Дворец спорта он не смог бы с чем-то спутать из-за изобилия плакатов, радужно приветствующих участников грядущих соревнований. Правда, в предновогодний день и в такой час никто там не торопился укреплять тело и дух. К девяти утра молочно-белый тусклый свет разогнал сумерки. Егор, малость закоченевший, увидел чёрную «Волгу», тормознувшую у тротуара напротив храма спорта, передняя правая дверь распахнулась. Так как вокруг больше не наблюдалось ни души, он сделал логический вывод — это за ним.
Он сел в машину и захлопнул дверь. Водитель, мужчина с незапоминающимся лицом среднего возраста, немедленно воткнул передачу. «Волга», по крутизне соответствующая примерно «Лексусу» 2020-х годов, понеслась от центра, разбрызгивая грязный снег с камушками, барабанившими по днищу. Егор с интересом глянул на спидометр, но толком не смог понять его показания — стрелка шаталась как пьяная. Машина шла не быстро, но шумела громко.
— Здравствуй, Егор. Ещё раз спрашиваю: почему не доложился по возвращении в Минск.
— Сказал уже по телефону: понятия не имею, кому и зачем должен докладываться. Куда мы едем?
— Никуда. Сейчас приторможу, и поговорим по душам.
Он действительно припарковал «Волгу». Слева сзади остался какой-то завод, справа — лесопарк. Вокруг простиралось поле. Машины проезжали мимо очень редко — в последний день года у минчан нашлись более неотложные дела, чем кататься в конец проспекта Машерова.
Выключив зажигание, водитель повернулся к Егору.
— Дурку решил дурить? Или соскочить? Не выйдет.
— Почему?
— Даже так… Ладно.
Он протянул руку на заднее сиденье и взял кожаную папку. Из неё извлёк лист розоватого цвета, напоминавший какой-то документ, выполненный на копировальном аппарате незнакомого Егору типа.
Тот прочёл, чувствуя холодок уже не только в ногах, не отогревшихся после стояния у Дворца спорта, но и расползающийся глубоко внутри.
«Начальнику 3 отдела 5 управления УКБ по Минску и Минской области тов. Шехонцову Ю.А. студента 2-го курса юридического факультета БГУ Евстигнеева Е.Е., прож. по адресу: Минск, проспект Машерова, 11, общежитие БГУ № 4. Заявление. Прошу зачислить меня нештатным сотрудником КГБ СССР. Обязуюсь: строго хранить служебную тайну, не разглашать факт моего сотрудничества с КГБ СССР, сообщать о любых ставших мне известными сведениях…»
Сверху стоял штемпель: «Присвоен агентурный псевдоним ___», на месте нижнего подчёркивания рукой вписано: «Вундеркинд».
— Я мог прихватить ещё копии твоих сообщений о результатах наблюдения за студентами и преподавателями, а также копию приказа по управлению о поощрении тебя за бдительность. Копировальный сломался. Но, думаю, хватит.
— Хватит для чего?
— Чтобы ты понимал, если вдруг решил включить задний ход: это — дорога с односторонним движением. Обратного пути нет и не будет, ты — наш до гробовой доски!
Егор глубоко вздохнул и представил на этом сиденье себя прежнего, запуганного пацана из Гомельской области, готового стучать на сокурсников ради КГБшной крыши, робеющего, хоть и способного сломать шею гебисту одним отработанным движением рук. Сейчас он вдруг почувствовал себя лет на десять старше сверстников из общаги. Жизнь в двухтысячных развивает больший кругозор. И учит, где отличать блеф от реального наезда. Самоуверенный чиновник не тянул даже на маминого дядю Володю.
— Если решил включить задний ход… Или что? Что вы сделаете?
Мужчина явно не ожидал подобного поворота.
— Ты думаешь, студенты и преподаватели вокруг тебя спокойно отнесутся, узнав об этом, — он потряс розовой копией заявления. — А также о твоих сообщениях нам?
— Я думаю, что вы не пришлёте копию этой писульки в деканат. Меня и так там держат за стукача — за доносы в комитет комсомола. А тут — сюрприз! Капитан из пятого управления КГБ публично раскрывает методы вербовки агентуры среди студентов.
— Я майор… — несколько растерянно промямлил тот.
— Ну, точно перестанете им быть. А то и посадят за разглашение тайны.
Майор успел врубиться в поворот ситуации.
— У нас имеются тысячи более тонких методов.
— Из которых на 100 % сработает только один — ликвидация меня. Так будем продолжать разговор? Или заканчивать?
— Парень, да что с тобой?! — в голосе гэбиста первый раз прорезались сравнительно человеческие нотки. — Всегда же было нормально. Договаривались: отработай распределение в ментах, женись, вступи в КПСС. И переведёшься к нам, мы поддержим. Что случилось? После Москвы ты — словно не ты.
— Вы правы. Москва меняет людей, — понимая, что приходится отступать на самую заднюю и последнюю линию обороны, но нет другого выхода, он добавил: — Один перец с журфака, из нашей комсомольской группы, пошустрил по вагону, принёс всякого… В общем, я проснулся наутро с провалами в памяти. Общежитие и вуз помню. Вас — первый раз вижу и слышу.
— Там что, самодельное бухло было? Метиловый спирт?!
— Понятия не имею. Москва тоже помнится кусками. Вот я в гастрономе на Горького, там очередь за колбасой на весь зал, вот уже в вагоне пьём пиво… Да, с пива начали. Жигулёвского. Потом — чернота ночи. И здравствуй, Минск. Нахрена мне Минск? Ах да, я же здесь живу и учусь. Не смотрите на меня как на явление Христа народу. Я же догадываюсь, вас вздрюкнут по самые гланды за непонятки с агентурой.
— «Непонятки»… Слова у тебя какие-то чудные. Ты часом, как в «Джентльменах удачи», с полки головой не падал?
— Не помню. Не буду врать. Шишка на голове появилась, и голова болела, кружилась — точно. Но с полки или не с полки… Это имеет значение?
Гэбист в растерянности потёр лоб.
— Ты же спортсмен! Как ты мог нажраться неведомо чего? Тем более — трезвенник.
— Да, мне говорили, что я, оказывается, спортсмен. В шкафу нашёл кимоно и чёрный пояс. Думал — чьи, интересно, они?
Гэбист завел мотор и газанул так, что «Волга» едва не пошла юзом.
— Едем на «Динамо». Отдам тебя на поруки тренеру. Он — мужик толковый. Мозги вправит. Поможет вспомнить. Остальное само всплывёт, амнезия — не навсегда… Эй, парень!
— Чо?
— Через плечо. Я к тому, что ты… ну, ты, в общем, извини, что я резко в начале. Не знал. Ты лечись, приходи в себя. Потом поговорим о будущем.
— О каком будущем? — спросил Егор, увидев приближающееся здание общежития. Из автомобиля КГБ оно выглядело безопасным и уютным убежищем. Иллюзия, конечно.
— Куда идёшь на практику, вспомнил?
— Не-а. Но в направлении указано — УВД Мингорисполкома.
— Правильно. Следственный отдел УВД. Вопрос под контролем. Тебя отправят в Первомайский РОВД. Пока ты в Москве ужирался какой-то отравой, на улице Калиновского произошёл теракт. Ты, конечно, не в курсе.
— Не в курсе? Вы серьёзно? Весь Минск гудит. Даже от бабок в очереди слышал про горы трупов. Хорошо, что у меня алиби.
— Ага. Шутить не разучился. Хотя раньше не был особо юморной. Нет, трупов всего четыре. Объявили, что взрыв бытовой. Кто организовал — нет правдоподобной версии. Заниматься должна была наша контрразведка, но с самого верха спущен приказ — задействовать всех в Белоруссии. В том числе всех, состоящих на связи нештатных. Даже с Первомайским райотделом милиции взаимодействуем, — он не сказал «от безысходности», но было очевидно. — Ты у нас единственный подходящий, кого можно оперативно внедрить к первомайцам. — Сам подумай. Коль официального уголовного дела милицейской подведомственности нет, они особо и шевелиться не станут. Знаешь поговорку: нет тела — нет дела. Тут наоборот: нет дела — кому надо искать тело?
К концу его спича машина уже подрулила к спорткомплексу «Динамо», единому для двух заклятых друзей — милиции и КГБ.
— Просто стучать, что менты не шевелятся?
— Просто делать всё для раскрытия преступления. Но согласовывая с нами каждый шаг. Врубись, наконец: если взрывника не поймаем, он не остановится! А в Минске начато строительство метро. Представь, сколько там народу может пострадать! Давай так. Забудь обо всех моих угрозах и упрёках. Помоги своей стране и людям. Это просьба, а не приказ. Ты же белорус, как и я? Внук партизана? Вот и ладушки. Идём!
