— Понял! — я довольно резко прервал усача, не желая слушать подробностей.

— Но травы здесь есть, не беспокойся, — поспешил добавить тот.

Я сдержался, чтобы не отшвырнуть банку с мазью, а просто отставил её в сторону, на тумбу. Схватил первую же попавшуюся тряпку и стал с остервенением оттирать пальцы.

Вашу же лекарскую псину! Чтоб вас с вашими «вытяжками»… таких умников самих надо перетирать в мазь, она тоже наверняка будет иметь целительные свойства.

— Там бочка с водой за палаткой, потом сполоснёшься, — издевательски улыбаясь, посоветовал усач, — Ты Хомяка-то, наверное, давно уже знаешь?

Я пожал плечами:

— Ну, довелось разок с ним на вскрытии Вертуна подежурить.

— Я так и подумал, — тот кивнул, — Иначе откуда обычному солдату с магом знаться?

Лёгкая усмешка коснулась моих губ, и некоторое время я просто оттирал пальцы, глубоко задумавшись. О Хромом, об Эвелине, об её таинственном одноглазом наставнике Филиппо, который сейчас обитает где-то на фронте, и который тесно связан с магическим блоком, стоящим на моей нижней чакре.

И тут, спустя пару минут, до меня дошло…

— В смысле с магом?! — не удержался я, отложив тряпку.

Целитель в это время уже взял с тумбы какую-то тетрадь и подслеповато щурился на неровные строчки. Мой вопрос застал его врасплох, и он чуть не выронил записи:

— А? — усач поскрёб лысину на затылке, — Что?

Целитель так и не понял моего удивления. Я махнул усатому: мол, всё нормально, не обращай внимания. Тот пожал плечами и опять вернулся изучать записи, только теперь достал из кармана очки.

«Откуда обычному солдату с магом знаться»…

До меня не сразу дошло, что под «обычным солдатом» целитель подразумевал явно не меня, а сержанта Хомяка.

Вашу-то лунную псину, кого тут магом обозвали? Меня?

Мог ли целитель ошибиться? Он всё же не оракул и не «духоправ».

Сам усатый толстяк, по сути, такой же маг, хотя поток псионики от него даже до Утреннего Мага не дотягивал. Но всё же следовало срочно кое-что проверить, ведь есть же поговорка, что «псаря псаря чует втихаря».

Я не спешил пока слезать с кушетки, чувствуя, как мазь начинает действовать на повреждённые, ещё не сросшиеся кости голеней и стоп. Словно микро-червячки закопошились глубоко под кожей, вгрызаясь в плоть и тут же сшивая её.

Это было больно, но прекрасно, если забыть, чем именно меня лечили. Да ещё в грязной мешковине, постеленной на кушетку, явно водились какие-то насекомые. Их я чуял задницей, как они тоже копошились в плетении волокон.

Жуткий контраст: чудеса исцеления под кожей и мерзость антисанитарии под пятой точкой. Но делать было нечего, и надо было сосредоточиться на внутреннем потоке энергии.

Я прикрыл глаза, и тренированным усилием стал сканировать энергетику. Всё вроде бы по-старому, и «Магия Вето» всё ещё присутствовала — блок, так напоминавший мне кирпич, никуда не делся.

Но что-то явно изменилось…

Я никуда не спешил и поэтому выжидательно застыл, просто наблюдая за потоками энергии.

Чёткая нижняя чакра, багровая тень второй. И даже тень третьей? Раньше я её особо-то не мог заметить, но теперь появился красноватый отсвет.

Видимо после того, как духи Борзовых открыли мне свою технику, мои способности стали довлеть к огню. Если откупорю первую чакру и освою все три, даже стану огненным Магом Первого Дня.

Начиная с четвёртой чакры, всё оставалось по-прежнему. Я мог определить оракульную лишь по золотому блику, но зато теперь луч энергии от неё сразу уходил вверх.

Затылок потеплел, показывая мне, что всё хорошо, и канал для принятия чистой, небесной псионики явно расширяется.

Интуиция поскребла мне под ложечкой, заставляя вернуть внутренний взор ниже.

Первая чакра, земная, с проклятым магическим блоком. Когда псионик работает со своей энергией, он видит не реальную картинку, а наиболее приближенный к ней вариант. То есть, мозг милосердно пытается подобрать расшифровку, чтобы объяснить, что происходит.

Мой мозг сейчас показывал, что цвет у чакры не чисто чёрный, а добавился явный красный оттенок. «Магию Вето» внутри, которую я так любил сравнивать с кирпичом, теперь можно было сравнить с… красным обожжённым кирпичом.

С треснутым кирпичом!

Поток грязной псионики увеличился, хоть и не дотягивал до того, чтоб назвать меня магом. Некоторое время я наблюдал за течением энергии, сквозящей теперь не только через щели, но и трещину. Сила потока чуть превосходила чистую, которую я получал сверху.

Почему мне это не нравилось?

Нет, не так… Почему мне это ОЧЕНЬ не нравилось?

Я не стал тратить силы, чтоб лихорадочно в этом разобраться. Просто наблюдал, ожидая, когда мысль сама натолкнётся на решение. В любом случае, для этого тела чуть больше магии не так плохо.

Да, Василий?

Василий?!

У меня зашевелились волосы на голове, когда я понял, что за мной наблюдают. Нет, это не усатый лекарь, и не какой-нибудь шпион возле палатки.

На меня смотрели изнутри! С прекрасно ощутимой злобой, с ненавистью, и с некоторым любопытством, будто разглядывали зверушку в зоопарке. Словно бесформенная тень нависла за всеми этими чакрами, за всеми тонкими потоками псионики, и наблюдала в свою очередь за мной.

Жжёный пёс, как говорится, подкрался незаметно и уже ласково вводит раскалённые клыки в нежные филейные части…

А ведь Василия, безлуня дрищавого, я вообще не чуял.

«Василий», — мысленно позвал я.

Тишина. Зловещая, гнетущая, и наблюдающая за мной с насмешливой улыбкой.

«Василий!»

Не отвечает.

Я на миг подумал, что можно попробовать, как тогда, отодвинуть границу сознания, дать парню чуть-чуть свободы, чтобы он заговорил моими губами.

«Было бы неплохо».

Слова, произнесённые глухим голосом, который я уже слышал внизу под Каменным Даром, резанули по мозгу. Я сразу же отбросил глупую мысль.

Твою мать, этому существу точно нельзя давать никакой власти над телом. Да кого же я поймал там, в катакомбах Каменного Дара? Что за, мать его вертячью, инфекцию?!

Гость, если можно было его так назвать, молчал.

«Василий!!!» — собрав чуть ментальной силы, выкрикнул я в пустоту, — «Ва…»

— …силий! — меня что-то тронуло за плечо, и я на автомате выкинул вперёд ладонь, перехватив чужую конечность.

— А, сволочь! А-а-а…

Огромным усилием воли я остановил приём и с некоторым удивлением посмотрел на согнувшегося целителя. Тот уткнулся лицом в кушетку, пытаясь вырвать свою руку из моей хватки.

И всё это одной рукой, как в былые времена, когда я был в теле тренированного снайпера Тим Зайцева. Я стал заметно сильнее, причём довольно резко.

— О-о-о, вылунь ты сраный! — стонал лекарь, собирая усами мелких жителей мешковины возле моих ног.

Я отпустил заломленную кисть, заметив, что на коже у него остались красные следы. Целитель отскочил, потирая пострадавшую конечность, и в ярости уставился на меня.

— Да ты… Ты!.. — что-то пытался промямлить усач.

Не хочу сказать, что б меня когда-нибудь называли добряком, но я почувствовал — какая-то часть моей злости улетучилась в неизвестном направлении. Словно её сожрали, с удовольствием почавкав.

— Не стоило так рисковать, — без извинений я спустил ноги на пол и попробовал встать.

Ситуация требовала от меня как можно скорее начать действовать. Несколько иголочек воткнулись в стопу, но теперь это были ощущения, что ноги просто занемели и их требовалось «расходить».

Какое там ходить. Да отсюда бежать надо, нестись ошалелым псом.

— Это что, «красногорская буза»? — вдруг спросил лекарь, двигая кистью и с удивлением понимая, что она вполне себе целая.

Я кивнул. Пусть думает так, если ему легче будет.

Сапоги теперь больше напоминали рванину, чем обувь. Пальцы проглядывали в дыры, но мне так хотелось вырваться из палатки, которая теперь казалась сжимающейся ловушкой, что я уже через секунду оказался снаружи.