Кивнув коллегам, я направился к картине «Алхимик, открывающий фосфор» английского художника Джозефа Райта, которая вела в научное крыло. Вообще, части базы максимально изолированы: так, на всякий случай, как обычно у военных. И при этом надёжно защищены, в том числе и за счёт тотальной секретности. В региональных офисах работал лишь гражданский персонал вроде бухгалтеров, юристов, представителей по связи с общественностью.
Я коснулся картины и на краю зрения увидел, как индикатор Рабочей веры изменил значение с 1,1730 до 1,1076 — картина впитала 0,0654 единиц Рабочей Веры. Для обычного человека пусть не гигантское, но весьма заметное количество — не попрыгаешь на работу и обратно.
Уважаемому читателю, наверно, любопытно, что за Рабочая Вера или кратко РВ то и дело мелькает в истории, при том, что раньше о подобном даже не упоминалось. Так раньше я и не работал Критиком. А вот теперь приходится соответствовать… Даже пришлось новый наруч надевать, хотя, должен признать, он не в пример старому шикарен. Настолько, что своим функционалом заставил утихнуть даже мою нелюбовь к этому девайсу и его бесконечному контролю.
Критики, в отличие от тех же Редакторов Веры, под более плотным контролем государства, но, кроме ответственности и бессонных ночей, это даёт и некоторые привилегии: например, работников снабжают Верой для выполнения заданий. На это работает целый отдел. Немаленький, должен заметить, отдел. Я бы даже сказал огромный, который только и занимается тем, что размещает новости, статьи и прочий информационный мусор о тех или иных Критиках в разнообразных, даже сомнительных СМИ. Интернет, телевидение, радио, газеты… чуть ли не на заборах. А определённые программы следят за набором Веры и при необходимости корректируют эмоциональный фон статей, дабы Вера была максимально выгодного эмоционального окраса, или вовсе удаляют, дабы не перегрузить Критиков.
Возвращаясь к Рабочей Вере — это Вера, которую Критики получают из СМИ, эдакий фарш из множества фрагментов Мимолётной, Бытовой и Истинной Веры, привязанный не к человеку, а к организации, поэтому её не разделяют на составляющие, а усредняют — это упрощает её восприятие. Это помогает лучше её распределять между работниками. И это делает легче работу с ней — нет страха, что тебя забудет кто-то близкий или родной. Если брать соответствие, то единица РВ приблизительно равна единице Истинной Веры по силе воплощений, при этом по качеству и длительности соответствует одной Мимолётной Вере.
И пусть мощность РВ выглядит внушительно, но так принято лишь для удобства: единица — минимум, необходимый для воплощений. Мне, как стажёру, доступно порядка трёх единиц Рабочей Веры, которую я могу тратить на вылазках, и мне её восстановят средствами Критиков. Поэтому грех жаловаться.
Но имелась и в этой бочке мёда ложка дёгтя. Разбрасываться Рабочей Верой просто так не получится — восстанавливается она даже со всеми ресурсами Критиков о–о–о–очень долго. Даже мои 3 РВ при полном сжигании возвращаются примерно за полтора дня — всё же это складывается из Веры людей. И это в первый раз. В последующие разы, если они следуют друг за другом, время увеличивается. Порой в несколько раз, так что человек без Рабочей Веры или с её крохами может сидеть неделями. Что тоже неудивительно: данные, что используются для восстановления Веры, имеют свойство надоедать массовому зрителю и читателю даже с учётом сгорания Веры при использовании. Поэтому приходится экономить…
Я огляделся: всё точно так, как и описывало название картины — тёмная комната, пропахшая дымом, сыростью и едкими испарениями. За столом с ретортами в окружении книг сидит старец, что-то активно изучая в своих записях. С улицы слышан едва различимый крик, источник которого не разглядеть сквозь мутные окна. Не особо красиво, но довольно атмосферно, так и тянет пойти прогуляться. Но время не терпит. Я представил место выхода. Шаг обратно, и оказался в комнате-близняшке той, откуда ушёл, разве что компании Критиков не было. Я двинулся на выход.
— Поберегись! — отдалённый крик. Грохот. И клубы дыма где-то на периферии ознаменовали открытие гермо-двери в инженерно-техническом отделе Критиков.
Отдел небольшой, ибо занимался лишь сопровождением Критиков да мелкой починкой: всё, что масштабнее, разрабатывали специальные НИИ — мы получали самые современные прототипы. Те же наручи. Или передовые кибернетические аугментации, на которые даже я порой заглядывался, хотя и своё тело меня не подводило! Но это не мешало нашим «гениям» экспериментировать над своими проектами и доводить до ума чужие. Порой с локальными разрушениями.
Я прошёл мимо прокопчённого дымного пятна на стене с глубокой вмятиной и свернул в первый коридор справа. По правилам оборудование получал глава группы, но теперь я сам себе голова и приходилось петлять, чтобы выйти к лаборатории приставленного ко мне «техника». При этом я обдумывал доставшееся дело. Мне предстояло проникнуть в «одержимый» дом…
То, что дом одержим, становилось понятно, стоило только взглянуть на приложенное к делу голо-фото: на доме росли грибы… Нет, не мелкие и белые, что под бочком унитаза или на стволах дерева, а Грибы с большой буквы. Размером в человеческий рост, одновременно радужные и полупрозрачные. Целая делянка! И возникало ощущение, что вот-вот должны появиться гигантские курящие кальян гусеницы как в одной культовой, но от того не менее упоротой истории.
Ситуация усугублялась тем, что сунувшаяся туда ранее пара Редакторов Веры перестала выходить на связь через считаные минуты после проникновения. На месте уже развернули небольшой исследовательский лагерь — через дроны и науручи «попавших в плен» произвели разведку, поэтому я знал: в доме большая концентрация спор, имеющих выраженные наркотические свойства — отправит в счастливый мир иллюзий с пары вдохов. Знание — сила. Вот что значит работать обстоятельно и по уму! Критики!
Я чувствовал, что мне это по зубам. Не зря на мою переподготовку ушло больше полугода. Меня натаскивали физически: разными тренировками развивали не только тело, но и умение им пользоваться в боевых ситуациях — я мог сражаться врукопашную, владел холодным и огнестрельным оружием. Мог посоревноваться с олимпийцами былых дней, настолько эффективно распределил Веру по организму… хотя во время обучения я пару раз чуть не сдох.
Меня изнуряли ещё и интеллектуально. Мало того, что я, наконец, закончил свою трилогию «Несуществующий», за счёт чего усовершенствовал способности — получил ауру невосприимчивости к воплощениям Веры на радиус пары метров. Так меня ещё напичкали знаниями под завязку, порой «секретными» и «совершенно секретными». Некоторые был бы рад забыть. Теперь я являлся специалистом не только по фантастике, фэнтези и мистике, но широкого профиля.
Даже духовно на мне потоптались: духовные практики, конечно, не довели меня до просветления, но себя я уже осознавал весьма неплохо. Влезть мне в мозги было крайне проблематично, и я даже начал путь восхождения от осознанных снов в астрал.
Есть такой стереотип в книгах: Марти Сью — всемогущий, непогрешимый и неуязвимый персонаж. Так вот, я чувствовал себя таким, хоть и немного пожёванным после дела со змеем. Но я был крут, как варёные яйца, и даже круче!
Эх, мечты… Я вернулся к реальности. По данным с дронов из одержимого дома Информаторий уже попытался восстановить события, приведшие к данному инциденту, но пока что известно лишь то, что ночью перед возникновением проблемы в доме гремела вечеринка, и с неё никто так и не ушёл — всех в тот или иной момент поглотил дом.
Требовалось: выяснить, что произошло внутри и кто виноват; проблему решить — ответственных за безобразие наказать, пострадавших спасти. И для этого мне нужно кое-что специфическое.
— Хозяева, вы здесь? — позвал я, толкнув дверь в лабораторию.
Лаборатория была… уважаемый читатель, тут либо нужно давать описание на пару листов с перечислением аппаратуры, реагентов, инструментов, механизмов, деталей, чертежей и документации практически всех областей наук, часть из которых даже я, как физик, смутно представлял. Либо, как альтернатива, попытаться отделаться общим клише: лаборатория безумного учёного — по уровню хаоса и гениальности один в один.
