— Всё! Баста, карапузики, — он вернул гитару Марыле. — Открываем шампанское.
— Егор! Для чего вы так старательно выучили английский? — восхищённо поинтересовалась Ядвига.
— Ну и вопрос! А когда начнётся война с США, как американских пленных допрашивать? Девочки, давайте кружки.
Настя повернула регулятор громкости телевизора.
— Дарагие, гм-м-м, чмок-чмок…таварищчи…
Брежнев старался, только слишком уж хлюпал вставной челюстью. В 1981 году ещё не существовало продвинутых компьютерных программ, позволявших выправить аудио— и видеоряд. Выглядел партийный вождь забавно, бодрящимся пенсионером. Выслушивание его поздравлений вошло в обычай, как и Путина в Российской Федерации[8].
А ведь это его последнее поздравление, вспомнилось Егору. В ноябре начнётся «андроповщина», недолгое, но тревожное время, о нём препод по истории рассказывал в красках. Но пока ещё, в декабре восемьдесят первого, Брежнев был жив, в записи поздравлял граждан Советского Союза, а где-то у себя принимал поздравления сам.
Его слушали стоя. Бой кремлёвских курантов отсчитывали хором.
— Десять… Одиннадцать… Двенадцать! Ур-ра!! С Новым годом!!!
Алюминиевая кружка стукнулась в гранёные стаканы и керамические чашки, пузырящееся шампанское на удивление приятного вкуса скользнуло внутрь. Хорошо…
— В Мраморный зал! — объявила Настюха тоном, не терпящим возражений.
Ровно так же она могла скомандовать «всем дышать», уверенная, что приказ исполнят, поход вниз был оговорен заранее.
Выбравшись на коридор, Егор понял, насколько просчитался в опасениях, что их крики под Beatles привлекут внимание. Щас! Из других комнат доносился рёв магнитофонов, вопли нестройного пения или, в крайнем случае, громкие звуки телевизионного «Голубого огонька».
Наверняка примерно также Новый год отметила каждая компания в общежитии — в тесном кругу своих. А потом начнутся хождения по соседям и по этажам. Может, кто-то подерётся под мухой, не злобно, потом выпьют вместе и помирятся.
Если за дверью тишина, жильцы разъехались по домам. Или квасят в другой комнате. Гарантировано: никто не спал, в праздничном бедламе такое невозможно физически. Разве что набравшись до отключки.
А ведь мне нравится в СССР, говорил себе Егор. В России тоже празнуют и бухают. Но без того чувства общности. И не важно, что это — Минск, а не Россия. Руку на отсечение — в московских студенческих общежитиях сейчас творится то же самое, разгул широкой советской души.
Долго раздумывать ему не позволили. Варя и Настя подхватили с двух сторон и увлекли к лестнице, ведущей вниз.
Ядя и Марыля точно также контролировали Гриню. Он дёрнулся в сторону своей комнаты, потому что скидывался, мужики должны были ему оставить выпить. Но из цепких ручек с накрашенными коготками не вырвался.
Не зная дорогу, Егор всё равно нашёл бы её. Парочки и группы стремились в одном направлении — в полуподвальный этаж, где ему ещё не довелось побывать.
Там он обнаружил, что в Мраморном зале не стоит искать мрамор. Стены бетонные, как пол и потолок. Но не лофт, как в московских клубах. Просто здесь после окончания строительства никому и в голову не пришло что-либо облагородить. Хотя бы электричество провести. Из коридора тянулся провод к столу с бобинным магнитофоном, усилителем «Радиотехника» и двумя колонками «Радиотехника» с надписью S-90, именно S латинская, «под зарубеж». За нехитрой аппаратурой колдовал очень уверенный в себе и неподкупно-строгий пацан. Второй помогал.
Площадь «Мраморного зала» не превышала площади двух, максимум — трёх комнат общежития. Освещался он настольной лампой у звукооператора да светом, падающим из коридора, не слишком обильно, по принципу «темнота — друг молодёжи». В начале первого «зал» уже заполнился более чем наполовину, и люди продолжали прибывать.
В колонках щёлкнуло, взвыло и успокоилось. Строгий парень взял в руки серый пластиковый микрофон.
— Стая четвёртой общаги! С Новым годом!
— С Новым годом! — кричали студенты, кто-то громко свистнул, заложив пальцы в рот.
— У микрофона дискжоккей Анатолий, и я с вами сегодня до утра. Начинает наш новогодний нон-стоп-денс-марафон группа Ottawan с композицией Hands Up. Все подняли руки вверх!
Он, наверно, перепутал ленты, из колонок грянул другой хит этого дуэта — Crazy music, что никого не смутило. Студенты принялись скакать с таким энтузиазмом, словно от этого зависела их жизнь.
По мере переполнения «зала» стало тесно, что наложило отпечаток на движения. Парни и девушки топтались на месте, танцуя лишь колебаниями торса и рук, прижатых к туловищу. Всё равно было здорово!
После трёх быстрых саундов дискжоккей без дисков объявил медляк — песню Ticket to the Moon группы ELO из свежего альбома только что ушедшего года. Егор обратил внимание: ведущий совершенно не заморачивается подбором музыки с точки зрения идеологии. Сплошь — исполнители из стран «загнивающего капитализма». Слухи о жестокой зарегулированности жизни советской молодёжи оказались сильно преувеличены.
С первыми звуками песни он увидел перед собой Настю с поднятой к нему головой и призывно глядящими глазами. Выбора она ему не оставила, как и не любила оставлять другим.
Не приглашая и не спрашивая разрешения, коль так всё понятно, Егор положил ей руки на талию. Девушка тут же обвила его шею, прильнув чрезвычайно плотно, теснее, чем заставляла толкучка на танцполе.
Они качались в такт музыке. Егор невольно представил её бедро, затянутое в тонкие колготки телесного цвета, проступавшее в высоком разрезе узкой юбки при каждом шаге Настюхи. Сейчас оно прижималось к нему и тёрлось.
Упругий дружок, помнивший пальцы Марьсергевны в поезде, моментально напрягся, уткнувшись в девичью ногу. Егор попробовал чуть отодвинуться, но Настя не позволила.
— Тебе нравится?
— Спрашиваешь! Ты же сама чувствуешь левым бедром.
— Чувствую… Мне тоже приятно.
Она нежно провела пальчиками по его щеке. Не просто нежно — многообещающе. Впервые Егор, много раз слышавший довольно-таки растянутую Ticket to the Moon, подумал, что она могла бы длиться на пару минут дольше.
Когда музыка стихла, он стоял прямо около стола с аппаратурой и даже не успел разомкнуть руки, обхватившие партнёршу, как стена людей расступилась. Парень за пультом замешкался или даже специально сделал паузу, не объявив новый танец.
К ним проскользнула чрезвычайно эффектная девица в маленьком чёрном платье, высокая, длинноногая, с тонкими, правильными и выразительными чертами лица, умело подведённого косметикой. Каштановые волосы были уложены пышными спадающими волнами. Несколько портило её только выражение стервы, спрятавшееся в уголках глаз и изгибе губ.
Красотка отобрала микрофон у ведущего, повелительно махнув рукой: включи.
Настя отклеилась от Егора и стала слева, крепко ухватившись за его руку.
— Не теряешь времени, милый? — сказала фея в микрофон. — Неделю назад прилюдно поклялся мне в любви, предложил выйти замуж, и вот… Ты мужик или тряпка?
Её низкий голос окутал помещение. Наверно, унёсся по коридору, разнося егоров позор по всему общежитию.
Он отобрал микрофон.
— Я тебе не нравился, ты меня отвергла. Конечно, мог проявить настойчивость, она — города берёт, не только женские сердца, но зачем? Если тебе нужен другой парень, ищи другого. Желаю счастья в Новом году.
— Ты мне мстишь?!
Татьяна даже микрофон не забрала, крикнула в лицо.
— Зачем? Ты мне ничего плохого не сделала. Я тебе тоже. Прощай. Маэстро, музычку!
Без объявления исполнителя и названия песни грянул разухабистый Slade, с другой стороны в Егора впилась Варя. Они образовали круг, в который ввинтились Ядя и Марыля с Гриней.
— Здорово ты её отделал! — проорала Варя ему на ухо.
— Никого я не отделывал. Никого не хочу обижать.
— Меня обижаешь! С Настюхой танцевал!
— Определись, к кому ревнуешь — Тане или Насте. А на следующий медляк приглашаю тебя!