул пятак ближе к проводам и искоса наблюдал за девицей.

Блонда отошла шагов десять к окну, приткнулась попой в туго обтягивающих джинсах к подоконнику и закурила. Приметы совпадали с показаниями наркоторговца. Худая, но с неплохо обрисованной грудью в облегающем чёрном гольфе и тонкой цепочкой вокруг ворота, она не смотрелась провинциалкой среди своих явно районных одногруппниц, одетых похожим образом, словно джинсы и гольф введены в качестве униформы нархоза. Лицо смазливое и… да, стервозное, Илья точно уловил. Почему именно в таких баб, с отпечатком порочности, влюбляются мужики? А этой же восемнадцати нет!

— Олька! У нас физра третьей парой. Идёшь? — донеслось до электрощита.

— Да ну её… Я освобождение сделала.

Голос был жеманный.

— Растолстеешь как я!

Вопрошавшая, по виду и замашкам — будущая материальная в промтоварном магазине или заведующая комиссионкой как Прокофьевна, явно не тяготилась избыточностью своих форм, чрезмерно округлых уже на первом курсе.

— Завтра танцы. Растрясу.

Наверно, можно было ещё многое интересное услышать, но самозваного электрика спугнула дама административного вида, фланировавшая по коридору. Он счёл за лучшее захлопнуть крышку и ретироваться, переждав до звонка в туалете, где вновь обрёл приличный образ. Осталось выяснить, где и когда будут танцы.

До допросного конвейера оставалось ещё больше двух часов. Вспомнив о просьбе Сазонова, Егор двинул на автобазу, что на улице Свердлова, от нархоза ехать удобно. Там заполнил бланк выемки документов о ремонте бежевой «волги», в девичестве — чёрной.

Бухгалтерша аж подскочила, резко подорвав с кресла объёмистые телеса. Хотела бежать к начальнику автобазы, как-то согласовывать щекотливые места.

— Сидите, гражданка! — Егор выставил ладонь вперёд, и мадам, вздумай продолжить перемещение, упёрлась бы в неё, а целовать милицейские руки явно не входило в её намерения. — Я не собираюсь проверять правильность расчётов. Мне просто нужна цифра — сколько потерпевший заплатил за машину и за ремонт. Понимаете? Цифра должна фигурировать в обвинительном заключении: путём угона и повреждения злодей причинил потерпевшему ущерб в сумме столько-то рублей и столько-то копеек. Могу и в банке запросить сведения о приходе налички, но зачем?