Я помнил глаза раненых капитских пехотинцев, обгоревших на поле боя после орбитальной бомбардировки. Когда от конечностей оставались только обугленные культи, но накачанный веществами и пропагандой мозг ещё не умер от адской боли — эти куски мотивированного мяса с бешеными глазами ползли навстречу своему подвигу, ёрзая среди пепла и спёкшихся тел соратников ради «капитской мечты».

Мы, в Свободной Федерации, никогда не понимали такого отношения к людям… Зато знали, что нам противостоит враг, не способный договариваться.

Так и здесь. Это могли быть только Серые Хранители, с которыми я сражался тогда, в пустыне, когда меня спас одноглазый Филиппо.

Эта химия… Да это же наркотик, и я ощущал его в их крови, как стихию огня, только протухшую. «Порошок счастья», та самая хрень, ради которой помойники толпами лезли умирать в Межедарский канал.

— Они где-то здесь, — шёпот, усиленный слухом псионика, зашелестел среди листьев.

Серые Хранители думают, я их не слышу. А мы их слышим, да, жучок Василий?

От хозяина тела из глубины души прилетело лёгкое удивление. Кажется, Вася усомнился, а не свихнулся ли я случаем.

Засада в зарослях продолжала шептаться:

— Слава Чёрной Луне, мне кажется, они сами повздорили. Нам же легче.

— Да, они стреляли. Прибьём по одному.

Я слегка поморщился, искренне насмехаясь над их наивностью и желая этим бедолагам, чтоб они поскорее отсюда смотались. Живых после стычки со мной не останется.

Наоборот, то, что диверсант опять против меня, заставит меня действовать на все сто процентов. Никакой пощады, любые моя ошибка или промедление будут стоить мне жизни.

Хранители вдруг забеспокоились:

— Ты слышал?

— Да, это там.

Ушли… Трое удалились в лес совсем в другую сторону от меня, думая, что делают это бесшумно.

Один из них остался.

С уважением пожав пальцем жучьи рога, я поднялся и, пригибаясь, стал пробираться в заросли. При каждом шаге боль в ушибленной ноге стреляла в мозг, но это заодно придавало и ясность мысли.

Бедняга, сквозь которого, судя по всему, прошёл Блуждающий Пульсар, стоял возле дерева, тупо уставившись в одну точку — будто с интересом разглядывал рельефную кору.

Усиленное псионикой зрение помогало мне видеть в темноте. Серый Хранитель был всё в той же форме Царской Армии, с виду обычный солдат. Держа наготове обычный армейский магострел, он тихонько шептал:

— Защитить Перволунника…

Под моей ногой хрустнула ветка, и Серый Хранитель, ставший обыкновенным зомби, резко обернулся, повернул магострел. Меня, прикрытого листвой, он ещё не видел, но его поза и блестящие в темноте глаза заставили меня быть осторожнее.

— Защитить…

Хоть он и стал дурачком, навыки у него явно остались. Эх, твою псину, красивого убийства с заходом за спину не получится.

Я оттянул руку и метнул нож, вкладывая силу в бросок. Серый Хранитель дёрнулся, будто что-то заметил, но тут же, задрав голову, свалился.

Бедняга ещё подрагивал, когда я склонился над ним. Чтоб тебя, я всё–таки промахнулся: целил в левый глаз, а попал в правый.

Пирусные патроны сразу же перекочевали в мой карман. Больше ничего не обнаружилось, его соратники всё забрали.

Я послушал ещё всплески псионики вокруг. Сразу два Блуждающих Пульсара прогудели с разных сторон и унеслись в чащу.

С одной стороны, это было опасно. С другой стороны, это должно охладить боевой пыл Ключевца — он их видеть не мог, только слышать. И ему тоже приходится тормозить, следуя за мной.

Тим, не будь таким наивным…

Я поднялся, прихватив магострел убитого, и поковылял дальше. Остальных Серых Хранителей я опасался не так сильно, как Вячеслава, дышащего в спину. Он наглотался «вытяжки», а значит, уже должен быть здоров, как бык.

Идти в темноте по заросшим буеракам, где каждое второе дерево растёт из-под высохшего собрата, и пробираться мимо огромных валунов, было утомительно. При этом, я ещё должен был сохранять бесшумность, и одновременно следить за магическим эфиром, чтобы самому не попасть под Блуждающий Пульсар.

Сбоку раздались выстрелы, потом вскрики. Я даже не остановился, поняв, что троица Хранителей напоролась на Вячеслава.

Да, он однозначно восстановился, раз полез в бойню. Скорее всего, ему было нужно оружие.

Стиснув зубы, я прибавил шагу, меняя направление, только если мне встречался Блуждающий Пульсар.

Двигался я к центру долины…

«Тим, не надо», — голос Эвелины иногда всплывал в голове, но, чем ближе был я к цели, тем он становился тише.

— Надо, Федя, надо, — в ответ шептал я, провожая иногда взглядом тень собаки, которая явно пыталась увести меня с маршрута.

Я сам знал, что мне надо, а что нет. Во-первых, это самый короткий путь к усыпальнице Рюревских, а во-вторых, самому даже интересно, что там за руины. А в-третьих, даже моё командование знало, что я не всегда выполняю приказы.

Как-то неожиданно я понял, что вошёл в зону отчуждения. Нет, вокруг всё так же рос густой лес — корявые деревья, увешанные мхом, в ночи казались сплошной стеной.

Но вдруг перестали гудеть Блуждающие Пульсары, которых последнюю сотню метров было так много, что я дольше стоял, чем шёл. В одном месте мне показалось, будто я в паутину попал — тонкую, едва можно почувствовать. Эта сеть была не материальной, а словно соткана из псионики.

Протянув руки, я всё-таки прошёл вперёд, натягивая эту паутину. Вот пальцы разорвали преграду, и через миг уже всё тело оказалось в мире тишины.

Резко прекратилось гудение Пульсаров. Все потоки псионики в этом месте словно оборвались и, к моему сожалению, стихия огня здесь вообще отсутствовала.

Я сделал ещё несколько шагов, раздвигая полу-иссохшие ветви, и вышел из чащи на открытое пространство. Оказывается, ещё было достаточно светло — одна из гор, окружающих долину, ещё подсвечивалась мягкой аурой закатного солнца.

Развалины впереди когда-то были огромной каменной конструкцией, от которой остался только пустырь, заваленный обломками. То ли храм, то ли ещё что, но от него осталась только арка главного входа, собранная из таких массивных блоков, что время оказалось бессильно против них.

Арка высилась среди останков своего храма, словно портал в другой мир. Мох и травка не испытывали никакого пиетета перед святым местом, и разрослись по всем руинам, наслаждаясь ласковым горным ветерком.

Деревья позади меня такой дерзости себе не позволяли, но и они тянули свои ветви к развалинам храма, и гнулись, словно кланялись.

Странное место…

Псионика, как явление, напоминает свет. Лучшие умники-физики Свободной Федерации бьются над изучением псионики, и иной раз спорят между собой так жёстко, что наши баталии с капитами покажутся детскими шалостями.

Сходятся умники в одном мнении — любая псионика имеет источник, и исходит от него волнами. Имеет течение, так сказать.

Здесь же псионика словно застыла. Но едва я делаю шаг навстречу — и тут же чувствуется могучее величие древности, я сразу впитываю живой поток ветхой магии.

Останавливаюсь — ощущение исчезает. Абсолютная тишина.

Двигаюсь — и снова давит божественная мощь.

Стоячая псионика?

Вашу же лунную мать, я с таким в жизни не встречался! Абсолютный магический штиль.

Это как если двигаться в озере, то чувствуешь течение воды вокруг тела. Остановишься — течения нет. Здесь то же самое.

Да, сюда бы наших умников, они бы охренели тут от счастья, сколько материала для исследований. Ну, или выдрали бы друг другу космы, решая, какова точная природа этого явления — является ли излучение псионики самостоятельным явлением, или оно напрямую зависит от источника?

Поморщившись, я отогнал заумные мысли. Не моя проблема, я в этом плане практик. А то буду, как сороконожка, которая вдруг решила выяснить, с какой ноги начинать первый шаг, и разучилась ходить.

Я всё же постоял некоторое время, пытаясь разобраться в своих ощущениях и привыкая к ним. Единственное, что понял — то, что практически ослеп в плане магии.