Бррр… Благородная смерть, ничего не скажешь.
Судя по рассказу о бледности Волобуева, тот ни разу не обрадовался случившемуся. Отчего допустил? Коль Денис ушёл в загул, неужели так необходимо было оставлять его одного? И что стоило предупредить хотя бы Дёмина — проследи…
А где находился и что делал Серёгин?
После завтрака заказал разговор с Гродно. Соединили за пять минут, хитрый подкуп с пригласительными для телефонисток действовал.
Ответила Яна, советовала пока больше не звонить. Екатерину Вацлавовну госпитализировали с сердечным приступом, папа с Настей поехали в больницу.
— То есть обстановка у вас…
— Как говорит школьный военрук, приближённая к боевой. Не волнуйтесь! Не впервой. Мама поволнуется и остынет. Егор!
— Да?
— Я буду поступать летом в Минск, в Институт иностранных языков, первый курс плохо обеспечивают общагой. Как вы думаете, комнату или квартиру сложно снять?
— В начале учебного года непросто. Думаю, решим проблему. Я к первому сентября должен вернуться из гастролей, обращайся.
По крайней мере, младшая сестра на его стороне. Или в состоянии дружественного нейтралитета.
С допросом Серёгина Егор предпочёл не спешить, глубже ввинтиться в схему с дисками.
Юру, начиная с гостиницы и потом в ДК, по очереди осаждали разные товарищи, толстенькие, солидные и с портфельчиками, стопудово не имевшие никакого отношения к Укрконцерту. Они наперебой обещали золотые горы, если «Песняры» в паузе между фондовыми выступлениями заглянут к ним. Большинство из них Юра послал и лишь один раз достал из портфеля бланк с уже оттиснутой печатью.
— Продал нас, рабовладелец?
— Кто бы говорил! Кроме концертной ставки, получишь ещё минимум десятку-другую с продажи пластинок. Плюс авторские! Уедем из Львова, Мулявин «У судьбы своя весна» заменит на «Русский лес». На круг поднимаешь больше того же Кашепарова, жук. А ещё жалуешься!
— Бедному еврею всегда мало. Слушай, до начала час остался. Где здесь какой-нибудь центральный универмаг, чтоб пластинок подкупить?
— Тоже мне нашёл коренного жителя Львова! Не знаю, ищи сам. Опоздаешь к началу, не проблема, ты всё равно в первом отделении не нужен.
Он отделил сто рублей четырьмя сиреневыми бумажками от хорошей стопки купюр. Та наверняка пополнилась благодаря договору на концерт в сельском клубе.
Не теряя ни минуты, Егор отправился в центр города.
Украинские надписи были с большего понятны, но ни одна из них не гласила: «Тебе за дисками для спекуляций — сюда».
Люди, услышав русскую речь, или молча отворачивались, или отвечали невнятно, односложно. Помог лишь таксист, махнувший рукой прямо и сказавший, что там через два квартала есть подходящий магазин. Предлагал отвезти, но пару кварталов проще было пройти пешком. Заодно полюбоваться красотой Львова.
Он практически не пострадал в войну, в центре сохранилось много церквей и костёлов, целые улицы, помнившие век девятнадцатый и даже, наверно, восемнадцатый. На весь этот архитектурный музей под открытым небом падали снежинки, и грустно было, что в погоне за количеством концертов не остаётся времени осмотреть места настролей. Побывал, получается, лишь проездом. И ничего не увидел.
В магазине под вывеской «Музика» выбор был неплохой, «Песняры» оказались представлены тремя дисками, Егор выгреб их все — штук тридцать.
— Навіщо стільки? — удивилась женщина на кассе.
— Так… гэта… Мы з Беларуси. Экскурсия. Вось на канцерт «Песняров» пойдзем, автографы брать, — с ходу придумал Егор, коверкая мову и отчаянно не желая походить на москаля.
По-белорусски он говорить не умел и остро жалел, что рядом нет Насти или кого-то из филологинь с четвёртого этажа. Продавщица запросто могла включить какую-то советскую глупость вроде «в одни руки не более трёх штук», не устраивать же скандал.
Но кассирша отнеслась с пониманием. Сказала на вполне чистом русском:
— Сегодня «Песняров» хорошо берут. С вас 78 рублей 30 копеек.
Рассчитавшись, он вышел на заснеженную улицу.
Если здесь и процветали обещанные Волобуевым национализм и русофобия, то тихие. Никто не набрасывался со словами «стой, москальку, ти вже приїхав» и не пытался затеять драку.
Но всё равно чувствовал себя неуютно. И с облегчением сматывал шнуры на следующий день перед отъездом.
Маршрут тура пролегал через Ровно, Житомир и Киев. В Киевском Дворце спорта Серёгину впервые не удалось договориться о распространении пластинок. В фойе их продавали сразу в двух точках, с самыми «настоящими» автографами, не прибегая к услугам минчан.
Наблюдая за успешным бизнесом конкурентов, Юра заметил:
— Вот до чего несправедлива судьба! Вы будете надрываться перед огромным залом, знаю — он высасывает нервы и кровь до капли, а получите ровно столько же, как и за сельский клуб под Житомиром. А ещё и сидим без выручки от пластинок, сможем ли их продать на востоке?
— Все деньги не заработаешь, — успокоил Егор. — Хорошо, что программа спокойная, два дня по два концерта. Парни чуть отдохнут.
— Отдохнут. А отдохнувшие начнут искать развлечений. Холодно, просто прошвырнуться по Крещатику до Бессарабки — не интересно.
— Скажи, мой предшественник именно так погиб? Накидался от скуки сверх меры?
— Какая скука! Там, на периферии, впахиваем что лошади. Наоборот, решил взбодрить уставших.
Юрий оглянулся вокруг и примолк. Егор, не желая упускать горячую тему, потащил его к остеклению.
— Ну и как Мулявин отнёсся, что Денис предлагал кокаин?
Выражение лица у Серёгина стало примерно такое же, как в тот день, когда узнал, что Егор в курсе его махинаций.
— Кто тебе сказал?!
— Наивный. Нас ездит двадцать пять — двадцать шесть человек. Думаешь, никто не проболтается? А что Сафронов покуривал — не скрывает практически никто.
— Нахрена тебе?
— Спусти пар. Можно, конечно, вместо кокса предлагать герыч, но наркота — это не моё. Не сутенёрствую, не торгую детьми и оружием, если интересно. Но что происходит в «Песнярах», мне нужно знать хотя бы ради самосохранения. Мне будут предлагать кокс? Кстати, хоть раз бы попробовать!
— Пробуй, но не с нами. Я с Мулявиным с шестьдесят восьмого. Наркота в первый раз.
— Уверен?
Юра развёл руками.
— Не поручусь, что никто не ширялся вне коллектива. Но чтоб вот так, наш распространял — это точно первый и, надеюсь, последний раз.
— Почему же Дениса не попёрли?
— Скорее всего, вернулись бы в Минск и сказали ему «до свиданья». Мулявин волновался: если всплывёт, что среди нас завёлся распространитель наркоты, разразится скандал. На гастроли дальше Ляховичей не поедем.
— Значит, кто-то из ансамбля мочканул Дениса. Держал ему голову клювом вверх, чтоб захлебнулся. Случай неприятный, но по сравнению с кокаином — детская шалость, верно? Хорошо, что у меня алиби, даже не был с вами знаком.
— Лучше бы ты заткнулся.
— Считай, что заткнулся. Что не отменяет факта: среди нас возможный душегуб. Не смущает, что перед этими гастролями двое свалили из «Песняров» — Леня Тышко и Володя Николаев? Только не заливай мне про «иные творческие планы» у них, могли просто испугаться. А то напомню: если «Песняров» запрут в Минске, ты лишишься и продажи дисков, и взяток за внеплановые концерты, значит, больше всех заинтересован, — Егор притворно скривил лицо, проскрипев голосом Ярмольника из фильма «Тот самый Мюнхгаузен»: — Убийца!
Конечно, Серёгин никого не убивал. У него даже коленки подогнулись.
Наверняка можно исключить Мулявина, Пенкину. Кашепаров мухи не обидит.
Мисевич характером твёрд. Но киллер? Не в большей степени, чем Даниель, тот в силу еврейской изворотливости наверняка придумал бы более элегантный ход. Вне подозрений Бернштейн и Беляев, оба пришли позже, на роковые гастроли не ездили.
А что касается Тышко и Николаева, Егор о них не знал практически ничего и как-то проверить их причастность был лишён возможности.
Круг подозреваемых всё равно оставался около двух десятков. Конечно, если бы по горячим следам следственная бригада начала трясти всех, сличая малейшие неточности и нестыковки, уже через два-три часа наступила бы ясность. Но никому это не было нужно. Потому — ни уголовного дела, ни исследования биологических образцов, ни вещдоков. Нет дела — нет и последствий.