— А Иные? — спросил я.

— Незримая являет нам свою волю, и воля эта, что волна… — тут священник перехватил мой взгляд, задумчиво поскрёб бороду, — Прости меня, Незримая, но для паствы своей должен подбирать слова понятные. Представь крупную рыбину в пруду, сын мой…

— И?

— Она плывёт и одним своим присутствием вызывает движение всей живности. Кто-то боится её клыков, а кто-то перехватывает шуганную мелочь, а кого-то и просто сносит волной… Я говорю, что Страшный Суд уже начался, и движение Незримой вызывает изменения во всех мирах.

— Ну так Иные-то кто?

— Предвестники… Границы между мирами истончаются, рвутся. Нечистые легионы вторгаются в них, и заставляют миры защищаться. Каждый мир хочет предстать перед Незримой праведным.

— Ох, отец Афанасий, — я потёр лоб, а потом, плюнув на всё, выдал, — Я — Иной!

— Знаю, сын мой, — священник кивнул на удивление спокойно, а вот Хромой охнул, пронзив меня завидующим взглядом.

— Никакая Незримая меня сюда не выгоняла. С орбиты бомбу скинули, и я сжёг себе имплант, пытаясь передать весточку. А оказался здесь…

— Пути Незримой — незримы для нас, простых смертных. Вот скажи мне, Предтеча, ты наверняка воином был в своём мире?

— Ну? — спросил я, пропустив Предтечу мимо ушей.

— Если вдруг появляется захватчик, то какой государь мудрее? Тот, что будет ждать его у себя, или тот, что пошлёт войско в помощь соседу, на которого уже напали?

Я поджал губы. Говорить священнику, что в нашем мире давно остались только два воюющих блока, я не стал, но теперь всё стало более-менее ясно.

Незримая где-то там идёт по мирам, и нехило так шугает всю нечисть. Те в свою очередь продавливают границы между мирами, несутся куда глаза глядят. А миры, которые ещё не затронуло всё это, посылают помощь навстречу, чтобы стать заслоном.

— То, что ты оказался в нашем мире, Предтеча — это не совпадение.

Я кивнул, сам думая о той сволочи, что закинула меня сюда. Просто из рассуждений старика выходило, что это не обязательно богиня Незримая.

Со вздохом я сказал:

— Всё замечательно, но вы-то зачем пытались прибить меня?

Афанасий уставился на свои руки, проверяя, не дрожат ли они.

— Мир, в котором сталкиваются великие силы, открывает души для воинов. Но в открытую душу может попасть не только свет, но и тьма… Прости, брат, но теперь я рад, что предчувствия обманули нас с Избранницей.

Наверное, в этот момент я должен был ободряюще улыбнуться старику. Ага, и всё простить, и обняться.

Щаз-з-з…

— Откуда же взялись эти предчувствия? — спросил я.

«Ты бы лучше к своим предчувствиям прислушался, Иной», — прозвучал в голове недовольный голос, обрывая нашу беседу.

Я встал как вкопанный, уставился в очередную тёмную арку впереди. Мы как раз вышли ближе к окраине города, и улицы здесь были уже гораздо пустыннее. Многие фонари не светили, а в стороне вообще виднелись покосившиеся здания.

Не в этой ли части города произошло разрушение из-за обвалов в каткамобах?

— Что? Что случилось, Предтеча?! — старик попытался схватиться за оберег, но потом вспомнил, что отдал его мне, — Осталось идти немного совсем.

Я поднял руку, чтобы не отвлекали. Покрутил головой, словно локатор, пытаясь понять при этом свои ощущения.

Что-то надвигалось, и Одержимый из глубин души не стеснялся подталкивать мою интуицию, ставшую гораздо острее. Потренькивал по ней, как по струне.

«Всем им конец, Иной», — его голос потонул в глубине.

Опасность…

Громадная опасность, которая грозит нам здесь.

Нет, не нам. Абсолютно всем в этом городе.

«Всем!»

Что, Вячеслав разбушевался? Или Стражи Душ всей когортой вошли в Межедар, поняв, что блуждающих Пульсаров можно не бояться?

Не-е-ет…

— Надо уходить, — сказал я, приложив пальцы козырьком и присматриваясь к Красной Луне.

Багровое светило уже уходило за край дома, но я прекрасно ощущал напряжённые потоки магии, исходящие от него. Словно пыталась Луна что-то передать, достучаться до непослушного земного чада.

— Святой Коккино, — священник не уставал осенять себя знамением, без остановки вращая рукой вокруг лица.

И тут ко мне пришло видение…

***

Все улицы вокруг в красном мареве, многие дома занялись пожаром. По городу мечутся обезумевшие тени, но густой воздух, пропитанный гарью и магией Красного Вертуна, едва пропускает звук.

Над Межедаром нависает багровое, словно кровавое, небо, его расчерчивают тёмные полосы дыма. Но Пробоина торчит посередине кромешным чёрным оком, и смотрит на происходящее с каким-то сладким безумием…

Я стою на крыше горящего здания, и совсем рядом из-под черепицы пытается вырваться пламя. Меня скрывает густой дым, стелющийся из окна ниже этажом, но я могу наблюдать, как Межедар погибает.

В какой раз уже? Во второй?

Воздух пропитан страданием, дымом и жаром. А магия огня, кажется, пронизывает всё вокруг — только подумай, и легко сможешь поджечь что угодно.

Улица внизу льётся огненной рекой. Сотни «угольков» плотной массой перетекают между домами, врываются в дома. Выглядит, будто потоки раскалённой лавы текут по Каменному Дару со стороны канала, и заплёскиваются во все двери и окна. Звуки едва доносятся, но я прекрасно слышу, как подо мной на этажах убивают всё живое.

Вот из окна здания напротив выпрыгнул в ужасе человек. Кажется, это женщина, и она обнимала плачущего ребёнка. Кричащая тень ухнула в текущую по улице «угольковую» реку.

Не вынырнула.

Таких падающих теней по улице полно. Люди, загнанные в угол, пытаются спастись хоть как-то, многие лезут на крышу. Но огненные монстры уже выпрыгивают следом, разбивая вдребезги чердачные окна…

Далеко над крышами видно торчащий шпиль, на конце которого золотое кольцо на чёрном фоне. Среди полыхающих пожарищ Церковь Чёрной Луны выглядит надёжным оплотом, и наверняка многие жители попытаются в ней спастись.

Но и там уже видны отсветы, хотя звук выстрелов досюда не доходит. Царская Армия, застигнутая врасплох, пытается отбиваться, но участь их уже предрешена.

С другой стороны города, вдали за каналом единой огненной стеной пылает Трухлявый Дар — деревянная часть Межедара горит весело и задорно, не то, что каменные дома здесь. Я со стыдом для себя подумал, что такая участь даже неплоха для тех помойников, существование которых сложно назвать жизнью.

Я понял, что ничем помочь не могу. Более того, мне единственному повезёт выжить… Делов-то, обернуться «угольком», и в общей массе слинять за город.

Эх, какой циничный-то я стал. Надо бы придержать Одержимого, его влияние гораздо более сильное, чем гормональные сдвиги седого хозяина тела. С Василия-то что взять, у него дело молодое, всё на эмоциях, а вот мрачный подселенец точно знает, что делает.

Вой, пронизывающий и протяжный, разнёсся над городом. Вместе с ним пришло осознание лютой опасности, только грозящей уже мне.

По крышам шли Вывертыши. Напоминающие огненных джиннов, они живыми смерчами перемахивали с дома на дом, и следом за ними здания загорались ещё веселее.

Черепица не выдерживала жара, трещала под Вывертышами — и тогда из-под крыши сразу вырывалась стена огня. Но грозные вихри не задерживались, перемахивали на следующее здание.

Вывертыши вели себя, словно команда зачистки, и шли следом за войском «угольков», подчищая особо везучую живность.

Кого же они зачищали-то? Навряд ли после облавы «угольков» мог кто-либо выжить.

И словно в ответ на свой вопрос, я ощутил чуткий взгляд на себе. Сразу несколько джиннов поменяли направление…

«Ни один Иной не уйдёт», — советчик внутри проснулся.

— А ты? — спросил я.

«Для них что ты, что я. Разницы никакой. Это очищение…»

Ох, этот безумный мир, со слепым зрачком Пробоины в небе. Сколько я здесь нахожусь, а понятнее мне он не стал.

Если Одержимый во мне — легион, который не остановить, то кто все эти ребята? Ещё один легион, что ли?