Когда силач держит в пальцах хрупкий хрустальный бокал, он может раздавить его, но тогда и посуда расколется, и в ладонь воткнутся осколки.

Любой человек может попытаться разбить кулаком соседский штакетник или проломить его головой. Но тогда переломы, ссадины и глубокие занозы гарантированы.

Любого сдерживает инстинкт самосохранения. Так же и маг — если он переусердствует в магии, то это может быть даже более чревато, чем надорвать мышцы в спортзале.

А Одержимого, оказавшегося в чужом теле, ничто не сдерживает. Он сжигает его, как сухое полено — зато горячо, ярко, и видно за тысячи параллельных миров, что привлекает ещё такие же души Легиона.

Одержимому совершенно наплевать, что тело потом нельзя будет восстановить. Он упивается силой в настоящем моменте, он питается ей, как паразит.

Вот только даже паразит заинтересован в том, чтобы сохранить носителя, иначе сам умрёт. Легион же после смерти одного тела, прихватив с собой ещё одну слабую душу, будет искать другое.

Поэтому сражаться с Одержимым было тяжело. И особенно в лазарете, полном пациентов и персонала — Одержимого-то ничего не сдерживает, а вот гвардия за каждую жертву от своей магии или пули будет отчитываться.

Кстати, получалось, что чернолунники, заперев в своих горах Святого Диофана толпу зомби из слабых душой магов и послушников, делали хорошее дело. Собрали тысячи душ Легиона в одном месте, напичкали наркотиком, и поставили на полезную службу — охранять подходы к Святым Землям.

Интересно, как они догадались, что «порошок счастья» может так ослаблять Одержимых? В Межедаре подсмотрели?

Может, этот Межедар с их Трухлявым Даром, где куча помойников лазила в канал за наркотиком, это большой эксперимент?

Ну вот, а долбанный Иной в компании с инкарнацией чокнутой богини и священника-еретика весь эксперимент похерил…

Всё это я успел подумать, пока поднимался по лестнице, забаррикадированной всяким хламом. Кто-то специально вытолкнул сюда шкафы, стулья, столы… Можно подумать, это остановило бы Одержимого.

— Да вашу псину! — выругался я, провалившись через дверцу в какой-то шкафчик и чуть не выронив старика.

В ногу впились острые осколки, и, постанывая от боли, я вывалился на второй этаж спиной, пытаясь стряхнуть с ноги мебельный капкан.

— Стой! Не двигайся!!! — истеричный голос заставил меня замереть и уставиться в потолок.

— Не то стреляем!!!

— Подними руки!!!

Правда, поднять руки я как раз-таки не мог, потому что медленно и аккуратно положил рядом старика.

— У него магистр Лексий!

— Свои, — рявкнул я и закашлялся. Надышался всё-таки дымом.

Здесь, на втором этаже, был широкий коридор, и чуть в отдалении за ещё одной баррикадой я разглядел бледные лица. Здесь был настоящий винегрет — и целители, и их пациенты в пижамах. Некоторые держали в руках магострелы.

Я всё же поднял руки:

— Фёдор Громов я… Лавинная Когорта!

Из-за баррикад осторожно вышли пара парней, за ними потянулся гвардеец с магострелом. Они приближались с опаской, хотя с большим страхом смотрели на лестничный проём, чем на меня.

А оттуда до сих пор раздавались выстрелы и крики.

Добравшись до охающего старика, герои подхватили его на плечи, и потом быстро поскакали обратно. При этом закричали:

— Давай, Фёдор, к нам!

Я устало протёр лицо. Вот на хрен, спасибо, как бы я не догадался. А помочь нельзя было?

Из лестничного проёма вдруг потянуло жаром, и я, задницей чувствуя приближение жжёного пса, крутанулся вбок. Мне удалось сгруппироваться и отпрыгнуть ещё дальше, но в спину всё равно ударило раскалённой волной — как я и говорил, Одержимый снёс все баррикады на лестнице за раз.

Странно, что гвардия так с ним и не справилась…

Когда я перепрыгнул за укрытие к бравым больничным ополченцам, мой удивлённый взгляд встретился с глазами Влада Истомина. За его спиной, скромно улыбаясь, мне помахал Василий.

— Какого хрена?! — вырвалось у меня, — Вы почему не вышли-то?

Влад даже удивился, не ожидая такого напора от зелёного земляша-гвардейца. Видимо, мой тон всё-таки продавил его невозмутимость, и телохранитель ответил:

— Кто-то замуровал запасной выход.

— А окна?

— Во-первых, на окнах уже защитная магия, а во-вторых, я не могу подвергать здоровье насле… — Влад чертыхнулся, поняв, что чуть не сболтнул лишнего, — Да твою луну, рядовой, ты с кем разговариваешь?!

— Полегче, Влад, — Василий усмехнулся, — Это мой друг.

Он протянул мне руку, я перехватил ладонь, встречаясь взглядом. Ну всё, спасибо этому дому, пойдём к родному.

Видимо, возвращение в тело Василия чуть-чуть прибавило мне мозгов, и всё сразу встало на место. Даже капитскому дегенерату должно быть понятно, почему гвардейцы так и не застрелили Одержимого, и почему оказались закрыты запасные выходы.

Если бы наследника случайно убил Одержимый, то это просто подарок судьбы всем заговорщикам. И госпиталь заодно сгорел дотла, чтобы совсем следов не нашлось, если кто-то оказался бы замешан.

За спиной Фёдора, растерянно смотрящего на меня, виднеется баррикада, а за ней в коридоре расцветает огромная огненная роза, заполняя всё пространство. Ополченцы в больничных пижамах стреляют в приближающуюся стену пламени, но это бесполезно.

Сейчас мы все погибнем…

А вообще, кажется, дело даже не в моей царской крови. Если здесь замешаны души Легиона, которые давно приручили чернолунники, то, вполне возможно, сейчас они пытаются убрать Последнего Привратника.

Фёдора сносит вбок, и передо мной появляется спина Влада. Он поднимает руки, пытаясь остановить волну огня. Рядом ещё встают пациенты-маги, хотят помочь…

Огненная стена дрогнула лишь на миг, потом снова двинулась. Воспоминание об охранной магии усыпальницы Рюревских кольнуло меня фантомной болью — я там, кажется, два раза заживо сгорел.

— Слишком сильный! — кричит Истомин, — Я не понимаю!

Зато я понимаю. Та баночка, прилетевшая в окно? Уж не с таблетками ли «пириума»?

Ладно, поигрались, и хватит. Теперь я делаю шаг вперёд, отталкивая телохранителя в сторону…

Тот попытался сбить меня с ног, отрабатывая обычный приём по защите своего принципала, но только мой короткий тычок в шею отправляет Влада в недолгий обморок.

— Магострелы наизготовку! — успел я крикнуть Фёдору и поднял руки.

Только не подведи, здоровяк.

— Недолунки, заряжай, целься!!! — заорал Громов.

— Да куда… — хотел было сказать кто-то, но Фёдор отвесил ему смачную затрещину:

— Целься!!!

О, да, это моя стихия…

Стена огня, которая была уже в паре метров, дрогнула, прогибаясь под моим напором. Сразу возникло ощущение натянутой пружины, и я понял, что у меня всего несколько секунд — я не смогу удержать, ведь Одержимый практически сжёг своё тело, выдохнув всю силу в последнее заклинание.

И да, в этой стене жара чувствовалось первобытное дыхание практически чистого пируса. Словно Вертун перед нами раскрылся.

Огонь снова начал движение, но я резко развёл руками, уже не пытаясь продавить чужую магию. Мне нужен всего лишь небольшой просвет.

В небольшом окошке открылась фигура Одержимого, его хищный оскал светился не меньше вызванного им пламени… Грохнули выстрелы, сразу несколько пирусных пуль устремились в силуэт.

Одержимый попытался изменить траектории, но тут он не на того напал. Всю свою волю я вклинил в эти летящие кусочки заговорённого пируса, и чуть не надорвал мозг, сражаясь с волей тысячи душ Легиона…

Силуэт дёрнулся, подкошенный несколькими попаданиями, и огненный протуберанец сразу же свернулся, оставив только дымящиеся края на баррикаде и языки пламени на стенах.

— Ух, Вася, это было круто, — Фёдор показал большой палец, а потом испуганно переспросил, — Вася?!

Я улыбнулся в ответ перед тем, как свалиться в обморок. За один день так надорвать чакры — это всё-таки надо умудриться…