Руку я освободить не мог, поэтому Хромой сам аккуратно сунул мне нож за пояс. И тут же упал на колени, начал собирать красные камушки, ссыпая их себе в карман.

— Зачем они тебе?

— Ты чего? — пацан поднял голову, в его взгляде читалось недоумение, — Это ж пирус, он денег стоит.

— А не прожжёт? — я с сомнением посмотрел на его затасканную рубаху.

— Странно, ты таких вещей не знаешь? Обычно, пока маг-технарь не пробудит камень, он почти бесполезен.

Я осторожно присел, стараясь не уронить Эвелину. Приподнял камушек, рассмотрел.

Он был больше оранжевым, но испещрён красными прожилками. Они становились то тоньше, то толще, будто внутри камушка пульсировала огненная кровь. Пирус сиял, не ослепляя, и вправду не обжигал — пальцы просто чувствовали тепло.

Я непроизвольно ощутил, что камень едва заметно излучает грязную псионику. Наружу пробивались лишь крохи, и львиная доля энергии была словно запакована внутри — она закручивалась в сотни вихрей и колец, не находя себе выхода.

Меня кольнуло желание разобраться получше с этим камушком, попробовать зацепиться за псионические вихри, но тут моего уха коснулось гудение.

Чёртовы Пульсары…

Вспомнив, что излишнее использование псионики может привлечь их, я отдал пирус Хромому:

— Он как будто дышит, — сказал я, привлекая внимание мальчишки к огненным капиллярам.

— Говорят, это означает, что Вертун рядом, — ответил тот и сразу же отправил камушек в карман.

***

К Вертуну мы вышли совсем скоро…

Туннель постепенно спускался вниз, петляя и отсвечивая редкими камушками пируса на полу и стене. Но чаще всего попадался просто рыже-жёлтый порошок, и поэтому по пути нам попадались помойники.

Не все зомби скребли «порошок счастья» — некоторые просто сидели или стояли, неподвижно уставившись в одну точку.

Один раз попался и почти высохший сидящий скелет. Его поза намекала на то, что он тоже присел отдохнуть лет эдак пять назад. Да так и забыл о том, что надо двигаться.

Туннель внезапно закончился, расширившись в огромную пещеру, и я сразу же остановился, придержав Хромого за плечо.

— Стой.

Пацан послушно замер, с серьёзным видом вытащив пистолет.

Я осторожно спустил Эвелину с плеча, пытаясь понять, что же меня остановило.

Потолка пещеры не было видно, её своды утопали в темноте. Дно было испещрено крупными камнями, и спускалось вниз. Где-то там, в центре, за грядой высоких камней, отсвечивало что-то красное…

Я помнил, как ощутил приход Иного внутри Альберта Перовского. Что-то огромное, таинственное, и бесконечно злое поднималось тогда из глубин его души перед тем, как оракул стал одержимым.

Здесь были те же ощущения. Атмосфера в пещере была гнетущей, и отсюда хотелось поскорее уйти. Вон, даже Хромой весь съёжился, стреляет испуганными глазами по сторонам.

— Так, я на разведку. Жди здесь, — я показал мальчишке на Эвелину, и тот послушно присел рядом, держа наготове пистолет.

Да, чернолунница явно переборщила с гормональными атаками, и этот подросток теперь был в неё по уши влюблён. Ну, хорошо с одной стороны — он теперь за неё отдаст жизнь, не задумываясь.

Похрустывая гравием, я обходил камни, приближаясь к центру пещеры. С каждым шагом становилось всё труднее, тяжкое зло будто давило на плечи.

Я подошёл наконец к высоким скалам, стал обходить их нагромождение, пытаясь найти щель. Через несколько шагов такая нашлась, и я, осторожно опираясь о тёплые камни, заглянул внутрь.

Хоть я и не видел ещё ни разу, как должен выглядеть не закрытый саркофагом Красный Вертун, но, наверное, этот Вертун и вправду умирал.

Он представлял собой тёмный, почти чёрный сгусток, напоминающий клубы дыма от покрышки. Шумел Вертун, как потрескивающие дрова в камине, и часто в чёрном дыму проскакивали язычки пламени. Иногда мне казалось, что они собираются в искажённые лица, словно кричащие от ужаса.

Вот он, Злой Вертун… Протухший, тлеющий, лишённый связи со своей Красной Луной. И поэтому тихо умирающий.

Кажется, Эвелина говорила о том, что все эти Вертуны — врата в иной мир?

Вглядываясь в искрящуюся темноту, я поймал себя на мысли, что думаю о своём доме. Интересно, а в какой именно мир, получается, эти самые врата?

Страшное искушение взяло меня. Ведь так просто протянуть руку, попробовать… Вдруг и вправду портал в мой мир?

Через несколько секунд я осознал, что уже не придерживаюсь за скалу, а упираюсь в неё, чтобы не нырнуть в Вертуна. Василий не особо-то спешил прыгать в адский вихрь, о чём намекал мне, пытаясь в панике перехватить управление телом.

— Он не прав, — голос раздался за спиной, — Ты можешь нырнуть.

Я повернулся… и через секунду в моей руке оказался нож. Возвышаясь среди камней, в пещере стоял Страж Душ.

Всё, как положено — чёрный блестящий плащ, фуражка с бронзовой кокардой. Только обмундирование у него было пыльное, помятое, а лицо сильно исхудавшее и давно небритое.

— Ты кто? — я с видимым трудом сделал шаг в сторону.

Страж Душ улыбнулся, его безумные глаза блеснули в красных отсветах.

— Помощник… Хранитель… Защитник…

Я приготовился к бою, хотя и понимал, что шансов у меня очень мало.

Есть одна поговорка у псиоников: псарь псаря чует втихаря. Означает, что псионик всегда почувствует другого псионика.

Мне кажется, в этом мире такое правило распространялось и на Иных. Потому что я чётко знал, что этот Страж Душ — Иной. И, судя по безумным глазам, он из одержимых.

А если вспомнить, какая у них силища…

— Тебе не кажется, что здесь нужен привратник? — хрипло рассмеявшись, спросил незнакомец.

Страж Душ сделал шаг ко мне, чуть склонив голову и рассматривая, словно диковинную игрушку. Вот его взгляд стал пристальнее, и мне показалось, что вокруг сгущается тьма, оставляя в этой пещере только глаза этого незнакомца.

Эх, давно я не ощущал, как сворачивается мой «кокон». И уж тем более мне ещё ни разу не приходилось прыгать внутрь разума одержимого Иного…

Глава 6. Могучий

Душераздирающий крик…

И боль.

Некоторое время для меня существовала только боль.

Она началась со сломанной, ещё не до конца зажившей руки. Одержимый Иной, в разум которого я упал, зацепился за это увечье, как за подсказку, и умножил страдания от него на бесконечность.

Ощущение было, словно рука начала расщепляться, а вслед за ней и всё тело. Будто я из любопытства сунул пальцы в луч аннигилятора, да ещё и споткнулся при этом.

Вообще, наверное, я должен был умереть от болевого шока. Но почему-то не умирал, продолжая плыть в вечных мучениях и глядя на пламя, заполнившее всё пространство вокруг… Как там в древнем писании-то называется река в аду? Геенна огненная?

Может, это была и она.

Но ко всему привыкаешь, и спустя некоторое время я понял, что боль потупилась. А потом ко мне пришло осознание, что душераздирающий крик, с которого всё началось, принадлежал… мне. То есть, Василию.

Твою же дрищавую псину, Васёк. Кажется, ты опять принял часть удара на себя.

Как и ожидалось, мой сосед по разуму не ответил. Скорее всего потому, что он остался в своём теле, а вот меня-то выкинуло внутрь Стража Душ.

— Ох…

Я сказал это или подумал?

Не важно…

А важно было то, что моё сознание стало постепенно собираться, слепляться более-менее думающим комком, и заодно облекать происходящее вокруг в понятные для меня вещи. Ведь, чтобы победить, надо представлять, с чем имеешь дело…

Стена пламени раскололась, разъединилась на языки, и появились тёмные прорехи. Потом эти пятна превратились в скорлупки, слетающиеся со всех сторон — они соединялись, сшивались яркой вспышкой в единое целое. И через мгновение, а может, и вечность, я ощутил себя снова в своём коконе.

Так тихо и спокойно. Бушующее пламя осталось где-то снаружи.

— О-о-о-ох… — повторил я, понимая, что снова могу мыслить.