— Ярлы отправятся советоваться, — сказал Эгиль. — Никому не велено нарушать их покой. Но сперва мы зададим хирдманам вопрос. Желаете ли вы отвоевать Север у Тучи?

Люди помялись какое-то время, нерешительно глядели друг на друга, но затем одну за другой начали вскидывать руки к небу.

— Отвоевать!

— Вернуть!

— Долой Спираль!

Голосов становилось все больше, и лишь раз за этот день среди хирдманов царило единство. Почти все высказались за возмездие отцу Скегги. Мы с братом переглянулись. Я видел ужас, гнев и смятение на его лице. Гримасы сменялись быстро, его сжатые в кулаки пальцы побелели от напряжения. Брат метался, но я больше не мог давать ему советов. Этот выбор Скегги должен был сделать сам.

Эгиль кивнул.

— Ярлы услышали голоса своих людей. Ярлы удаляются на раздумья. Ярлы выберут конунга и решат, как отвечать нашему гостю Гутфриту.

Несколько бойцов принялись расчищать дорогу к чертогу. Толпа расступалась, словно волны расходились в сторону. Я остался стоять подле Гутфрита. Ни мне, ни Эгилю на грядущем совете места не было.

Гутфрит взглянул мне в глаза, и я увидел бесконечную печаль.

— Твое проклятье достигло цели, Хинрик Фолкварссон, — тихо сказал он. — Я еще жив. Но минувшим летом умер мой младший сын. Последний сын. У меня осталась лишь Сванхильд, и она носит мое дитя. Но и их у меня отняли. Ты обрек меня на великие мучения, Хинрик. Теперь ты доволен?

— Ты думал, что перехитришь проклятье? — спросил я, собравшись с силами. — Думал, обманешь богов?

— Надеялся. И ужасно пожалел о своей хитрости. Сванхильд не заслужила такого злого рока. И я искал тебя именно потому, что желаю ее спасти. Помоги мне, Хинрик. Заклинаю всеми богами — потом делай что хочешь, но сейчас помоги спасти нашу Сванхильд и ее дитя. В этом наследнике не только моя кровь. Он тоже Химмелинг. Нейдланду всегда нужен Химмелинг.

— Даже если мы найдем и спасем Сванхильд из плена, на ней и ребенке останется проклятие. Я не смогу снять собственную вязь, ты знаешь это. И даже моя смерть может не изменить этого.

Гутфрит кивнул.

— Крепкое слово ты заложил, Хинрик. Мой начертатель погиб, пытаясь снять его.

— Разве? — усмехнулся я. — Мне думалось, он скорее погиб, получив ответ от богов, когда снова попытался меня убить.

Гутфрит изумленно поднял брови.

— Я приказывал убить тебя лишь однажды, когда он поднял птиц в погоню за тобой. Но ты не просто выжил — на твою сторону встали крылатые дети Ава и Птичий царь. После этого я оставил попытки, ибо понял, что у богов на тебя свои планы.

Я лишь качнул головой.

— Была еще одна попытка. Подсунули проклятую еду. Уже в Свергло, когда мы гостили у Эовила.

— Кто бы это ни сделал, клянусь жизнью своей жены, приказ отдавал не я, — ответил Гутфрит.

Он не лгал. Откуда-то я почувствовал это. А может все было потому, что мы стояли в круге, освященном во имя Урсига. Лгать здесь ни у кого бы не получилось.

— Тогда прокляли меня, но все съел Скегги и едва не погиб, — сам не знаю, почему, поведал я.

— Вновь повторю: это был уже не я. Но, судя по всему, ты, Хинрик, успел нажить довольно врагов.

Ладно, с этим я разберусь позже. Сейчас следовало дать ответ Гутфриту.

— С чего ты решил, что я смогу снять проклятье с детей Сванхильд?

— Не знаю. Но среди всех людей, кого я знаю, лишь ты так близок к богам. Быть может, у тебя получится найти скрытый путь. — Гутфрит устало вздохнул, и его плечи поникли. — Я не прошу снимать проклятие с меня. Только со Сванхильд и потомков. Они не заслужили.

Знал, подлец, на какой крючок меня цеплять! Пусть сестра не согласилась бежать со мной, но я не винил ее. Она тогда и правда была смертельно напугана моей выходкой. Но Сванхильд действительно не заслужила такой кары. Жертва хитрости Гутфрита, не более того.

— Хорошо, — наконец согласился я. — Я попробую найти другой путь. Но взамен кое-что потребую.

— Проси чего хочешь, — пообещал Седой. — Все исполню.

— Ты расскажешь мне, как погиб мой отец. И расскажешь честно. Все объяснишь и растолкуешь, ибо я чувствую, что гибель его не была случайной. И если ты убил невиновного мужа Эйстриды, об этом узнают все в Нейдланде.

Лицо Гутфрита застыло печальной маской, но он протянул мне руку.

— Договор. Мне действительно есть что тебе рассказать, Хинрик. Но эта правда тебе не понравится.

— Всякая правда лучше доброй лжи.

Конунг покачал головой.

— Увы, это не так.

Я пожал ему руку на глазах у пораженного Коли. Юноша изменился — вытянулся, возмужал, здорово окреп. Я с трудом узнал его в этом сильном воине. И все же что-то настораживало меня в Коли. Что-то было с ним не так. Я чувствовал это, но не мог понять, что именно…

Нас прервал стук распахнувшихся дверей чертога.

Первым вышел Эовил, за ним Скегги, следом Хрут и остальные вожди. Эовил медленно спускался по ступеням чертога, и лицо его не выражало ни торжества, ни скорби. Скегги выглядел растерянным, Хрут все так же воровато зыркал по сторонам и прятал ухмылку. Старого Рагнальда поддерживал под руку Дагмер. Бранд и Сигвальд молча смотрели на нас.

Эгиль подошел к ярлам, о чем-то пошептался с ними, обменялся кивками, а затем обернулся к притихшей в благоговейном ожидании толпе.

— Приветствуйте конунга Эовила! — возопил он. — Приветствуйте нового вождя Свергло. Да благословят его боги в эти непростые времена!

Ожидаемо. Эовил дождался, пока утихнет ликование и поманил к себе Скегги.

— Мы вернулись не только с избранным конунгом, но и с ответом для нашего гостя Гутфрита. Мы не бросим родной Свергланд в беде, однако понимаем, что нам не разорваться на две крупные войны. Стычка с Оффой Мерглумским неизбежна, но и Альрика-Элериха нужно остановить. Поэтому мы выбрали ярла Скегги вождем воинов, которых отправим в помощь конунгу Гутфриту. Скегги поведет хирд на Север и избавит родные земли от бесчинств отца. Мы назначаем Скегги Альрикссона Владыкой битвы — тем, кто должен пролить кровь за наш дом.

Эовил выступил вперед.

— Что до Эглинойра, то мы станем готовиться к зиме и весенним войнам. Мерглум непременно воспользуется любым случаем, чтобы напасть на нас, и мы встретим эглинов железом и огнем. — Он щелкнул пальцами, и из чертога вывели Беору. — Принцесса останется нашей пленницей и станет залогом безопасности. Поскольку она — добыча Скегги, до его отбытия она останется в Омрике, а затем ее передадут под мою охрану.

Беора бросила на меня напряженный взгляд. Не боялась — думала, пыталась сообразить, как поставить себя в лучшее положение в этом плену.

— Я готова помогать сверам в достижении мира с Мерглумом! — заявила она и уставилась на меня. — Я достаточно узнала ваш народ и убедилась, что нам не обязательно быть врагами. И я нижайше прошу у конунга Эовила, ярла Скегги и начертателя Хинрика дозволения стать переговорщиком от вашего имени.

— Об этом потолкуем позже, — ответил ей Эовил.

Я встретился с братом взглядом. Скегги наконец-то справился с собой, и теперь в его глазах осталась лишь твердая решимость. Мы оба знали, что однажды настанет время для возвращения домой. Но я не думал, что это случится так скоро, да еще и при таких обстоятельствах.

Боги снова шутили над нами злые шутки и, смеясь, переплетали наши полотна судеб.

Скегги вытянул руку, и в его ладонь вложили меч Вигрик. Владыка битвы наконец-то занял место среди нас.

Заунывное пение эглинских монахов вгоняло меня в тоску. Это они называли прославлением богов! Точнее, одного, этого вечно печального непостижимого Воскресающего, что учил смирению, нищете и бесполезному самопожертвованию.

— Какая же все-таки дурацкая вера, — озвучил мои мысли Фраги и скривился. Хускарл так же, как и я, ненавидел воскресные полуденные молитвы — они тянулись вдвое дольше обычного. — Что толку богу от их нудного пения? Они словно не восславляют его, а оплакивают.