Это и главы родов, и генералы, и губернаторы, и всевозможные влиятельные лунные и даже подлунные... В общем, все, кто имел вес в обществе и был вхож во дворец.
— Они все лишь кажутся верными, — поморщился оракул, — Но если копнуть, у каждого найдётся скелет в шкафу… Но вы не волнуйтесь, Стражи Душ всегда стоят на страже вашего спокойствия.
Леон смутился и потёр подбородок, явно думая, как странно звучит «стражи на страже»…
Я ничего не сказал. Стражи Душ тоже как-то пытались меня убить, пока я не попал во дворец, так что насчёт скелетов в шкафу он был прав. Да и спокойным моё нахождение во дворце тоже не назовёшь.
— Потом, после перерыва, собирается Малый Круг, — продолжил Леон.
Конечно, он не знал, что там обсуждается. Но подозревал, что это щекотливые вопросы, возникшие в ходе Большого Совета. В Малом круге оставались самые великие и самые приближённые, и только они имели право решать судьбу Красногории.
Я помнил только то, что в Малый Круг входит Вепрев-старший, который чуть не поженил меня на какой-то своей юной родственнице. От Вепревых я очень шумно сбежал, оставив их с носом и без техники Пса, а заодно прихватив с собой старшего сына… с очень большим носом. Так что будет даже интересно, как на меня среагирует глава рода Вепревых.
Леон пояснил, что Советы могли продолжаться друг за другом несколько недель. Большой, малый, большой, малый… И так по новой, пока государь не выступит перед народом с окончательным заявлением, где подпишет какой-нибудь важный указ.
— Сейчас времена непростые, — шептал оракул, ёрзая глазами по коридору, по которому мы шли, — Война на юге, ещё и голод в северных окраинах, там безлунные уже бунтуют. И в горах Диофана неспокойно.
Он скользнул по мне взглядом. Я только хмыкнул — уже мне ли не знать, как оно там неспокойно.
— А что там мой спаситель? — неожиданно спросил я.
— А? Какой спаситель? — Страж удивился.
— Тот гвардеец, которому глаза посекло…
Оракул замолчал, прищурившись. Слишком долго думал, что мне ответить.
— Ну ясно, — проворчал я, и рыкнул так, чтобы услышали и солдаты сзади, — Загребли, значит, да? Выжгли уже ему душу, мозгоправы недолунные?!
— Магистр Мозырев верно служит вашему отцу, у него большой опыт, и я…
— Всегда только и думаете, как нашим огняшам душу вывернуть, — с нажимом выругался я, почуяв слабину у собеседника.
К моей великой радости, я услышал где-то позади робкий возглас поддержки. А псионика подсказала, что практически все гвардейцы навострили уши, жадно стараясь услышать ещё хоть слово.
— Я… — тот заикнулся, — Нет, что вы, ваше…
— Так выжгли мозги ему?
Некоторые гвардейцы зароптали, и Леон нахмурился. Ему не нравилось, в какую сторону я резко увёл разговор.
— Нет ещё, — тут он опомнился, — То есть, никто и не собирался выжигать… Да сожри меня Пробоина! Магистр… кхм… великий магистр хочет подождать окончания Совета, чтобы лично… — он не закончил, пытаясь подобрать слова.
Я стиснул кулаки. Да вашу псину, ну почему мне никогда не хватает времени? Почему у меня нет способности разделяться на несколько Васьков, чтобы быть сразу в нескольких местах?
Опять не успеваю… Может, во время перерыва попробовать? Мне было важно узнать, кто и почему пытался меня убить.
— Этот парень со мной с самого начала тут, на службе, — послышалось позади.
— Мне деньгами помог в прошлом месяце. Мировой красногорец!
О, да, всё-таки рыбка клюнула.
Впереди в конце коридора уже показались высокие двойные двери. Там на посту стояло ещё несколько гвардейцев и оракулов. Кажется, пришли, а значит, времени всё меньше.
— Что задумал твой магистр? — я нахмурил брови, сказав нарочито громко, — Гвардеец пожертвовал своей жизнью, чтобы защитить меня, сына нашего любимого Царя. Каким я буду правителем, если буду вот так отвечать на верность моих солдат?!
Ох, как же всё-таки хорошо, что у меня есть какая-то власть. Я ещё не чувствовал её толком, не мог нащупать край дозволенного, но уже видел, как слегка побледнел Леон. И как отозвались в едином порыве позади гвардейцы.
Это была не моя власть, а лишь отголосок отцовской, всего лишь тень. Но её хватило.
Мы остановились, и я пристально посмотрел на Леона.
— Так что хочет сделать магистр с моим спасителем?
— Великий магистр Мозырев подозревает, что… — оракул покосился на гвардейцев, жадно ловящих каждое слово, — Что…
— А что будет потом, он подумал? Я не оставлю это так!
Как я и ожидал, Леон ушёл в глухую оборону.
— Ваше лунное величие, — ровно проговорил он, — Мы знаем не больше, чем нам дозволено…
— Мы?! То есть, ты решаешь, сколько мне дозволено?
Ловушка, в которую попал Страж Душ, сужалась. В принципе, этот концерт был рассчитан не на него, поэтому я и не надеялся, что смогу запугать оракула.
— Я… ваше… я передам великому магистру вашу озабоченность, — наконец, нашёлся Леон.
— Озабоченность не спасёт жизнь хорошего парня, — сказал я и двинулся к двойным дверям.
Прошёл мимо нескольких гвардейцев на посту, пожирающих меня глазами. Кто-то смотрел с недоверием, кто-то удивлённо, а кто-то с искренним восхищением. Оставалось надеяться, что это даст свои плоды.
Двери раскрылись…
— Его лунное величие, освящённое ликом Красной Луны, царевич Василий Олегович Рюревский!
Глава 8. Равнодушные
Пройдя через двери, я оказался в пятне света — пирусный прожектор под высоким сводчатым потолком нещадно слепил, показывая меня собравшейся элите Красногории. Я едва сдержался, чтоб не зажмуриться и не прикрыться руками.
Не самая лучшая ситуация для бойца. Но жжёным псом и не пахло, интуиция молчала, поэтому пришлось смириться с церемониалом.
Кое-как я смог разглядеть, куда попал. Зал Большого Совета представлял из себя настоящий амфитеатр, окружающий круглую площадку с троном, на котором восседал Рюревский.
Тусклый свет падал из тонких высоких окон, резко очерчивая головы людей, полукругом сидящих вокруг центра. Нет, не могу различить лица.
Так я стоял некоторое время, позволяя собравшимся рассмотреть меня. Ох, ненавижу это чувство — как будто командование на ковёр вызвало. Но времени я не терял: сам осторожно прощупывал псионику, витающую в воздухе, чтобы определить, какие настроения преобладают в этом коллективе.
В основном безразличие. Большинству тут совершенно наплевать, кто будет ими в будущем править, главное, чтобы не поменялся их привычный уклад.
Конечно, я заметил несколько очагов ненависти, причём вполне искренней. У кого-то эта ненависть перемежалась с неприятным удивлением, будто они не ожидали увидеть в двойных дверях именно мою персону.
Я пока не мог рассмотреть, кто это, потому что какой-то идиот продолжал слепить меня прожектором.
Были и тревога, и грусть, и усталость — почти никто радости от моего появления не испытывал. Что примечательно, я поймал несколько лучей любопытства. Видимо, это были самые настоящие неудачники, которые до последнего не знали, что творится во дворце.
Наконец, прожектор погас, и в зале прибавилось общее освещение.
— Большой Совет объявляю открытым, — Царь поднял обычный небольшой молоточек и звонко стукнул им по медному пятачку на подлокотнике, — Сын, подойди!
При слове «сын» возбуждённые шепотки в зале усилились.
Делать нечего, пришлось прошагать по мягкому ковру. Рука Олега Рюревского указывала на большой резной табурет, стоящий близко к трону, по правую руку.
Замявшись на секунду, я всё же сел. Тотчас Царь тронул моё плечо:
— Господа советники. Господа Лунные! Пришлось немного нарушить церемониал, в этот раз мы сразу начинаем с Большого Совета, но сейчас вы поймёте, почему. С нетерпением представляю вам моего сына. Долгие годы поисков увенчались успехом… — голос сидящего на троне был сиплым и натянутым.
Каким-то образом его было слышно во всех уголках помещения, мне даже чудилось лёгкое эхо. Государь продолжал говорить, как это было сложно, и как важно для Красногории и его Великого Лунного Рода.