— Да, муж ты мой желанный. Твой родной мир находится рядом с этим, и то, что вы называете грязной псионикой, прорывается к вам. Это энергия раненой Незримой.
— Вот значит, почему у нас ребята с ума сходили, если злоупотребляли грязным потоком. Эти Иные, или кто они там… Легион вселялся в псиоников.
— Легион силён, но ты зря представляешь его могучим единым целым. Как ты мог заметить, в этом мире Иным хорошо научились противостоять.
— Тогда, получается, это всё-таки задумка оракулов? Стражи Душ?
Я вспомнил, что ещё не обезумевший Альберт Перовский рассказывал что-то про оракулов и Чёрную Луну. Они ловят Иных, чтобы не допустить пришествия Последнего Привратника. Тот может закрыть Пробоину, и тогда закончится век благоденствия магов.
Куда ни плюнь, всем выгодно, чтобы мир Пробоины оставался таким, какой он есть. Маги упиваются силой стихий и властью над безлунными, оракулы упиваются контролем над магами, а чернолунники, которые якобы являются безлунными, лавируют между всеми.
Войны, интриги, желания и разочарования, религия и безбожие… И так тысячи лет, изо дня в день.
Это просто мир.
И только Легион лезет изо всех щелей, пытаясь положить конец этому мирозданию.
На моей родной Земле всё ненамного проще — тихо воюют две космические державы, и между ними пытаются выжить те немногие анклавы, кто не имел счастья присоединиться к какой-то одной стороне.
Как бы мы отнеслись к кому-то, кто захотел бы уничтожить нашу Вселенную, не разбирая, где и чья сторона?
И всё же, Тим, есть разница. Если бы не порочность мира Пробоины, я бы потонул в сомнениях. Но со мной рядом сидела та, к кому я питал самые светлые чувства, и я знал, что этот мир просто сидит у неё на шее, пока она томится в кандалах.
— А ты сама знаешь, как закрыть Пробоину? — вдруг спросил я.
— Я — нет. Незримая может узнать, но на это нужна сильная воля богини, а значит, секрет скрыт очень хорошо. Как только проявится воля богини, Чёрная Луна войдёт в этот мир.
В какой «этот мир», я спрашивать не стал. Для Эвелины, наверное, нет границы между её «ментальным коконом» и реальным миром.
Ну да, смертная может кататься на своей тележке по Красногории, пытаясь что-то выяснить. Внедрилась в монастырь Избранниц, раскинула свои сети по чернолунникам, насколько смогла.
— Я не смогла пройти в Храм Первого Полнолуния ни в одном перерождении, — вздохнула Эвелина, — Да, Белые Тени, рискуя жизнью, помогают мне, хотя там лишь единицы подозревают, кто я такая.
— Белые Тени? — я со скрежетом попытался вспомнить, где это слышал, — Это те же чернолунники?
— Ну, отец Афанасий, например. И отец Филиппо… — Избранница вздохнула, — …был. На самом деле в Церкви Чёрной Луны много тех, кто чувствует, что что-то не так.
— Какая ирония. Незримая, приход которой в этот мир положил начало Церкви Чёрной Луны, не может попасть в Храм Первого Полнолуния.
— Возможно, я и не сильно стараюсь. Ведь если меня поймают чернолунники, и разузнают, кто я, то ещё одна смертная жизнь насмарку.
— А зачем Белые Тени помогают? Им ведь тоже нужен мир, такой, какой он есть.
— Не совсем. По вере Белых Теней, когда Незримая уйдёт из мира, маги исчезнут. Лунная кровь утратит силу, все станут безлунными.
— А это не нужно совершенно никому, — подытожил я, — Ну, кроме Легиона.
— Не переоценивай его. Легион хочет душу бога, но также понимает, что если не получится — то с исчезновением Незримой он лишится источника силы.
— Ты опять меня запутала.
— Сила Незримой, пока богиня не может проявить свою волю, нужна всем. Сама же Незримая не волнует никого. Ну, кроме Белых Теней, — девушка грустно улыбнулась.
Мне сразу вспомнился механический псионик, частично из-за которого я и оказался в этом мире. А что, если капитам тоже помогли настроиться на источник грязной силы? Если они его освоят, то Свободной Федерации конец!
Я задумчиво сказал:
— Но, это значит…
— Ничего это не значит, Тим!!! — в сердцах крикнула Эвелина, и её голос на миг прорвал границы бытия, унёсся божественным раскатом в небеса.
Где-то в пустыне прогремела гроза…
Но порыв прошёл, и девушка отвернулась. Ну вот, плачет, наверное.
Наверняка её задела моя мысль о родном мире, и то, что я не упускаю надежды туда вернуться. Вот же я безлунь толстокожий.
Зато этот разговор дал мне понять, насколько всё сложно. Это не просто ловушка для Незримой, тут целое колесо Сансары крутится. Богиня рождается себе спокойно из раза в раз, ходит по миру, но при этом сама не понимает, чего хочет.
То ли ей свобода нужна, то ли смерть. Ещё мечтает родить дитя, но враги вечно отлавливают Последних Привратников, боясь, что часть силы утечёт вместе с ребёнком.
И всё из-за какого-то бога, которого надо было спасти от собственной глупости, а получилось, что и не спасла, и сама теперь в полной заднице.
За Белых Теней переживает, которые рискуют своими жизнями ради неё. Вон как с отцом Филиппо получилось.
Да ещё, наверное, и за весь мир страшно. При всём его несовершенстве любое решение богини может принести огромные разрушения, а это тысячи тысяч жертв.
А теперь и за меня, наверное, боится…
До меня впервые дошло, сколько всего свалилось на Эвелину, и в груди даже разверзлась пустота от обречённости.
Да вашу псину, какая ещё пустота в груди?! А это точно я сам допёр?
— Ну, я помогла немного, — буркнула Избранница, — А то с эмоциями у тебя чуть лучше, чем у кирпича…
— В чакре, ага, — я усмехнулся, — Не надо так.
Меня отпустило, но осадочек остался. И как всё это можно чувствовать одновременно?! Не, на хрен такие переживания!
— Один раз, кстати, ещё на заре веков, Незримая перерождалась мужчиной. И это была досадная ошибка.
— Не понял.
— Она хотела использовать эту жизнь для жёстких действий, надеясь решить хотя бы одну из проблем.
— И?
— Слишком прагматичный разум. Приняв предназначение, перерождение Незримой взвесило «за и против» и просто плюнуло на всё.
Я рассмеялся, но тут где-то снова прогремела гроза. Звук мне не сильно понравился, и я застыл с открытым ртом. Послышались ещё раскаты…
Если бы я не знал Эвелину, не обратил бы внимания. Но с этой чернолунницей, вся магия которой заключалась в издевательстве над гормонами и эмоциями, ничего не бывает просто так.
Гроза-предвестница. Эти тучи на тёмном горизонте, изредка подсвечиваемые вспышками — они что-то пытались сказать.
Чувство неудобства снова возникло. Нет, я не был в панике, и мне не было страшно.
Здесь, в этой пустыне, спрятавшись в маленьком мирке Незримой, мне было очень хорошо. Возможно, часть моих чувств к Эвелине и была вызвана искусственно, но я точно чувствовал, что львиная доля принадлежит мне.
Богиня может умирать столько, сколько существует Вселенная. А это целая вечность. Прекрасная вечность.
И я готов был провести здесь вместе с Эвелиной всю… всю… Всю?
— Эвелина, — я нахмурился, — Всё в порядке?
Она промолчала, глядя, как уголёк носится по соседнему бархану, пытаясь угнаться за ворохом песка, подхваченным ветром.
А вот теперь я почуял, как жжёный пёс нежно прикусил меня за яйца.
— Эвелина, мы долго будем здесь сидеть? — я быстро встал, повесив магострел на плечо, и беспокойно посмотрел на горизонт.
Осмотрелся в одну сторону, в другую. Дюны, дюны, дюны…
— Эвелина!
— Одержимый не справился, Тим. Василий смертельно ранен.
Я сжал кулаки, чувствуя, как накатывает злость.
— Тебе надо выплеснуть гнев. Хочешь, превратишься в уголька? — чернолунница с готовностью подняла голову, — Будешь свободным нестись к этой грозе, и только ярость в крови…
— Заткнись! — я медленно вдохнул, выдохнул.
Вот же дрянь стервозная! Если богиня, то всё можно, что ли? Воля смертного для тебя пустой звук?
А ты, Тим, тоже хорош, развесил уши… Если она хотела тебя использовать, чтобы убить саму себя, почему ты думал, что она и здесь всё сама не решит?!